— Ты прав, — подтвердил Винс. — Этот Балленкоа точно что-то задумал. Вопрос только в том, когда это случится. Что ты собираешься предпринять?
— Помощники шерифа во время дежурства будут высматривать автофургон Балленкоа. Мы теперь усиленно патрулируем улицу, на которой живет Лорен Лоутон. Я и Билл собираемся поработать с этими нашими взломами и проникновениями. Таннер займется тем же самым в Санта-Барбаре. Если мы сумеем привязать его к одному из этих правонарушений, то, по крайней мере, по улицам нашего города он ходить больше не будет.
— Не могу точно сказать тебе, сколько убийц попалось только на том, что они поехали на красный свет или не зажгли задних фар.
— Если мы сцапаем его на взломе с проникновением, это даст нам право на обыск. А потом — кто знает? Допустим, Балленкоа сядет за взлом, и тогда мы получим отсрочку. За это время технологии идентификации ДНК могут продвинуться достаточно далеко, так что, проанализировав частичку крови, обнаруженную в его автофургоне, мы наверняка докажем его причастность к исчезновению Лесли.
— Печально, что тем самым мы надеемся и на то, что шестнадцатилетняя девочка мертва, — заметил Винс.
— Да уж, — согласился с ним Мендес. — Но я думаю, что и ты понимаешь: в этой истории счастливого окончания не будет.
36
Студентка Мак-Астерского колледжа Рэни Паквин не особенно подходила ему, но, когда Роланд проявил фотографии девушки, он всерьез заинтересовался ею.
Она жила в доме, в котором жили другие девушки, слишком много девушек. Реализовывать свои фантазии относительно Рэни было слишком опасно. Впрочем, Роланда заводил риск, связанный с опасностью проникновения в дом, где его могли застукать на горячем.
Роланд Балленкоа всегда старался удержать себя от излишнего риска. Его фантазии касались общения тет-а-тет. Но мысль о нескольких девушках за раз кружила ему голову, а предвкушение опасности вообще срывало ему крышу.
За последние несколько лет он вел себя до омерзения осторожно, всячески ограничивая свои фантазии. Это становилось скучно. Интеллектуальные игры, которые он вел с полицией, развлекали его не больше, чем разгадывание кроссвордов в «Таймс». Ему необходимо было кое-что большее. Он хотел бросить вызов всем. Он приехал в Оук-Кнолл для того, чтобы схлестнуться не на жизнь, а на смерть.
Среди прочего мужчина проигрывал в уме возможность проникнуть в университетское женское общежитие. Балленкоа представлял себе, как переходит из комнаты в комнату, от кровати к кровати, как он бродит по дому совершенно голый, заглядывая в спальню каждой девушки. Вот он трется о подушку, на которую поздним вечером девушка положит головку и заснет. Вот он облачается в ее трусики, которые она, ничего не подозревая, наденет завтра на себя.
Он распахнет дверь спальни и увидит за ней полуодетую Рэни Паквин. Верхняя часть ее теннисной формы снята и небрежно брошена на кровать. Ее маленькие груди ничем не прикрыты. Она испугается. Она попытается прикрыться. Она закричит, чтобы он убирался из ее спальни. Рэни занесет руку для удара, когда Роланд потянется к ней. Он схватит девушку за руку.
Ее запястья, изысканные, но в то же время сильные, очаруют его. В первой серии фотографий он снимал отдельные части ее тела, пока девушка играла в теннис. Особенно мужчине нравились снимки руки, сжимающей ракетку. У девушки элегантные руки. Такие же и запястья. Но в том, как пальцы сжимали рукоятку ракетки, чувствовалась сила напряжения. Та же сила чувствовалась и в ее предплечье.
Сочетание нежности и силы всегда привлекало Роланда в спортсменках. Напряженные мускулы бедра, когда девушка прыгает на теннисном корте, соизмеримы с элегантностью вытянутых вперед пальчиков ноги балерины. Напряженные мышцы икры и изгиб спины… Кое-какие изгибы и выпуклости тел спортсменок доводили Балленкоа до экстаза.
Он сделал много фотографий Рэни Паквин и ее подружек, когда девушки играли пара на пару. Он с ними разговаривал, дал им свои визитные карточки, обещал сегодня вечером принести несколько пробных фото.
Он приехал на теннисные корты, когда стало вечереть. Мужчина чувствовал в себе потребность расслабиться и прочистить мозги. Припарковавшись на автостоянке, Роланд Балленкоа перекинул через плечо ремни курьерской сумки и футляра с фотоаппаратом, а затем направился к центру парка.
Теннисные корты представляли собой лишь часть муниципального спортивного комплекса Оук-Кнолла. Здесь были также плавательные бассейны на открытом воздухе и под крышей, корты для игры в ракетбол, покрытые песком волейбольные площадки, детская игровая площадка размером с акр. По всему парку вились дорожки для тех, кто любит бегать трусцой. В центре комплекса стоял павильон, в котором размещались магазинчики, торгующие разнообразными спортивными товарами.
Место было красивым. Повсюду росли раскидистые дубы, давшие городу свое имя. Это придавало парку особую атмосферу. Подойдя к торговому киоску, Балленкоа купил лимонад и пофлиртовал с девушкой за прилавком. Она была совсем молоденькой. Ее огромные голубые глаза смотрели на мир в немом удивлении. Звали девушку Хизер. Усевшись на скамейке под деревом, мужчина занес информацию в записную книжку.
На территории спортивного комплекса сновали люди разных возрастов. Молодые мамаши с маленькими детьми… Студенты… Молодые служащие, которые старались расслабиться после трудового дня, бегая, плавая или играя в спортивные игры. Жителями Оук-Кнолла также были ушедшие на покой преподаватели и другие работники образования, которые часто посещали спортивный комплекс. Атмосфера здесь царила благодушная, почти праздничная.
Балленкоа нравились людные места. Похоже на Санта-Барбару и на кварталы вокруг Калифорнийского государственного политехнического университета в Сан-Луис-Обиспо. Люди спешат, заняты своими делами, и им дела нет до того, что за ними наблюдают.
Рэни Паквин с подругами появится не раньше чем через час. Неторопливой, почти ленивой походкой он направился к теннисным кортам, время от времени останавливаясь и фотографируя.
Он сделал снимки играющих на детской площадке детей, поговорил с их матерями и раздал свои визитки. Никто, кажется, ничего плохого не заподозрил. Балленкоа старался произвести впечатление дружелюбного и открытого человека. Бейсбольную кепку он надел козырьком назад. Этим мужчина как бы говорил окружающим: «Смотрите, я ничего ни от кого не скрываю». Он знал, что при взгляде на тех, кто надвигает козырек низко на глаза, у посторонних создается впечатление, что этим людям есть что скрывать.
По дороге к теннисным кортам Балленкоа то и дело наводил объектив на спортсменов. Одни играли по-серьезному, другие от безделья, третьи занимались со своими тренерами. Обходя площадки по периметру, мужчина останавливался и снимал отдельных людей… Сначала лицо крупным планом, а затем, еще больше укрупнив план, переходил на отдельные части тел. Балленкоа фотографировал как женщин, так и мужчин, не только молодых, но и пожилых.
Вдруг в объектив его камеры попали две девочки. Они как раз отрабатывали удары со своим тренером-мужчиной. Загорелая девочка в белой юбочке и ярко-розовом топике. Каждый раз, когда она поднимала руку с ракеткой вверх, топик задирался, открывая полоску загорелого живота. Небольшие грудки и невообразимо густые светлые волосы, покрашенные местами в разные оттенки. Лет тринадцать или четырнадцать.
Другая девочка была чуть выше. Черные шорты открывали его взору аппетитные ноги. Черная мужская рубашка с короткими рукавами не заправлена. Она, должно быть, немного старше блондинки. Некоторое время Балленкоа с интересом разглядывал ее тело. Элегантное… гибкое… стройное… сильное… Тело танцовщицы. Чем-то знакомое… Кого-то напоминающее…
Мужчина поднял фотоаппарат. Камера крупным планом показала лицо девушки. Удар молнии пронзил все его тело.
Лесли Лоутон.
Нет. Не Лесли Лоутон. Ее младшая сестра.
Лия.
37
Лорен свернула к спортивному комплексу, со страхом представляя, какой вечер у нее впереди. Ей хотелось бы забрать Лию и просто уехать, забыв о предстоящем ужине с Венди и ее матерью, забыть об Оук-Кнолле, забыть о последних четырех годах ее жизни.
«Я хочу все начать заново», — думала Лорен, прекрасно осознавая, насколько по-детски это звучит.
Как же хорошо быть маленькой! Маленькая девочка не может принимать неправильные решения, так как все решения принимают за нее взрослые.
Но потом она вспомнила о Лии, вспомнила о ее жалобе сегодня утром. А что делать мне? Отсутствие власти над принятием решений не изменит этого факта и последствий, проистекающих из него.
Нельзя бежать из эпицентра мучений. Трагедия, изменившая их жизнь, не забудется. Горе и желание поставить все точки над «і» навсегда останутся злокачественной опухолью. Лишь правосудие сможет хотя бы частично ее удалить.
