Тогда Джереми обратился в городские советы графства с просьбой позволить ему использовать местное ополчение. Однако чиновники, зная, как трудно будет собрать людей в такое время года, предпочли отказать Джереми Стикльзу, выдвигая при этом любые мыслимые и немыслимые отговорки. Кроме того, девонширцы утверждали, что Беджворти протекает по территории Сомерсета, а люди из Сомерсета кивали на Девоншир. Слушая жалобы Джереми, я тоже покивал головой,— с искренним, правда, сочувствием, — потому что в этом хитроумном вопросе обе стороны были и правы и неправы одновременно: граница двух графств проходит как раз по Беджворти.
Дабы прекратить бессмысленные прения, мастер Стикльз предложил обоим графствам объединить свои усилия и сокрушить банду разбойников, позоривших и грабивших земли по обе стороны Беджворти, не признавая никаких географических условностей. Тут возразить было нечего, однако ни одно из вышеупомянутых графств не пожелало выступить первым. Вот почему представитель короля вернулся без единого солдата, заручившись только обещанием, что ему дадут в помощь две сотни человек, когда дороги чуть подсохнут.
Тут только мне стало жаль, что я не задержал Тома Фаггуса, потому что с его умом и храбростью он стоил полудюжины таких, как мы. Я рассказал мастеру Стикльзу, в каком положении мы тут все оказались в связи с тем, что я перевез на ферму Лорну Дун, а также рассказал все, что вообще знал о Лорне. Джереми Стикльз согласился со мной, что в таком случае нам нечего было и надеяться на то, что разбойники не попытаются штурмовать ферму, особенно теперь, когда они точно знали, что Джереми вернулся в Плаверз-Барроуз. Он похвалил меня за то, что я спрятал все зерно в таком месте, где Дуны днем с огнем его не сыщут, и посоветовал, чтобы все входы в дом были укреплены немедленно и чтобы по ночам кто-то постоянно нес при них караул.
— Срочно отправляйся в Линмут и приведи оттуда солдат для охраны фермы! — сказал он в конце нашей доверительной беседы.
Я так и сделал. Зная, что долины по-прежнему затоплены, я решил двинуться той дорогой, что проходила через холмы. Выйдя из дома и пройдя вниз по течению Линна, я нашел отмель и заставил коня переплыть это место (здесь иногда можно вообще перейти на другой берег пешком). Я увидел, что все долины, уходящие вглубь материка, превратились в русла широких рек, а по правую руку от края и до края, насколько хватало глаз, ревело и бушевало море. Я стал спускаться с холмок в направлении Линмута, и тут вдруг на меня напал великий страх: мне показалось, что мое путешествие было напрасным. Линн ревел и пенился, ломая о скалы вековые стволы, а деревянный пешеходный мостик был уже давно снесен. Те, кого я искал, были наверняка на той стороне взбесившейся реки.
Пройдя берегом бурного потока, я вышел на песчаный пляж и вдруг — о счастье! — на другой стороне реки я увидел какого-то человека, и хотя он наверняка не понял ничего из того, что я ему кричал, — ревущая река заглушала каждое слово,— но я все же дал ему понять, что хочу переправиться на ту сторону. Он позвал на помощь другого человека и с его помощью столкнул в воду лодку, затем они вышли далеко в море, обогнули устье взбешенной реки и причалили на моей стороне.
Тот, другой, представился сержантом Блоксемом, старшим помощником мастера Стикльза. После того, как я объяснил, в чем дело, он вернулся назад и привел с собой своих товарищей — при оружии, но без лошадей, потому что лошадей они вынуждены были оставить на месте. Всего собралось четыре человека, что, конечно, было не так уж много, но и то, слава Богу, хоть какая-то помощь. Заручившись поддержкой мужественных парней, я заторопился обратно, а ополченцы двинулись пешком, но не той же дорогой, а вверх по течению Линна и перешли реку вброд напротив вересковой пустоши.
Парни сделали большой круг, поэтому я прибыл в Плаверз-Барроуз на два часа раньше них. Они же подняли на холме флаг, просигналив двум своим часовым, которые вскоре прибыли и присоединились к ним, и, таким образом, под ружьем оказалось уже шесть человек.
Хорошо, что я вернулся быстро, как только мог, потому что, когда я вошел в дом, там царили великое смятение и всеобщий страх. Я спросил, что случилось, и Лорна, сохранившая хладнокровие больше других, ответила, что по всем виновата она одна.
Вот что она рассказала. Вечером она сошла по косогору в сад, чтобы посмотреть, как распускаются ее гиацинты. Линн кипел и пенился, заливая берега. Лорна шла близко к кромке воды, как вдруг с другой стороны грянул выстрел. Пуля впилась в мягкую землю прямо у ног Лорны. Лорна в страхе упала на траву, не в силах крикнуть или пошевелиться, и тогда из-за кустов вышел Карвер Дун и сказал низким голосом — спокойно и самоуверенно:
— На этот раз я промахнулся — намеренно и по своей воле, потому что так мне было нужно. Но если ты завтра не вернешься в долину, помни: смерть твоя — здесь, видишь, вот здесь, и она тебя уже заждалась.
И он указал на ствол карабина, а затем повернулся и пошел прочь, ни разу не обернувшись.
Ну что ж, подумал я, выслушав рассказ Лорны, значит, война объявлена.
И мы стали готовиться к ночной атаке, выставив для нашего маленького, но прожорливого гарнизона свинину, ветчину и баранину, а также выкатив из погреба бочонок сидра.
Перед тем, как девушки ушли спать, Лорна пришла к матушке и стала просить, чтобы мы разрешили ей вернуться в Долину Дунов.
— Девочка моя, разве тебе у нас плохо? — спросила матушка с великой нежностью, потому что давно уже стала относиться к Лорне, как к собственной дочери,
— Ах нет, что вы, мистрисс Ридд, что вы! Я в жизни не знала такого мира, и покоя, и такой доброты, пока не оказалась у вас. И я не могу ответить вам черной неблагодарностью, ввергая вас в пучину бед. Позвольте мне уйти: вы не должны платить столь высокую цену за мое счастье.
— Деточка моя дорогая, мы ничего не платим,— возразила матушка, — Да, нам нынче грозит опасность, но, поверь, не только из-за тебя. Спроси у Джона, он тебе скажет. Он у меня великий политик, а это дело и есть самая настоящая политика.
Лорна пришла ко мне, и я прочел в ее взгляде тысячу вопросов. Я не стал отвечать ни на один, заметив лишь, что если атака состоится, то атаковать нас будут вовсе не из-за нее, и что если ночью она услышит шум, пусть укроется с головой, закроет свои прекрасные глазки и постарается уснуть.
— А разве нельзя избежать сражения? — спросила Лорна.
— Полагаю, никакого сражения не будет, - ответил я,— но если мои расчеты не оправдаются, что ж, будем драться.
— Хочешь, я тебе скажу, Джон, что я обо всем этом думаю? Хоть, впрочем, это всего лишь мои фантазии, так что, может, не стоит мне...
— Нет, отчего же, дорогая, я выслушаю тебя с интересом: ведь ты читаешь Дунов, как открытую книгу.
— Тогда подумай вот о чем. Ты знаешь, вода в реках поднялась нынче выше обычного. Долина Дунов сейчас наверняка затоплена, и все дома оказались в воде. Понимаешь, к чему я клоню?
— Ах ты, хитрюга, ах ты, моя маленькая лисичка! А мне-то, глупому, это и в голову не пришло. Ну конечно же, это так, и по-другому и быть не может. Вода, скопившаяся во всем Беджвортском лесу и в долинах, расположенных выше него, громадные завалы тающего снега в самой долине, — все это может вытечь только через один проход, — через мой знаменитый гранитный желоб. Значит, долина ушла под воду, по меньшей мере, на двадцать футов. Да, много еще есть на свете недогадливых людей, Лорна, но самый недогадливый из них — перед тобой!
— А еще я помню, — продолжила Лорна, — как когда-то шел долгий проливной дождь. Он шел всю осень и всю зиму, и воды тогда в наших комнатах было на два фута, и мы вынуждены были переждать это время, поселившись на скалах...
— Ясно мне только одно, — задумчиво промолвил я, — такого потопа никто из ныне живущих не помнит и никто из наших потомков уже не увидит. Три месяца — снег, снег, снег не переставая, а сейчас, последние две недели, льет, как из ведра. Неужели все это стечет за несколько дней? И это при том, что реки все еще забиты льдом. Помяни мое слово, мистрисс Лорна, твоя милая беседка ушла сейчас под воду футов на шесть.
— Моя беседка отслужила свое, — сказала Лорна, смутившись и покраснев, — и теперь моя беседка здесь, Джон. Но мне горько думать о бедных женщинах, которых это ужасное наводнение выгнало из родных домов. Одно только хорошо: в такую пору Дуны не смогут выставить против нас слишком много народу.
— В том-то и дело! — воскликнул я. — Умница! И заметь: за Джереми Стикльзом гналось всего-то навсего трое Дунов. Нет, если они сунутся, мы их побьем, непременно побьем. Да и дом наш они не подожгут, потому что крыша промокла насквозь.
Спать в этот вечер мы отпустили наших женщин довольно рано. С нами остались только Гвенни Карфекс и старая Бетти. Они могли пригодиться — при условии, что до того времени они не успеют повздорить.
