Сержант настолько погрузился в себя, что не заметил, как из кубрика исчезли Блайз и Щелкунчик, оставив его одного. То, что в кубрик вошёл посторонний, он тоже понял не сразу — лишь когда его носа коснулся аромат духов, столь чуждый и неуместный в казарме. Тело отреагировало до того, как включился мозг: Чимбик ухватил лежащий на снаряжении пистолет, вскинул… и понял, что целится в Талику.
— Вы? — растерянно и, одновременно, беспомощно спросил он, опуская оружие. — Мэм, я…
Чимбик отложил пистолет, встал, не в силах посмотреть Талике в глаза и не зная, куда деть руки.
— Вам лучше уйти, мэм, — наконец глухо произнёс он, глядя в пол.
Клон и раньше не понимал, чем вызывает симпатию этой зелтронки, зато теперь он точно знал, почему не заслуживает её. С самого детства он привык быть лучшим, добиваться успеха, не терпеть неудач. Это был даже не вопрос абстрактной гордости, а требование к выживанию. Если ты не достаточно хорош, то ты никому не нужен. Сержант повзрослел, но заложенная с детства система ценностей осталась прежней. Он опять проиграл, и из-за него погибли десятки ни в чём не повинных гражданских. Таких же, как Талика. И когда она узнает об этом, то поймёт, что он не заслуживает ни уважения, ни любви, ни принятия в семью — как можно любить того, кто не способен защитить своих близких? По мнению самого сержанта, ему и в ВАР было не место. И теперь он просто стоял и ждал, когда Талика уйдёт прочь, навсегда унеся с собой тепло и уют дома, который он осмелился считать почти своим.
Но, вопреки его словам и здравому смыслу, зелтронка не ушла. Она молча подошла к опустившему голову клону и обняла его, с головой погрузив в чувство всепоглощающей любви. Эта любовь вобрала в себя тысячу оттенков: теплоту и нежность материнских объятий, не знакомых сержанту, искреннее беспокойство и безмерную радость от того, что Чимбик жив и здоров, безоговорочную поддержку и иррациональное желание защитить его, одного из элитных воинов Республики.
Это всепоглощающее чувство в одно мгновение смело казавшуюся несокрушимой стену, что сержант возвёл между собой и миром, оставив усталую опустошённую душу беспомощно болтаться где-то между небом и землёй. И не было ни сил, ни желания, ни слов, чтобы озвучить всё то, что клон обдумывал всё это время: что не оправдал оказанного ему доверия, что не заслуживает ничего подобного, что Талика должна если не возненавидеть его, то по меньшей мере разочароваться. Все эти умные и правильные слова бессильно разбивались о безграничную любовь, исходящую от обнимавшей его зелтронки.
Сколько они простояли так, Чимбик не знал. Ему казалось, не меньше пары суток. Но за транспаристилом всё так же стояла тихая зелтронская ночь, нарушаемая лишь привычными звуками ночной армейской жизни, да где-то далеко шумел Зелтрос, словно морской прибой у скал.
— Пойдём домой, зелар, — тихо прошептала Талика, мягко увлекая клона за собой.
Зелар. Вечер второго дня оккупации
Совещание у генерала Нам» йела оставило у Рама крайне неприятный осадок. Ощущение было такое, словно он с головой окунулся в какую-то склизкую, вонючую субстанцию, и теперь капитану очень хотелось поскорее зайти в душ и смыть с себя эту мерзость.
А причина была в том, каким образом завершилось это совещание. Сначала были решены вопросы дальнейшего наступления, развёртывания войск и тылового снабжения, а затем слово взял Рам и на протяжении почти часа отчаянно спорил с неймодианцем по поводу передачи республиканцам части мирного населения, но тщетно — трусливый торгаш в нелепой шляпе упёрся, словно банта, и наотрез отказывался вести какие-либо переговоры с представителями Республики. Неизвестно, до чего дошёл бы этот спор, ибо мандалорец уже всерьёз подумывал свернуть нейму его тощую шею, а сам Нам» йел обвинил коменданта города в измене Конфедерации, но в этот момент на связь вышел король Зелтроса и началось то, чему Рам так и не смог подобрать цензурного определения: пока неймодианец надменно лупал глазами и надувал щеки, изображая великого военачальника, Дариус сходу взял банту за рога и без долгих разговоров предложил сделку — Нам» йел разрешает поставку гуманитарной помощи в город и отпускает матерей с маленькими детьми, а зелтронец за это готов выплатить очень и очень крупную сумму в любой удобной генералу форме. И вот тут неймодианец показал себя во всей красе, отчаянно торгуясь за каждый кредит. Самым омерзительным было то, что торг этот происходил в присутствии офицеров штаба, поневоле делая их соучастниками торга. Когда же «высокие стороны» ударили по рукам, каждый из присутствующих, кроме самого генерала, чувствовал себя облитым помоями, и из зала они расходились, избегая смотреть в глаза друг другу.
Рам влетел в город на бешеной скорости, едва не сбив по пути патруль из дроидов Б1, резко затормозил у здания мэрии и взбежал по лестнице в кабинет, мечтая побыстрее избавиться от этого ощущения омерзения к самому себе. В кабинете он застал Зару, разгребающую тот самый завал из повседневных дел города, что едва не погрёб под собой Рама. Выглядела зелтронка усталой, но не такой разбитой, как несколько часов назад, когда Костас покинул здание мэрии. Очевидно, работа помогла женщине отвлечься от пережитого и забыться в привычной монотонной рутине. Она как раз читала очередной документ, рассеянно заплетая длинные волосы в замысловатую косу, когда появление коменданта отвлекло её от дел.
Мандалорец подчёркнуто бережно поставил на стол шлем, сдерживая желание изо всех сил шваркнуть им об пол, промаршировал мимо зелтронки к барчику, ухватил первую попавшуюся бутылку, свернул крышку и сделал несколько долгих глотков, совершенно не чувствуя вкуса содержимого.
— Готовьте список к эвакуации, — оторвавшись, сказал он. — Матери с детьми до семи лет и тяжелобольные. Всё, больше никого не выпускают.
И вновь приложился к бутылке.
На усталом лице зелтронки появилось недоверчиво-радостное выражение. Она пыталась сопоставить одолевавшие мандалорца эмоции и обнадёживающие вести, но, очевидно, потерпела неудачу.
— Это прекрасные новости, но… вы не выглядите счастливым… сэр, — негромко заметила она.
— Правда? — ненатурально удивился Рам. — А ведь я счастлив, ситх подери…
Он залпом допил бутылку и вышвырнул её в окно. Снаружи раздался звон стекла и разъяренные вопли кого-то из мандалорцев, некстати вышедшего в сад подышать воздухом и едва не получившего бутылкой по макушке. Комендант вопли эти проигнорировал напрочь.
— Счастлив, — повторил Рам, доставая новую бутылку. С этой бутылкой он вышел на балкон, прикрыв за собой дверь, уселся на перила и мрачно уставился в ночной сад, потягивая из горлышка дорогое вино и совершенно не чувствуя вкуса. Вскоре дверь вновь приоткрылась, и на балкон скользнула Зара. В одной руке она держала два бокала, а в другой вазочку с местными ягодами, которую зелтронка и умостила на перила рядом с Костасом. Тот недовольно поморщился, предвкушая расспросы, но вместо этого Арора протянула ему один бокал, а вторым красноречиво качнула у бутылки.
— Угостите даму, сэр? — устало спросила зелтронка.
Злость и раздражение Костаса почему-то не распространились на эту женщину. Наверное, по той простой причине, что она сегодня хлебнула осика никак не меньше его самого, но при этом почему-то торчит тут и занимается его работой. Интересно только, почему? Явно не от большой любви к искусству, то есть к работе.
Рам покосился на неё, вяло пытаясь угадать мотивы, двигавшие этой женщиной, и налил вина в подставленный бокал. Вновь воцарилось молчание, которое нарушил сам мандалорец.
— Почему Вы тут?
Зелтронка отвлеклась от созерцания ночного сада, в котором разными цветами флюоресцировали незнакомые мандалорцу растения, и перевела взгляд на капитана.
— Потому что скопились неотложные дела, — просто ответила она.
Эти слова удивили Рама настолько, что он едва не выронил бокал, в который так и не удосужился, к слову, налить вина, продолжая прихлёбывать из бутылки.
— После того, как я приказал Вас вышвырнуть, после того, что было утром? — Костас попытался наложить увиденное на привычный ему образ политика и бюрократа. Вышло откровенно плохо: любой из знакомых мандалорцу представителей этих, с позволения сказать, профессий, давно бы уже лил драконьи слёзы, лёжа на диванчике у психоаналитика.
Зара пожала плечами, сделала долгий глоток из бокала, зачерпнула горсть сиреневых ягод из вазочки, отправила их в рот и вновь устремила взгляд в переливающуюся мягким сиянием сада темноту.
— Я ведь делаю это не для вас, а для жителей города, — зелтронка не стала строить из себя ярую сторонницу новой власти. — Им не станет лучше, если вдобавок к происходящему начнутся проблемы и в других сферах жизни. Моя задача сделать ваше пребывание в городе… наиболее комфортным для всех сторон.
