вместо легавых – врачи, напоминающие ангелов, прилетевших с фармацевтических заводов. Эджил помнил, как превращался в какую-то мохнатую тварь, и периодически с омерзением оглядывал себя.
А еще в голове то и дело возникал фантомный хруст.
Именно с хрустом другие зубы Эджила забрали жизнь верного и бесстрашного Тора.
– Господи, господи! – Эджил сел на лежак и вскочил, не находя себе места. – Я не хотел этого!
Он ощутил острую потребность завыть. По телу капитана «Кунны» пробежала мерзкая рябь, будто налетел ветер, принесший колючие песчинки. Зрение накрыл красный спектр, от которого зеленые стены камеры обрели коричневый цвет застарелых струпьев.
– Сульвай! Сульвай! – заорал Эджил. И его будто обухом ударило: он только что позвал женщину, которую может запросто прикончить, если всё повторится, как прошлой ночью. – Всё в порядке! Всё окей! Не переживай! Думал, слив забился! Отбой!
Эджил зажмурился, чтобы избавиться от тошнотворного цвета перед глазами, и понял, что так только хуже. Едва его веки сомкнулись, как перед мысленным взором возникли дьявольские огни, что полыхали в черепе той чудовищной волчицы.
Она призывала его, вытягивала дремавшего в нём зверя.
Сжав и разжав кулаки, Эджил принялся с лихорадочной скоростью раздеваться. В угол камеры полетели рубашка, джинсы и ботинки с торчащими в них носками. Оглядев себя, Эджил захрипел от страха: его тело, настоящий северный образец мужественности, ломалось и трансформировалось. Боль заставляла рычать и скулить.
Воспоминания о ночи внезапно стали яркими и красочными.
Но видел их уже огромный светло-белый волк.
Оборотень закрутился, ища выход из человеческой ловушки. Из глотки потек звук, готовый обернуться тоскливым воем, и он подавил его. Оттолкнувшись от стены, волк ударился о решетку. Громыхнуло, но сталь выдержала. Оплакивая скулежом разлуку с серой госпожой, волк загреб лапами одежду под лежак, а потом и сам с трудом втиснулся туда же.
Он будет ждать и вылакает всю кровь из горла своего спасителя, как только тот отопрет клеть.
Установленная в коридоре видеокамера с безразличием мигнула красным огоньком.
63. Вой на метеостанции
– Полночь! – сухо провозгласил Леннарт.
Они подняли кружки с водкой. Выпивка, как ни странно, нашлась у Ингвилль. Диана сразу узнала бутылку с красно-белой этикеткой. Не иначе толстушка планировала устроить с братцем кроликом вечеринку с тяжелой артиллерией, коей являлась не только выпивка, но и она сама.
Сейчас они сидели в главной комнате метеостанции и отмечали… Что? Что они отмечали? Видимо, собственное бессилие. Потому что идеи исчерпали себя. В Мушёэне, безусловно, видели их сигнальные ракеты. Не могли не видеть, если только Мушёэн не являлся городом слепцов. Потом еще и вертолет. Красивая металлическая пташка так же красиво скатилась с северо-восточных склонов и так же расчудесно вспыхнула. И горело так, будто чертов огонь питался надеждами.
– Чертов огонь пожрал надежду, – прошептала Диана и поставила кружку на стол. Она так и не выпила.
– Что? – переспросил Эрик. В зарослях его бороды промелькнула улыбка, будто розовый зверек, стесняющийся наготы.
– Говорю, почему я всё еще здесь, а не дома, в кругу семьи?
Эрик посмотрел на нее как-то чересчур уж проницательно и сказал:
– Потому что ты не можешь им сказать, что бессильна.
– Именно. – Вот теперь Диана выпила. Она опустила голову, борясь с тошнотой.
– А вы знаете, что означает «Химмелфангер»? – спросил Леннарт. На него алкоголь подействовал быстрее всех, превратив в этакого весельчака.
– Палец неба, – безошибочно ответила Диана, не поднимая взгляда.
Лицо Леннарта вдруг утратило всё озорство, а его рот тихо, но отчетливо исторг:
– Вонючая сука.
Ингвилль ахнула. Она тоже ощущала исходившие неприятные запахи от Дианы, будто со дна болота периодически поднималась муть, и допускала, что мир не идеален. Но ее кавалер обязан быть идеальным! Однако же…
– Захлопни свою чертову пасть! – Эрик встал со своего места.
– От нее смердит псиной! Вся метеостанция уже провоняла ею!
– Здесь воняешь только ты – когда открываешь рот.
Диана молчала. Ее бил озноб. Она словно уселась на холодную стиральную машину, отжимавшую плохо сложенное белье. Во рту появилась ужасная сухость, по коже, казалось, катались песчинки. Только гриппа ей недоставало.
Пытаясь унять раздражение, Леннарт отошел к окну. Хотелось проветриться. Он потянулся к ручке, открывающей створку, но последнего движения так и не сделал. Мозг дал осечку, обнаружив в получаемой картинке пугающую деталь.
Снаружи, под фонарем, освещавшем парковку метеостанции, колыхнулась тень. Возникла и пропала, оставив ощущение глубокой безысходности.
Виде́ние было мимолетным, но Леннарт успел заметить очертания сутулой доисторической волчицы. Серая, с серебряным блеском шерсть, будто гранитная плита, по которой моросил дождь. Чудовищные глаза, частые гости ночных кошмаров, сверлили пустоту. И всё исчезло.
Леннарт попятился от окна. На языке горчило, будто он на лету поймал зубами ком мерзлой земли, выброшенной из могилы. До него не сразу дошло, что позади что-то происходит. Он с испугом обернулся. Диана, свалившись под стол, билась в каком-то затяжном припадке. Она словно пыталась поднять тяжеленный сейф, выкручивавший ей руки.
– Что с ней? – взвизгнула Ингвилль. Она до смерти перепугалась.
Эрик с грохотом отодвинул задребезжавший стол и опустился на колени.
– Господи, Диана! Диана, ты меня слышишь? Что с тобой? Тебе нужны какие-то лекарства? Где они?!
– Ей не нужны никакие лекарства, Эрик. – Леннарт схватил цифровой микроскоп, использовавшийся для изучения состава атмосферных осадков.
– Ты из ума выжил?! У нее приступ!
– И какой же? Ну? Какой это приступ, Эрик?! Посмотри, ну!
– Эрик… – дрожащим голосом произнесла Ингвилль и прижалась к Леннарту. Толстая и бледная копия очкарика, обтянутая спортивным костюмом.
Эрик, не вполне понимая, что их так напугало, опустил взгляд. Корчившаяся у него в руках Диана менялась. Из красивой зрелой женщины рождалось животное. «Чистое и восхитительное», – неожиданно подумал Эрик. Джинсы затрепыхались, выпуская из себя гибкое тело. Лапы выскользнули из аккуратных ботинок, что стали слишком велики.
– Ее надо прикончить, Эрик! Сейчас же! – проорал Леннарт. Он потрясал микроскопом, будто дикарь – дубиной. – Ты же не слепой, посмотри, что с ней происходит!
Эрик распрямился.
– Тронь ее – и я размажу тебя по камням, на которые ты мочишься.
– Эрик, Эрик! – пропищала Ингвилль, тряся рукой с выставленным указательным пальцем. Она показывала куда-то за спину старшего метеоролога. – Эрик! Господи, да обернись же, тупой ты придурок!
– И не подумаю. – В рыжих зарослях бороды Эрика промелькнула еще одна улыбка – хищная и голодная, как зверь позади.
Его неожиданный ответ предопределил участь Леннарта.
Ингвилль выскочила за дверь и с силой захлопнула ее. Рука Леннарта, бросившегося следом, оказалась зажата у запястья. Он хрипло заорал, пытаясь дотянуться до сучки, что била и била его конечность дверью, стоя снаружи. Микроскоп выпал. И одновременно со стуком, порожденным ударом инструмента исследований об пол, влажно чавкнуло.
В шею Леннарта сзади вцепилась волчица, напомнив русую молнию.
Клыки легко достали до шейных позвонков и дернули.
– Ингвилль!.. – с изумлением воскликнул Леннарт. Изо рта хлынула кровь, придав голосу обманчивую мягкость. – Отпусти… Ингвилль… От… п…
Ингвилль с криком побежала к своему синему электромобилю. На
