- Рехум снова пишет свои недовольства насчет храма Иерусалимского? спросил Артаксеркс, откидываясь на ложе и радуясь возможности слегка перевести дух на столь привычном и пустячном деле. .
- Не только Рехум, но также многие из персов, вавилонян, сусанцев, емалитян и других народов, которых Ксеркс когда-то расселил в городах Самарийских, подписали это донесение, - сообщил Зефар, пробежав глазами послание. - Он пишут, что раз едят соль от дворца царского, то не могут молчать о великом ущербе для персидского царя, и сообщают о том, что в Иудее готовится мятеж.
- Мятеж? И в Иудее мятеж? - вскинулся царь и чуть не застонал вслух от бессильного возмущения. - Читай во всех подробностях, что там за новая измена.
- Они пишут, что в мятежном и негодном городе Иерусалиме, куда царь направил своей рукой священников, все эти люди не только в храме свои песни поют, но также восстанавливают во всем городе стены. И уже многие от основания даже ворота исправили и укрепили по всем правилам. И делается это затем, чтобы город снова стал неприступным, и чтобы потом не платить ни налогов, ни пошлин в царскую казну. Тем более крепость эта раположена как раз по пути царского войска в Египет.
"Поэтому мы уведомляем царя, что, если город этот будет достроен и стены его доделаны, то после этого не будет у тебя владения за рекою", - с выражением зачитал концовку послания Зефар и теперь ждал указаний владыки.
- Все предатели, - проговорил Артаксеркс тихо. - Никому нельзя верить. Никому нельзя делать добро. Смотри, вот ведь даже и тот книжник, которого я одарил золотом, думает восстать против меня. Но ничего не выйдет, теперь я стал умнее. Когда струю фонтана поднимается на слишком большую высоту, она быстро начинает клониться - или не так?
- Можно ли до конца верить завистникам? - осторожно спросил Зефар, который со скрытой симпатией относился ко всем книжникам без исключения, и иудей Ездра тоже не был исключением.
- Все предатели, - устало повторил царь. - Пальцев одной руки хватит, чтобы исчислить, кому я могу доверять.
И Артаксеркс продиктовал Зефару ответ в Самарию для своих советников с приказом срочно остановить в Иерусалиме всякие строительные работы до тех пор, пока на это не будет получено специального царского указа.
"Следует вооруженной рукой срочно остановить зачинщиков готовящегося мятежа, - повелел царь. - И все, что они уже построили, снова разрушить и сжечь огнем. Потому что теперь и я понял, что город этот - мятежный для властей, за свои отпадения он и был когда-то опустошен, и теперь ничего в нем до моего повеления в прежнем виде не лучше не восстанавливать".
Новым письмом Ездра и его сподвижники лишались всех прежних привелегий, и отныне любое упоминания об успешных делах иудеев грозило обернуться для них смертным приговором.
В этот день незримая чаша весов качнулась совсем в другую сторону и судьба всех, кто поселился в Иерусалиме, снова на много лет замерла, зависла в неопределенном положении, так она целиком и полностью зависела от воли персидского царя.
"Передай евнухам, что завтра я велю срочно явиться во дворец моему советнику, Аману Вугеянину, - сказал напоследок Зефару царь. - Потому что я...
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. СОЧИНЕНИЕ ЗЕФАРА
...желаю многое обсудить с ним наедине".
Утром тринадцатого дня нисана в доме Амана Вугеянина появился вестник из дворца, который передал приказ везирю срочно явиться к царю.
Выяснилось, что Артаксеркс, получив плохие вести из своей сатрапии на Кипре, срзу же сделался похожим на грозовую тучу, которая никак не могла разразиться ни гневом, ни смехом, и никого не желал видеть перед собой, кроме везиря и своего главного советника Амана Вугеянина.
"Только меня одного", - отметил про себя Аман и пожелел, что сейчас слова гонцов не слышит жена его, Зерешь, которая со вчерашнего дня заперлась в дальней комнате и не желала оттуда выходить.
"Потому что только я один умею вызвать уыбку на лице царя, даже когда он пребывает во мраке, - усмехнулся Аман Вугеянин, пока слуги облачали его в платье, расшитое рубинами и сапфирами, достойное посещения дома з царя. Никто не нужен Артаксерксу, даже царица Эсфирь не нужна, один только я..."
Как он и ожидал, стол был накрыт на двоих, и на столе уже стояли кувшины с вином - значит, царь Артаксеркс желал сегодня отгонять также ещё и вином от себя тяжелые мысли и сомнения.
Вино - это кровь и сок земли, в самые трудные минуты оно наполняет человека божественной силой - так говорят мудрейшие.
Вино - это лучший из напитков, достойный уст царя, потому что в вине есть огонь. Да, вино - оно само и есть жидкий огонь, способный выжигать в душе дурные мысли и печали.
Вино - это напиток богов, вода мудрости, которая умеет делать людей героями, в царей - богами.
Молодой царь Артаксеркс не мог и желал в трудные минуты обходиться без вина. Но он не любил пить в вино в одиночестве - оно почему-то сразу же начинало горчить и вызывать излишние подозрения. Поэтому Артаксеркс призывал к себе Амана, своего любимого сотрапезника, который за столом умел в одиночестве много смеяться и разговаривать. Но при этом не мешал владыке думать о своем, а иногда даже давал хорошие подсказки.
"Всюду мятежи и заговоры, - вот о чем мрачно раздумывал Артаксеркс, поджидая Амана. - Все восстали против меня. Отец говорил правду - нужно все время показывать зубы, чтобы никто не перегрыз тебе глотку, и ведь он знал, что говорил, потому что персидский трон всегда окружали одни только заговорщики и мятежники - и Кира, и Дария, и Ксеркса, и вот теперь - меня".
Вступив на престол в возрасте двадцати восьми лет, Дарий вынужден был на долгое время забыть о новых завоеваниях, и заняться усмирением мятежей и волнений внутри своего царства. Сразу же попыталась отойти Вавилония, где объявил себя царем некий Нидинту-Бел, назвавший себя Навуходоносором Третьим - но Дарий выступил в Вавилон, быстро расправился с восставшими и казнил царя-самозванца.
Затем попытались отделиться Маргиана, Парфия, сакские племена и Египет - и везде Дарию приходилось действовать без жалости, сильной рукой.
Даже в Персии вдруг объявился какой-то человек, назвавший себя сыном Кира, Бардией, и сумевший, прикрываясь ложным именем, объединить вокруг себя немало сторонников, в том числе из персидской и мидийской знати. Но Дарий победил этого лже-Бардию и посадил на кол, как пугало, а его приспешников без всякой жалости казнил.
Почти в это же время в Мидии появился загадочный человек по имени Фравартиш, повсюду разославший сообщения, что именно он, а вовсе не Дарий, происходит из древнейшего рода основателя Мидийской державы Киаксара, и потому по закону, якобы, он имеет гораздо больше прав на перстол. Но вскоре и Фравартиш был пойман и предан мучительной смерти.
В свое время и Ксерксу пришлось потратить немало сил на борьбу с мятежниками, и уж он тем более ни с кем не церемонился.
Едва до Египта дошло известие о смерти Дария и воцарении Ксеркса, как его законного сына и наследника, на берегах Нила сразу же поднялось восстание, которое удалось подавить лишь с особой жестокостью. Под конец Ксеркс даже приказал своим воинам разграбить имущество египетских храмов, чтобы жрецы не смогли призывать на помощь мятежникам своих богов. Неоднократно пытался отпасть Вавилон, но после того, как Ксеркс приказал разрушить городские стены и другие укрепления, которые делали город неприступной крепостью, и до основания снес дома главных подстрекателей из вавилонской знати, там сразу же стало спокойнее.
И, конечно же, греки, всегда эти греки...
"А ведь Аман правильно говорит, - решил Артаксеркс, который только что в общих чертах сообщил своему везирю известие о Мегабизе. - И впрямь, прошли времена, когда цари непременно должны были мчаться на врагов во главе своего войска. По-настоящему сильный правитель - тот, кто спокойно сидит во дворце на мягких подушках, пирует, рассылает своим подданым указы и удерживать их в руках при помощи золота и подарков. Аман прав: нужно просто не жалеть золота, много золота для подкупа своих сатрапов и иноземных царей, которое само сможет всех перессорить между собой, и тогда я смогу играть с ними, как кот с мышами, и потом разом всех пожрать..."
Если не считать случайного упоминания о подушках, такой совет везиря показался сейчас Артаксерксу на редкость простым и разумным. Так и есть, Мегабиза нужно было просто хорошенько подкупить, чтобы он выступил против греков, и таким же образом задобрить кое-кого из островитян, чтобы они не так старались. Пришло время действовать не силой, а умом...
Артаксеркс вспомнил предание о смерти полководца Мардония, который в детстве был для него кумиром и чуть ли не божеством. Рассказывали, что накануне своей последней битвы при Платеях в Беотии, Мардоний созвал военный совет, на котором знатный перс по имени Артобаз предожил не давать пока сражения, а вернуться в Фивы, где было достаточно продовольствия для огромного персидского войска и корма для лошадей. Артобаз уговаривал постараться подкупить и поссорить между собой наиболее влиятельных афинян, и только после этого ввязываться в драку.
