о камни:
Только четверо согласились сесть со мной на весла – трое черных и голландский креол-матрос[181], и, хотя за день мы совершили пять рейсов, никто больше так и не вызвался помогать. Но если бы мы не трудились с таким упорством, уверен, никто бы не спасся; ни один белый ничего не сделал для спасения собственной жизни, а в скором времени они совсем перепились и могли только валяться на палубе подобно свиньям, так что в конце концов пришлось силком тащить их в шлюпку, чтоб свезти на остров. Недостаток рабочих рук сделал нашу работу невыносимо тяжелой, кожа на моих руках почти слезла. Мы продолжали тяжко трудиться до конца дня, пока не перевезли на берег всех, кто находился на судне, так что не пропал ни один из тридцати двух человек. (219)
Фронтиспис второго тома I издания
«Удивительного повествования» Олауды Эквиано (Лондон, 1789).
The John Carter Brown Library at Brown University
Под рисунком «Багамские отмели, 1767» цитата из 33-й главы книги Иова: «Бог говорит однажды и, если того не заметят, в другой раз: во сне, в ночном видении, когда сон находит на людей, во время дремоты на ложе. Тогда Он открывает у человека ухо и запечатлевает».
Успех предводительства напомнил Эквиано три недавних сна, «исполнившихся теперь в каждой подробности, и опасность, которой мы подверглись, оказалась именно той, что привиделась во сне, и я не мог не понимать, что явился главным орудием нашего спасения». Если бы он силком не перетащил перепившихся белых в шлюпку, пока еще держалась изготовленная им кожаная заплата на днище, они неизбежно бы утонули. И они тоже стали смотреть на него, как на человека, ответственного за их избавление: «хотя я предупреждал пьянствующих и призывал воспользоваться моментом для спасения, они все равно продолжали свое, будто в них угасла последняя искра разума. Я не мог отделаться от мысли, что, если кто-то из них погибнет, Бог взыщет с меня за их жизни, и, возможно, именно это заставляло трудиться так упрямо ради их спасения, и действительно, в дальнейшем они испытывали такую благодарность за то, что я сотворил для них, что на острове сделали кем-то вроде предводителя». Будто заявляя права на затерянный багамский островок в качестве первооткрывателя и владельца, Эквиано высадил несколько лаймов, апельсинов и лимонов в «дар тем, кого может выбросить сюда в будущем» (220).
Еще при первом подходе к берегу, Эквиано с товарищами обнаружили, что остров, имевший около мили в окружности, был не так уж пустынен. На небольшом отдалении они заметили несколько фигур «ростом с человека», расхаживавших взад и вперед. Капитан немедленно принял их за каннибалов. «Мы пришли в ужас», и Филлипс «хотел идти на другой кей, находившийся в пределах видимости, но довольно далеко, на что я возразил, что тогда нам не спасти всех». Снова действуя наперекор капитану, Эквиано решил, что вместо того, чтобы бежать от каннибалов, следует приблизиться и проверить, не удастся ли прогнать их с острова. Каннибалы капитана оказались всего лишь фламинго.
Черепахи и рыба, обитавшие в прибрежных водах, позволили передохнуть от надоевшей солонины. Собрав дождевую воду, они утолили жажду, а взятая с корабля парусина послужила для устройства укрытия. Понадобилось одиннадцать дней, чтобы снова сделать шлюпку пригодной для плавания. И опять пришлось Эквиано вступить с Филлипсом в спор о верховенстве: «капитан пожелал, чтобы я остался на острове, а он бы отправился в море на поиски корабля, который заберет с острова остальных. Но я не соглашался, и, в конце концов, капитан, я и пятеро других отплыли в шлюпке по направлению к Нью-Провиденсу», столице Британской колонии Багамы (221). Отплыв с теми немногими припасами, которые можно было взять с собой, спустя два дня они достигли пустынной лесистой части острова Оббико, ныне Абако. Тщетно рыскали они по берегу в поисках пресной воды, без которой соленое мясо было несъедобно, в то же время опасаясь нападения диких зверей. На четвертый день плавания, когда в поисках воды они высадились на один из кеев и уже готовы были впасть в полное отчаяние, капитан наконец, сделал хоть что-то полезное, заметив на горизонте парус.
Проигнорировав уверения капитана, что парус принадлежит пиратскому кораблю и их ждет смерть, если они к нему приблизятся, команда последовала суждению Эквиано: «Будь что будет, надо причалить, даже если суждено погибнуть. А если нас примут враждебно, окажем сопротивление, на какое окажемся способны, потому что выбора нет – либо им пропадать, либо нам». Предложение приняли, и я уверен, что в случае чего капитан, я и голландец готовы были встретиться лицом к лицу хоть с двадцатью врагами» (223).
Пиратский корабль на поверку оказался местным охотником за кораблекрушениями, небольшим судном, команда которого занималась поиском разбившихся кораблей, чтобы добыть с них все, что удастся снять, и спасти выживших моряков в обмен на груз. Большинство из примерно сорока человек на борту оказались китобоями со шхуны, которые плыли на шлюпках, подобно Эквиано и его спутникам, в надежде достичь Нью-Провиденса и нанять там корабль, чтобы спасти основную часть команды, оставшуюся с выброшенным на мель кораблем на маленьком островке. Эквиано с товарищами убедили охотников сначала забрать экипаж, спасшийся с Nansy, так как им угрожала неотвратимая смерть от жажды. На корабле охотников было так много людей с китобойной шхуны, что их вместе со шлюпкой оставили спасать добро с Nano/, а сами охотники с Эквиано и его командой направились в Нью-Провиденс, оказавшийся намного дальше, чем они смогли бы проплыть на своей шлюпке.
По пути в Нью-Провиденс корабль охотников попал в свирепый шторм, «вынудивший срубить мачту», чтобы уменьшить парусность судна и спасти от опрокидывания или притапливания, отчего оно могло пойти ко дну[182]. Судно сорвало с якорей и потащило по мелководью. Положение казалось столь безнадежным, что «мой старый капитан, а также бесполезный из-за болезни помощник и некоторые другие, лишились чувств, и отовсюду на нас глядела смерть. Все сквернословы стали теперь призывать на помощь Бога с Небес». Эквиано понимал, что спасти их могло только чудо. И оно явилось в образе «двоих отчаянных морских героев», отличных пловцов. Поддерживаемые «молитвами всех, кто еще был на них способен», в утлом челноке с риском для жизни они подгребли к бую, прикрепленному к оторвавшемуся и лежавшему на глубокой воде якорю, привязали к нему прочный канат, и команда стащила корабль с гибельной мели[183]. Как только удалось выбраться на безопасную глубину, бесполезные капитан и старший помощник, которых было «оставили и силы, и чувства, вновь обрели их,
