"Проклятый трус! - закричал Аман. - Не хочешь понимать по-хорошему? Ладно, тогда знай, что вечером ты сам будешь болтаться на дереве, высунув язык, за то, что защищаешь нечестивца, а на твое место пбудет назначен другой, более сговорчивый начальник стражи!"
"Хорошо, так и сделай, - сконил голову Каркас, но в глазах его мелькнула презрительная усмешка. - Только не забудь сказать, Аман, что я защищаю того самого стражника, который только что разоблачил заговор против царя, уж не за то ли ты держишь на него такое зло? Я не хотел прежде говорить, но знай, Аман, что перед смертью Фарра сказал мне немало такого, чего я пока не передал царю, и даже сам ещё до конца не проверил. И про царицу Астинь кое-что известно мне из того, что ты считаешь своей ночной тайной. Берегись, ох, берегись, Аман, впредь угрожать моей жизни, потому что тогда тебе сильно не поздоровится. И запомни же, что если с головы Мардохея Иудеянина упадет хотя бы один волос, то я буду знать, что ты, Аман, объявил мне войну, и тогда мы ещё посмотрим, кто кого одолеет. Лучше бы ты не вводил меня в напрасный гнев, царский везирь."
Аман заметно побледнел, от бессилия сплюнул себе под ноги, потряс в воздухе кулаками, но понял, что на этот раз сражение проиграно - ему не хотелось впредь иметь никаких дел с начальником стражи. Нужно было смириться, постараться забыть про проклятого иудеянина. В конце концов, все равно царский везирь должен проходить во дворец через главные ворота, где слуги воздают ему царские почести!
Но чем сильнее Аман Вугеянин старался позабыть про Мардохея, тем настойчивее возвращался к нему в своих мыслях. Он думал про этого иудея больше, чем про всех своих жен, вместе взятых, и особенно часто вспоминал про него почему-то по ночам.
"А вдруг этот страж, Мардохей, после моих проклятий, уже заболел неизлечимой лихорадкой и давно умер? - вспоминал Аман, долго ворочаясь без сна. - Или спина его настолько одеревенела, что теперь иудей валяется дома в параличе? Он ведь мог просто случайно подавиться острой костью?"
Наутро Аман чуть ли не бегом припускался к садовым воротам, чтобы проверить свои предположения. И всякий раз видел, что высокий иудей по-прежнему стоял под деревом, лицом к лестнице, а когда царский везирь проходил мимо, слегка отворачивался и делал вид, что глядит на небо.
Зерешь лучше других знала дни, когда Аман заходил или выходил из дворца через дальние ворота, он в порога прочитывала это по его лицу, наполненному беспредельной злобой и чуть ли не бешенством.
- Ты совсем не слушаешь меня, глупая женщина! - заорал Аман, подбежав к Зерешь так близко, что она невольно отпрянула при виде его перекошенного лица с острыми, редкими зубами, похожего на пасть дракона. - Как ты смеешь не слушать меня, а забавляться со своей дохлятиной?
С этими словами Аман вдруг схватил кошку, которую сам же принес жене шесть лет назад, в первый день нового года, купив её за большие деньги у какого-то жреца, и с силой запустил животное в стену. Кошка закричала, ударилась, изо рта её тут же хлынула кровь, и она мертвой упала на ковер, как раз к ногам Амана.
- Так ей и надо, - сказал Аман удовлетворенно. - Так будет со всеми непокорными мне. Точно также будет скоро и со всеми иудеями. Больше я не могу выносить их вида, я всех вас больше не в силах видеть перед собой!
Он схватил Зерешь в охапку, и так сильно затряс её за плечи, словно намеривался стрясти с её тела и щек все до единой приметные родинки.
- Где все твои гадатели? Говори, зачем ты держишь в моем доме столько дармоедов, раз они все равно не могут меня научить, как расправиться с одним иудеем. Неужели его и впрямь охраняет его Бог - но пусть они тогда победят его своей колдовской силой, которой только напрасно бахвалятся? Какой прок, что они едят с моего стола хлеб и пьют мое вино, если не могут призвать на помощь благодетелю всех своих божеств? Нет, больше я не в силах это стерпеть! Пусть сейчас же все они явятся сюда, и дадут мне ответ, иначе я всех сегодня умертвлю, кто есть живой в этом доме, и даже тебя не оставлю, а возьму себе новую главную жену!
Прошло всего несколько минут, и в зал, где на полу перед мертвой кошкой сидела заплаканная Зерешь, один за другим вошли три мага и встали возле стены, как приговоренные к казни.
- Все вы не выйдете из этого зала живыми, - сказал Аман уже более спокойным и даже веселым голосом. - Вы не выйдете отсюда до тех самых пор, пока не научите, как мне наложить руку на иудеянина по имени Мардохей. Хотя нет, всякая казнь будет слишком ничтожной для него, и теперь не сможет меня успокоить. Я желаю уничтожить всех иудеев в царстве Артаксеркса, во всех ста двадцати семи областях, и смогу убедить царя, что это следует сделать, если подгадаю наиболее благоприятное время для такого разговора и для объявления войны. И вы скажете мне сейчас это время. Я слишком хорошо изучил царя - нужно лишь угадать правильный день и час, а дальше все пойдет, как по маслу.
- Это слишком большое дело, - сказал один из магов. - Мы уже пропустили главный день, пригодный для подобных гаданий. Мы должны были бросать свои гадательные кости в первый день нынешнего месяца, который есть месяц нисан, а теперь придется ждать ещё целый год, чтобы предсказание получилось ниболее верным.
- Еще целый год? У вас нет больше ни месяца, ни дня, ни даже часа, задрожал от гнева Аман. - Сейчас же приступайте к своим прорицаниям, а то я сам прикажу сейчас бросить ваши кости голодным львам!
- Тогда нужно дождаться хотя бы завтрашеного дня, когда народится новая луна, - прошептал второй маг.
Но Аман приказал слугам закрыть все входы и выходы, и сказал:
- Сейчас - или никогда, это мое последнее слово.
- Но мы можем лишь всего раз в день, три раза подряд одновременно бросать гадательные кости, - чуть не плача, проговорил один из магов. Иначе они отказываются с нами разговаривать.
- Значит, отныне вы будете изо дня в день сидеть здесь, и бросать свой пур, угадывая жребий, - не повел даже бровью Аман. - И пусть у вас хоть бороды отрастут до пола, я не отпущу никого, пока вы не назначите дня и часа, благоприятного для уничтожния всех иудеев и не научите меня, как лучше всего обстряпать это дело.
Был третий день месяца нисана, когда прорицатели первый раз сели друг против друга и три раза одновременно выбросили на стол свои гадательные кости, но когда сложили цифры, ничего не смогли ответить Аману на его вопросы.
Прорицатели ночевали в этом же зале, при свечах и закрытых дверях, куда слугами была доставлена для них еда, и так продолжалось больше недели, покуда они вовсе не изнемогли от своего плена и каждодневного страха. Все это время Зерешь сидела рядом с ними и даже пыталась гадать на воде, стараясь разглядеть на её зыбкой поверхности свою дальнейшую судьбу.
Лишь в двенадцатый день нисана, когда Аман снова пришел к "друзьям своего дома", у которых уже едва шевелились губы и руки, и они бросили перед ним пур, он услышал от мудрецов ответ.
В этот день цифры на костях у всех троих наконец-то совпали и начали разговаривать с людьми. Сначала у всех выпало число двенадцать, что указывало на двенадцатый месяц, то есть на месяц адар. Потом одноврененно по жребию выпала единица, и это означало, что именно в этом месяце, в месяце адар, все евреи могут быть погублены очень быстро, всего за один день. А так как сумма чисел сложилась в число тринадцать, то не оставалось никаких сомнений, что уничтожение всех иудеев должно быть назначено именно на тринадцатое число месяца адара, и этот срок был самым верным, указанным свыше.
При толковании этих же самых чисел в обратном порядке получалось, что именно завтра, тринадцатого числа первого месяца, что есть месяца нисан, на двенадцатый год правления Артаксеркса Великого, Аман сам узнает, каким образом должно произойти предсказанное событие. Гадатели сошлись на том, что уже завтра, к закату солнца, хозяин сам доподлинно узнает, как истребить всех иудеев, и, возможно, услышит это из уст самого царя.
- Хорошо если будет так, как вы говорите, - сказал Аман, улыбаясь и потирая руки. - Но если этого не случится, вы все живете только до завтрашнего вечера, и я буду знать, что все раше гадание - это одно сплошное вранье и обман. Царь Артаксеркс уже несколько дней не призывал меня во дворец, потому что занят переговорами с военными людьми, и если завтра владыка не вспомнит обо мне, я сам про вас сразу же вспомню!
После этого Зерешь, которая добровольно делила с магами заточение, совсем уничтожила Амана в своем сердце - теперь она каждый день думала только о том, чтобы поскорее уехать на родину, в дом своего брата и там провести спокойную старость.
"Чтобы ты сам скорее издох, - тихо прошептала Зерешь, глядя на воду, так тихо, чтобы никто не услышал её заклинаний. - И ты сам, и все твои дети, и твоя тень, и твой запах. Но только бы сначала завтрашний день нам принес хорошие, а тебе...
