почему то была уверена, что люди пойдут навстречу. Если не сразу, то позже. Но обязательно встанут плечом к плечу. Потому у нас гонора меньше и мы каждый день видим лик врага, который бушует всего лишь за окном и обещает месть каждый день. Кажется, что подай руку, он тут же схватится за нее. Президент не знает из такого абсолютно ничего, но я надеялась, что как правитель, он хочет править живыми и как можно дольше.
За такими мыслями, я пропустила момент. Из совета остался лишь Ласкис старший и смотрел он только на меня. Захотелось тут же отойти от Итана, вжаться как можно сильнее в обивку, растворится или вообще выбежать из комнаты, в которой стало резко душно. Хотя недавно при большем количестве людей дышалось легче.
— Я не даю разрешение, Итан, — вынес в итоге вердикт.
— На что? — искренне удивился сын отцу. Последний изумился еще больше. Задышал тяжело.
— Не будь дураком, ты не такой.
— Верно, — перехватил Итан. — Поэтому и делаю то, что считаю нужным. Если это твое последнее слово, я попрошу выйти. Я хочу отдохнуть…
— Нет, ты не понял…
Зарычали оба. И оба меня не замечали. Словно сцепились лбами как два быка и мерялись силами.
— Я еще не решила, — сквозь дрожь, сквозь страх выдала я. Потому что…
Ну как бы влезать в спор самых сильных мира сего? Но иначе никак. Мое мнение по поводу самой же меня никого не интересует?
— Слабо это представляю, — выплюнул отец, которого тут же осадили.
— В таком случае ты здесь лишний. отец. Это наше дело в первую очередь, и мое личное во вторую очередь.
— Чтобы я породнился с этой… с этим…
Моя дрожь сильнее усилилась. Ну зачем так со мной? За какие грехи мы пали в их глазах? Если хорошо подумать, то именно люди сейчас смогут поднять мир с колен и не просто выжить, а процветать.
Что я и озвучила. В точности своим мыслям. Слово в слово. С твердой речью и, уверена, сумасшедшим взглядом. Убейте меня на месте, но я бы повторила все заново.
— Дерзишь? Мне?
— Говорю правду, — приняла я вызов. — Вы сами все видели. Ваш сын едва жив и вместо того, чтобы обрадоваться, вы устраиваете допрос. Еще ничего не известно, а вы прете против него. Я думала, он вам небезразличен. Единственный сын все таки. Так красиво рассказывали о его поступке, слезу пустили или ваш голос дрожал тоже ненатурально? Что произошло сейчас, когда он цел и вполне здоров?
Мамочки, неужели я проговорила это ни разу не сорвав голос? Хвала выдержке, которую тренировала целый год в стане врага. Бывшего врага, как я понимаю.
На мне скрестились две пары глаз. И оба удивленные. Старший от моей дерзости, а младший не знаю отчего. Я не смотрела на него с тех пор, как мы остались втроем.
Впрочем, это изменилось. Вице-президент вылетел из комнаты пулей, точно прицеливаясь к двери, чтобы не стукнуться.
Я выдохнула. И не успела расслабиться, как почувствовала теплую ладонь на плече.
— Моя девочка, — прошептал Итан и подошел ближе, буквально вжал меня в мягкий подлокотник дивана. Как недавно сама об этом мечтала.
— Умница, — дали мне оценку последним словам и заткнули открытый рот, готовый вот вот повозмущаться, жарким поцелуем.
Рука прошлась по волосам, убрала прядь волос за ухо, нежно погладила мочку ушка, а после обхватила затылок в крепком захвате. Чтобы я не дернулась. Чтобы даже не смела противиться. Чему?
Вторая рука прочертила изгибы талии, обняла за спину и вернулась к животу, чтобы медленно, мучительно волнительно приподнять края рубашки. Белой больничной одежды, в котором я бежала по огромному медицинскому центру.
— Итан, — прошептала я. Чтобы что?
Даже сама я не понимала себя. Чего хочу! Чтобы рука остановилась и отпустила, или все таки, чтобы продолжила свой путь.
Но выбрать и даже думать об этом мне дали.
Горячая мужская рука уже очерчивала изгибы талии под рубашкой, медленно приближаясь к стянутой, кажется, лентами, груди. Под которой гулко билось сердце. Дыхание перехватило и максимум на что меня хватало, это не захблебнутся накатившыми эмоциями.
А губы целовали нетерпеливо.
— Я скучал, — жаркое дыхание опалило шею, где толпу мурашек разгоняло сбивчивое дыхание. — Я так этого ждал.
Нежные прикасания быстро прекратились, смешиваясь с настойчивыми, жадными поцелуями, которые требовательно вырывали стоны из горла. Приятно. Приятно чувствовать горячее тело над собой, которое вжимается в тебя словно тонущий ищет спасение. Приятно ощущать дрожь его рук.
Ведь он тоже дрожит. И это стало открытием. Словно Итан тоже переживает и волнуется. Знать бы отчего. Потому что в опыте он превосходил меня намного больше. Это мелкая девчонка, второй раз в жизни целующая не знает как себя вести. Но Ласкис…
Мысль опалила меня жаром. Ласкис был с другими. Итан точно так же целовал девушек, которые мечтали о нем, грезили как о принце, но их мечта не сбылась. Но была ли это моей мечтой?
Жар разрастался в груди точно лавина. Грозила затопить, закопать. Я не понимала себя. Мне больно вспоминать о различных сплетнях. Противно даже думать, что я очередная просто игрушка. И тут же внутренний голос шепнул. “Ты истинная, ревнивая ты рыжая”.
Да, это было похоже на ревность.
И меня прорвало.
Я ответила. Обняла за мощные плечи, нырнув в ворот футболки. Под мышцами прокатилась судорога.
— Ты меня убиваешь, рыжая.
А под пальцами горячее тело, крепкие мышцы. На животе упругий напряженный пресс. Одно касание к голой коже хватало, чтобы я уплывала в чистый восторг.
Жадный рот опустился вниз, опалил шею, ключицы и снова захватил мои губы. Истерзанные, опухшие и до стыда влажные.
— Ты мне нравишься, — выпалила я
— И только? Я просто с ума схожу по тебе. Наверное, для таносов все кажется острее.
— Ты прыгнул за мной в воду? — я старалась отдышаться, раз уж выдалась минутка.
Большие ладони тоже остановились, но продолжали находится под одеждой. Большой палец нежно заигрывал с лямкой пижам, норовясь с каждым разом заходить все дальше.
— Я бы прыгнул снова, — ответ был уклончивым.
— Вы не умеет плавать. Да и откуда? В жизни никогда к воде не подходили. А тут большой океан, да к тому же бешеный.
— Вэй, я чувствую тебя. Сейчас, рядом, на расстоянии, когда ты спишь и ешь. Сейчас я знаю, как действует на тебя этот невинные поглаживания. Ты так вкусно пахнешь…
О да, я вся горю. Везде и вся. От его “невинных поглаживаний.” Это мой второй поцелуй!
— И да, убил
