– Что мы делали сегодня днём?
– Я не могу сказать, он тут где-то рядом.
– Ну тогда извини.
– Погоди, Леонид! В подполе мы были, шарахнуло нас с тобой. У меня на руке след остался. Да я за этим и пришёл! Открой!
Я задумался. Дед так убедительно уговаривал, что я уже почти поверил, что это он. Он ли? Дед под дверью уже чуть не выл:
– Да открой ты уже! Рука горит, не могу! Ну курева ты мне сегодня привёз, что ещё тебе сказать, чтобы ты поверил?
Я рискнул. Взяв в руки топор, я одним рывком распахнул входную дверь, и отскочил в сторону. В сени ввалился дед, но тут же подскочил на ноги, как резиновый мячик, и захлопнул дверь, задвинув оба засова, а после сел на лавку, что стояла тут же, и привалился спиной к стене.
– Ух, погоди, отдышусь, – еле выговорил дед, – Спасибо, что открыл. Не надеялся я особо-то.
– Что ж ты по ночам-то бегаешь, дед Матвей? – спросил я, всё ещё недоверчиво косясь в его сторону, и не выпуская из рук топора.
– Мочи нет терпеть, – ответил дед, – Вот, гляди.
Он протянул мне свою руку и я увидел нечто необъяснимое, круг на его ладони светился призрачным, бледным, зеленоватым светом.
– Что это? – воззрился я на деда.
– Лесной приходил, стучал ко мне, просил открыть, сказал, что время пришло.
– Да какое время-то? И при чём тут ты?
Дед молчал.
– Так, дед Матвей, ты или выкладывай мне всё, что знаешь или уходи! Ты ведь что-то недоговариваешь, верно? Ну?
Дед вздохнул:
– Недоговариваю, всё так. Знаю я, что ищет ночной гость. Та стена в твоём подполе, непростая она. Проход это.
– Какой ещё проход?
– Не знаю. Честно, сам не знаю. В какой-то другой мир, другое измерение, я не знаю что это. Но там, за стеной не земля. Точнее земля, но не всегда. Наступает время, когда сглаживается грань, и ты можешь пройти сквозь эту стену, как если бы её вовсе не было. И если ты пройдёшь туда, то окажешься в таком месте, которое и описать-то сложно. И похож тот мир на наш и не похож.
– А ты откуда знаешь, дед?
– Был я там.
В комнате повисла тишина. Я обдумывал услышанное и, честно говоря, уже подумывал, не хлебнул ли дед часом после моего ухода ещё из заветной бутылочки.
– Не веришь? – спросил дед Матвей, – Я бы тоже не поверил. Нас вообще иначе воспитывали, в духе коммунизма. Какие ещё духи, какие миры, какие пришельцы? Это уж потом, когда годами стал старше да ума набрался, понял, что дедовы сказки вовсе и не сказки, а мудрость вековая. Многое тогда переосмыслил…
– Получается этот лесной товарищ оттуда?
– Да. Когда мы поженились с Верочкой моей, строиться начали, дом Егоровны уже стоял. Жена моя, Верочка, сдружилась с ней по каким-то своим женским интересам, стала часто захаживать к ней в гости. А однажды пропала.
– Как пропала?
– А вот так. Просто ушла, и не вернулась. Я жду-пожду, смеркаться стало. Уже и ставни закрывать пора, а её всё нет. Тогда мы тоже ставни-то закрывали, только старики наши, зная наш настрой, нам просто объясняли, мол, воздух местный по ночам нехорош. Испаренье какое-то там с болот идёт. Вот и вредно им дышать. Мы верили. Да и привычка уж была, с детства так велось. Это уж потом поняли, что всё наоборот – про болота это выдумка, а то, что мы за сказку считали – правда.
– Что же с женой твоей случилось? Этот её уволок в лес?
– Нет. Егоровна.
– Егоровна?!
– Да.
– Почему же ты не обратился в милицию? Она что, убила её?!
– Какая милиция поверила бы в такой бред? Меня бы закрыли в психушку и всё. Дело с концом. А так, у меня была надежда рано или поздно вернуть мою Верочку, помочь ей. Её без вести пропавшей объявили. Мол ушла по грибы и не вернулась домой-то. Искали да не нашли. Ещё бы, где её было найти.
– А где же она была?
– Егоровна её на ту сторону перевела. Как откуп за лесного. А тот здесь остался. И проход тот закрыла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я молча смотрел на деда и ничего не отвечал. Слышно было, как в избе тикают ходики, да светился во тьме неведомый круг на дедовой ладони.
Старые ходики пробили полночь. Мы всё так же сидели с дедом друг напротив друга и молчали. Я пытался переварить услышанное, дед тоже думал о чём-то своём, закурив папироску.
– Слушай, дед Матвей, – сказал наконец я, – Я вот не пойму, как ты узнал, что это Егоровна виновата в исчезновении твоей Верочки, и как ты сам-то побывал на той стороне?
Дед затянулся, выдохнул дым и глядя куда-то на старый сервант, не спеша начал рассказ.
– Верочка… Когда она в тот вечер не вернулась домой, я конечно же, в первую очередь побежал к Егоровне, думал засиделись бабы, заговорились. Я тогда-то ещё и не ведал, что Егоровна баба непростая. Даже радовался, мол, супружнице моей мудрая подруга будет, а не ровесницы-хохотушки, эта и подскажет чего и поможет, она ведь постарше нас была, Егоровна-то.
Ну, и пришёл я к ней. А она мне отвечает:
– Ушла твоя Верочка уж с пол часа назад.
– Как ушла? – говорю я, – Куда она могла уйти, если до дома не дошла?
– А этого, – отвечает, – Не знаю. Только тут её нетути.
Я опять к нам во двор пошёл, может, думаю, к скотине на ночь зашла проведать, курицам вон зерна подкинуть, аль воды подлить корове. Всё обошёл, нет её нигде. До бани сходил в дальнем углу огорода – нет. По саду прошёлся, покричал, позвал Верочку. Тишина в ответ. Я снова к Егоровне, а та одно твердит, ушла и всё, знать ничего не знаю. А куда ей пропасть-то, коль живём мы через два дома? Искать мы пошли с односельчанами Верочку, да так и не нашли нигде. На другой день в милицию я поехал в город. Они с собаками приезжали, да тоже даже зацепки никакой не обнаружили.
Поначалу я и сам верил в то, что Верочка пропала в лесу или утонула, всё плакал, что снасильничал её кто, она ведь знаешь какая была красавица, не то что я, крокодил заморской… А после и узнал, что всё это дело рук Егоровны. Чуть было не порешил я её тогда, но вовремя опомнился, что без неё и вовсе не будет шанса жену вызволить, и стерпел. Только ради Верочки стерпел. А оно вон как, всё равно ничего не вышло. Так и прожил я всю жизнь один, никого не сумел я полюбить после неё.
– А как ты узнал, дед Матвей, где Верочка?
– А пришёл я однажды к Егоровне, уж не помню, что мне надо было, то ли за спичками, то ли что, вечерело уж. Она одна была. Муж её ведь рано помер-то. Сына она одна воспитывала, да тот уж тогда в городе учился. Захожу я во двор, нет Егоровны, в сенцы постучал – тишина, в избу вошёл – тоже тихо. И вдруг слышу голоса. Глухо так. Словно из-под земли. Прислушался и слышу, это ж Егоровна и Верочка моя! Я рванулся было, а потом остановился, решил послушать, что они говорят.
Тут-то и понял я, кто всё это устроил. Верочка моя чуть не плачет:
– Отпусти ты меня домой, я никому не расскажу ничего!
А Егоровна зло так в ответ ей шипит:
– Нельзя тебе сюда. Ты что думаешь, тут так просто можно шастать с той стороны на эту, да обратно? Ты мне как залог. Тут равновесие быть должно, а мне помощник очень нужен, он ведь непростой, много чего умеет, ведает. Так что иди, девка, обратно и не ходи больше к проходу, дорогу сюда забудь!
– Ах ты, – думаю я, – Ведьма старая, всё это время мою жену в подполе значит держала? Ну, берегись, сейчас я тебе устрою!
Откинул я одним рывком крышку подпола, спрыгнул вниз, а там…
– Что? – спросил я в нетерпении.
– А там Егоровна стоит у дальней стены, той самой, на которой символы-то, а напротив неё, прямо из стены, по пояс Верочка моя ненаглядная! Как прыгнул я на Егоровну, всё у меня тогда в голове помутилось, ничего не соображал. А Егоровна забормотала что-то, меня и ослабило всего, руки-ноги, как ватные сделались. Обмяк я и на пол опустился.
