Вайда сошел с трибуны, протолкался к мальчику и, властно протянув к нему руки, поднял в воздух. Словно драгоценную ношу, донес до постамента.
Толпа притихла. Вайда высоко поднял ребенка над головой:
— Смотрите, поляки, на этого мальчика! — Голос его, усиленный множеством мощных динамиков, походил на громыхание грома. — У его родителей — работящие руки, умные головы, огромное желание сделать свою жизнь счастливой. И что же мешает этой семье жить? У каждого народа есть своя национальная идея. У нас она тоже есть. Это идея великой, подлинно независимой и процветающей Польши. Но наше правительство не способно ее выразить! — Вайда поставил мальчика на трибуну и яростно рассек воздух рукой. — Оно — вяло, безвольно, апатично. И не видит народа!
Толпа отозвалась глухим гулом. «А теперь, — лихорадочно думал Вайда, — пришла пора бросить им главное!»
— Все, что нужно полякам, чтобы жить счастливо — это патриотическое правительство, понимающее свой народ и уважающее его. То, которому вы сможете доверять! Да здравствует правительство народного доверия!
В ту же секунду активисты националистической партии, рассыпавшиеся по площади, принялись дружно скандировать:
— Долой правительство! Да здравствует патриотическое правительство народного доверия! Да здравствует националистическая партия!
Люди, собравшиеся на площади, практически не представляли, чего же они хотят. Они были просто раздражены или озлоблены жизнью. Их недовольство выражалось довольно туманно. Теперь же им объяснили, кто конкретно виноват в их бедах, и подсказали выход из кризиса. Вайда ощущал, как лозунги, скандируемые его сторонниками, постепенно подхватываются всеми остальными.
— Да здравствует правительство Ежи Вайды! Вайда, веди нас! — стали выкрикивать заключительные слова составленного накануне сценария сторонники лидера националистической партии. Разгоряченные люди охотно подхватили их. Через несколько минут от крика: «Вайда, Вайда, Вайда!» стало закладывать уши.
Звука выстрела никто не услышал. Пуля калибра 7,62 пробила навылет правое плечо Вайды. «Это — конец», — успел подумать он, прежде чем рухнуть на помост трибуны.
Англия (Лондон)
Томас Честер оказался неподалеку от входа в свой магазин в тот момент, когда в него вошел Лех Мазовецкий в своей ярко-синей куртке из джинсовой ткани.
Честер бросился к нему:
— Я смотрю, вам понравилась покупка, мистер… мистер?..
— О’Брайен.
— Да-да, мистер О’Брайен. Могу ли я чем-нибудь помочь на этот раз?
— В прошлый раз я сглупил. Мне следовало бы купить джинсовый костюм, — улыбнулся Лех. — Так что сегодня мне надо подобрать брюки в тон куртке.
— Пожалуйста, пожалуйста, — взмахнул рукой Честер.
Он работал агентом польской разведки в Лондоне вот уже пятнадцать лет. Сын англичанки Оливии Честер и офицера связи польского правительства в изгнании Казимира Косьцинского был завербован еще резидентурой Польской Народной Республики. Вместе с ее движимым и недвижимым имуществом и картотекой он перешел в собственность внешней разведки Демократической республики Польша.
— Мне нужно двести тысяч фунтов, — без обиняков приступил к делу Лех.
Томас Честер закусил губу. Полковник Витас Стягны, значившийся в официальных справочниках «собственным корреспондентом независимой польской ежедневной газеты „Жолнеж Солидарности“» в Лондоне, приказал ему оказывать «ирландцу» всяческую помощь и поддержку. Но величина суммы смутила его.
— Мне нужно запросить руководство, — поколебавшись, ответил он.
— Двести тысяч фунтов. Я жду.
Честер воровато оглянулся. Он уже тридцать лет работал на Польшу и мог десятки раз попасться в лапы британской контрразведки. Если этого до сих пор не произошло, то лишь потому, что, несмотря на вздорный характер, Честер был крайне осторожен и осмотрителен. «Из-за этого мерзавца я рискую своей шкурой, — с ненавистью покосился на Леха Томас. — Наш разговор так легко подслушать! Стоит кому-нибудь сообщить в полицию, и ребята из „Бритиш Каунтер-интеллидженс“ будут здесь через три минуты!»
— Приходите завтра. В то же самое время…
Не сумев закончить фразу, Честер захрипел. Вцепившись ему в горло своими сильными пальцами, Лех с наслаждением душил его. Лишь когда в уголках рта Томаса показалась белая пена, Мазовецкий немного ослабил хватку.
Шатаясь, Честер направился в свой кабинет. «Хорошеньких людей подсылает ко мне полковник Стягны!» — подумал он и через минуту вернулся с чеком на предъявителя. Лех скользнул по нему глазами: лондонское отделение «Бэнк оф Америка». Солидный банк! Там не будут задавать лишних вопросов.
С презрением покосившись на Честера, Лех выхватил у него из рук чек и был таков.
* * *
— Я хотел бы присутствовать на твоем последнем выступлении.
Руки Веры, взбивавшей и расчесывавшей золотистые кудри, на мгновение застыли.
— Не надо. Я буду волноваться.
— Как знаешь… — Лоуренс Аттенборо стряхнул пепел в массивную хрустальную пепельницу. — Тогда я вообще не понимаю, зачем это тебе надо. Все равно через неделю ты станешь герцогиней Аттенборо.
— Я отдала цирку несколько лет жизни. Хочется закончить карьеру с гордо поднятой головой.
Вера посмотрела на себя в зеркало. Овал лица в обрамлении непокорных золотистых кудрей был восхитителен. Впечатление портили лишь глаза. Десять дней назад в них прочно поселилась тревога. «Надо сказать Лоуренсу. Но не сейчас, а то он не пустит меня в цирк…» — подумала Вера.
* * *
Эрик Мюллер и лорд Каррингтон потратили более часа на то, чтобы проложить маршрут движения машины канцлера Германии от германского посольства до Даунинг-стрит, 10 и обратно. Когда они утвердили окончательный вариант, намеченная трасса была срочно оцеплена полицейскими и агентами германской и британской служб безопасности. Несколько машин, оснащенных специальными высокочувствительными приборами, медленно проехались по ней. Никаких бомб, мин, пакетов со взрывчаткой обнаружено не было.
После этого было дано «добро» на проезд. Из ворот германского посольства на улицу выскочили два «БМВ», набитых агентами, у каждого из которых в руках был либо автомат, либо пулемет. Не мешкая, следом за ними выкатился «ягуар» Интеллидженс сервис. Только после этого на улицу выпустили бронированный «мерседес» Фишера. Следом за ним, словно приклеенные, мчались еще два «БМВ».
Средняя скорость движения кортежа автомобилей достигала сто двадцати километров в час. Шоферы слегка притормаживали лишь на особенно крутых поворотах. Мюллер и Каррингтон были солидарны: чем выше скорость движения, тем меньше вероятность успешного террористического акта.
Когда до резиденции британского премьер-министра оставалось не более трех километров, по всем машинам разнеслось предупреждение: «Внимание! На улицах много людей!»
Полицейские в черных касках с трудом сдерживали тысячи людей с германскими флажками, портретами и фотографиями Фишера в руках, которые теснились по краям тротуаров.
Заметив их, сидевший вместе с канцлером на заднем сиденье «мерседеса» Уве Хофмайер довольно улыбнулся. Эти манифестации добрых чувств были целиком и полностью делом его рук. Подготовка обошлась германской казне в кругленькую сумму: пришлось устраивать бесплатные банкеты, снимать крупнейшие кинозалы Лондона для показа лучших германских фильмов, делать миллионные заказы на изготовление флажков и портретов канцлера. Наибольших же затрат потребовало проведение бесплатных «дегустаций» лучших сортов немецкого пива, поскольку лондонцы, ухватившись за такую возможность, исправно тянули кружку за кружкой. «Но, — с удовлетворением думал министр иностранных дел, косясь на ряды приветствующих кортеж лондонцев, — победителей не судят…»
В тот момент, когда автомобиль канцлера слегка притормозил, сворачивая на Нью-Оксфорд-стрит, в ветровое стекло «мерседеса» полетела граната.
Молодого худого брюнета, метнувшего ее, одновременно заметили агенты, размещавшиеся в «ягуаре» и в том «БМВ», что следовал за автомобилем Гельмута Фишера. Они одновременно опустили стекла, просунули в окна дула пистолетов, автоматов и пулеметов и нажали на спусковые крючки.
Граната разорвалась на капоте канцлерского автомобиля. Пространство в радиусе ста пятидесяти метров наполнилось гудящими осколками.
* * *
Лех сидел в номере отеля перед телевизором и довольно потирал руки.
Порция крэка, которой оказалось достаточно, чтобы заставить молодого испанского наркомана, пробавлявшегося в Лондоне случайными заработками кинуть гранату в автомобиль канцлера, обошлась Леху в сорок фунтов. Он мысленно вычел эти сорок из двухсот тысяч. Потом прибавил к получившейся цифре те деньги, которые остались у него после оплаты работ по переоборудованию телевизора «Сони» в портативную ракетную установку и размещения ее в парламентском офисе Лоуренса Аттенборо. «Нам в Польше много денег не потребуется, — решил Лех. — Лучше положить большую часть в банк под высокие проценты. Лет через пять мы станем по-настоящему богатыми людьми!»
