самый жаркий день. Его аура пошла рябью. Он злился. Просто чертовски злился и я не понимала почему.
— Скажи это, — потребовал Ласкис.
— Что?
Я правда не понимала что именно хочет Итан.
— Рыжая, скажи, пожалуйста. Я не могу больше ждать. Не могу… — вздохнул он.
Рука оказалась вблизи моих губ. Большой палец прошелся по верхней, немного оттянув, погладил влажные и опухшие от утренной бодрости губы.
— Итан! Я лежу под тобой в одном белье, которая может исчезнуть в любой момент. Когда только ты захочешь и как пожелаешь. Лежу, раскинув ноги. Я чувствую тебя всего. Чувствую животом, что ты хочешь меня. Ты не дал мне выспаться вчера, разбудил ночью.
— Мне мало этого. Я хочу тебя всю.
— Ты можешь влезать в мою голову.
— Однако твои мысли закрыты, когда хочешь скрыть от меня интересное.
— Итан! У меня твоя фамилия. Вэйлантина Ласкис. Ты хоть представляешь что делает с людьми это имя? Убийственный эффект.
— Моя фамилия защищает тебя. Никто не может посягнуть на часть самой древней семьи. Фамилия отгораживает тебя от проблем, избавляет от врагов.
— Ты правда в это веришь? Поэтому академия отказалась от меня? Из уважения к древнему роду? За спиной шептались и козни устраивали?
— Там одни идиоты.
Итан кипел. Краем глаза я заметила пожелтевший цвет некогда абсолютно белого постельного белья. Только его огонь не касался меня. Наоборот. Его огонь подпитывался от меня. И его ожидал сюрприз. Я сама горела вся. От его черно-угольных глаз, от одного пронзительного взгляда.
— И ректор? Приказ о моем отчислении подписал именно он.
— Приказ шел от моего отца. Но я не позволил. Никогда не быть этому…
— Видишь! Сам то веришь, что опасность не исходит от твоей же семьи. Фамилия Ласкис не может защитить меня от другого носителя.
— Что ты хочешь сказать? В чем я не прав?
— Я живу в твоем доме!
— Конечно, ты моя жена!
— Итан, ты не видишь главного. Я на пальце ношу твое кольцо.
— Чтобы не убежала.
— Куда?
— От меня.
И сказал он с таким видом, что я просто не стерпела. Я засмеялась. Мужчины, даже такие сильные и властные, у которых вместо крови течет сам огонь, не видят очевидных вещей.
— Что ты хочешь услышать от меня? Я наплевала на свою безопасность и осталась с тобой. Даже если ты не видишь другую сторону. Ту, в которой я живая мишень. Для отверженных, для рассерженных, для врагов, твоих и моих.
— Вэй, я тебя…
Нас жестоко прервали. В дверь постучали настолько неожиданно, что я вздрогнула.
— Вон, — рявкнул мой муж.
— Тан, — голос смельчака за дверью дрожал. — Простите, к вам пришли.
“Что за черт”, проник в голову мысли Итана. Иногда такое случалось. Неосознанно он транслировал мне свои мысли. Я и сама задумалась. Общего звона в доме же не было.
На первом этаже нас ждали. В гостинной собралась вся прислуга. Они были простыми людьми, но свободными. Каждый, кто работал в нашем уютном гнездышке, был волен выбирать себе путь. Если кто захочет изменить свою жизнь, знает, что может это сделать.
Сестры стояли среди них. И на лице их не было ни капли “доброго утра”.
— Сын, подойди ко мне, — прозвучало в дверях за нами, как только мы спустились.
Ласкис! В нашем доме? На кой его занесло сюда? Я хмуро глядела на мужа.
А Ласкис старший улыбался. И улыбка эта ни разу не вызвала ответное тепло. В глазах его блестела та же злость и то же отвращение. Он продолжал ненавидеть меня, не принимать как невесту и как человека.
— Что ты здесь делаешь? — Итан не дернулся. В голосе сквозило удивление и явная настороженность. Должен же быть повод, почему отец мужа появился в доме сына впервые за пять лет именно в этот день. День когда празднуют перемирие народа и окончание учебного года.
— Как что? Поздравить тебя решил. Позавтракаем вместе?
— Меня? — переспросил Итан.
— Извини. Я хотел сказать вас, конечно, я не могу забыть, что мой единственный сын так скоро женился. Ну так что насчет чая?
— И ты даже не будешь нас оскорблять? Смотри, только один намек и будь уверен, никогда не увидишь своего внука.
Тут вздрогнула даже я, но промолчала. Что говорить об изменившемся цвета на лице отца. Итан удивил так удивил. Но зачем же врать?
“Все будет хорошо”, всплыло в голове нежным голосом. “Конечно будет”, проворчала про себя, всего то могу нож словить прямо в живот. Такие новости надо держать в строжайшем секрете и желательно до двух лет ребенка.
— Лина, заправь постель пожалуйста и выброси то белье. Оно сгорело, — попросил Итан прислугу.
Заалели щеки. Ну, Итан, не мог подобрать другое слово или вообще не говорить?
Видя мое смятение, Итан вновь просканировал свои мысли. “А что такого? Постель ведь на самом деле сгорела и ничем таким мы не занимались.”
— А подумают что занимались, — прошептала я вслух и постучала маленьким кулачком по мощному бицепсу. — Жалко, что я не могу также послать свои мысли, как делаешь это ты.
— Ты знаешь имя обслуги? — удивился Ласкис старший в совместительстве мой свекр.
Я хихикнула и хорошо что про себя. Надо же так издеваться над человеком, хоть и отвратительным и жестоким.
— Отец, здесь мои правила. Не согласен, можешь завтракать в другом месте.
— Ладно, — сдался свекр.
Странно быстро.
И вообще, все было странным. Утро должно было начаться вовсе не так. Один пункт выбыл, а два совершенно не вписывались в привычное русло. Чтобы Итан остался неудовлетворенным и чтобы я смотрела на свекра и называла его свекром? Что же должно произойти? Снег? Континент вновь расколется на части? Если так, то пусть мы будем в разных частях.
— Ну? За выпускников?
Чашки взмыли вверх, словно фужеры с шампанским. Сладкий чай пах фруктами. А после второго глотка запах стремительно изменился. Пахло гнилью.
Что-то не так… Что-то произошло… Сердце бешено стучало о ребра, страшно грозился спрыгнуть из своего места.
Пальцы задрожали. Чашка со звоном упала на пол, разбилась и разлетелась десятками осколками. В горле запершило, а в глазах стремительно начало темнеть.
— Итан, — просипела я. Голос не поддавался. Обхватила ладонью горло, больно сжала. Но боль была внутри. Она прожигала внутренности. Я словно выпила лаву.
Сзади кто-то обхватил, провел по волосам, начал укачивать словно ребенка. Я упала? Почему я не чувствую свои руки? Ноги?
В ушах стоял дикий звон, мешал сосредоточиться, услышать хоть одно слово.
— За то, что отказался от семьи.
— Она моя семья. Единственная и последняя.
— Ты с
