хотела, – занималась спортом, ездила на велосипеде, бегала. Я отказывалась и извинялась за свои недостатки, которые были настолько же неотъемлемой частью меня, как и мое лицо.
Ты ведь не обижаешься? И я шутливо надувала губы, пытаясь быть игривой, признавая собственные несовершенства; я всерьез ожидала, что он будет любить меня, несмотря на них.
Конечно, я не обижаюсь, отвечал он, и чаще всего я ему верила. Но в этих разговорах всегда чувствовался намек на недосказанность, на резкость, от которой он удержался, на легкое недовольство.
Я поняла это, глядя на Марка. Видеть слабость человека, который, пусть даже совсем чуть-чуть, в тебе нуждается, которому нужна твоя симпатия или любовь, – видеть его слабость неприятно, даже противно. Это ужасно, но это правда.
Несправедливо, но ничего не поделаешь. Когда вы любите человека, такие вещи кажутся не имеющими значения пустяками или даже милыми особенностями. Но если вы человека не любите, его недостатки вас раздражают. Его человеческая суть проявляется слишком рано, когда вы еще не готовы полюбить ее или простить.
Вот в тот момент я наконец и осознала, что Киран меня не любил. По крайней мере, он не любил меня такой, какая я есть.
Это не перечеркивало того, как я с ним поступала, того, как мы поступали друг с другом. Но это нас оправдывало. С таким прошлым я могла жить.
Я нырнула и плыла под водой сколько могла, пока хватало в легких воздуха, потом всплыла далеко-далеко от берега; люди на берегу расплылись, да и я сама наверняка была неразличима. Радуясь, что Марк не может последовать за мной, я поплыла дальше. Я плыла и плыла, пока руки и ноги не сделались ватными, так что возвращалась я из последних сил. Отели, зонтики и люди весело маячили впереди размытыми пятнами.
Когда я вышла на берег, Марк сидел на полотенце и читал. На его лице отражалось плохо скрытое раздражение.
– Ты пропала из виду… Я беспокоился.
Я упала рядом с ним, растянулась на песке, поерзала, чтобы песчинки забились в самые укромные места.
– Все нормально, – ответила я. – Не стоило.
5
После этого Марк ушел, прихватив ключи от квартиры.
Рядом со мной принимали солнечные ванны два пожилых брата-близнеца. Они синхронно переворачивались на полотенцах, чтобы равномерно загореть, молча вставали лицом к последним лучам закатного солнца, закрыв глаза и взявшись за руки.
Я радовалась, глядя на них: такие забавные и трогательные, так ладят друг с другом.
Я радовалась, оглядываясь вокруг: на киоск с хот-догами, на мое нагревшееся на песке пиво, на кислые греческие сигареты, на прихваченные с собой парочку книг, которые я в начале недели купила с рук у какой-то женщины.
Мне было так радостно, что вскоре я расплакалась от счастья, от того, что мне повезло здесь очутиться и наконец побыть одной, хоть боль никуда и не делась.
Внутри меня происходили вещи, для которых не было слов или, напротив, их было слишком много, – вещи настолько простые, что сами мысли о них были примитивны, однако я очень долго не могла о них думать. Например, о сливочно-оранжевом небе, при виде которого мое сердце разлеталось на куски и становилось таким же открытым и свободным, как в детстве.
Я вспомнила, что когда-то обожала узнавать новое. И увидела себя в окружении справочников и энциклопедий в уотерфордской библиотеке, где целыми днями просиживала, впитывая знания из одной лишь искренней любознательности, а не для того, чтобы перед кем-то блеснуть или превратиться в другого человека.
Мне вспомнилось раздраженное лицо Марка и его беспокойство, пока я, змеей ускользнув от него под водой, лежала на спине, наслаждаясь исходящим от моря запахом, так похожим на мои духи.
Я вспомнила, сколько раз всеми способами, будь то с помощью еды, голодания, порезов, слез или секса, провоцировала Кирана и других мужчин на такое вот беспокойство, вспомнила все то нагромождение ярости, боли, вспомнила свой гнев, что был своего рода перформансом, – гнев за все, что они со мной сделали или не пожелали сделать.
Я вспомнила, что моя жизнь и мои мысли были беспрерывными актами отчаяния в попытках заслужить мужскую любовь, вспомнила свою убежденность, что мужское обожание или желание меня трахнуть заставят все плохое во мне утихнуть навсегда.
Раньше я думала, что мужская любовь наполнит меня до краев и мне никогда не придется напиваться, переедать, резать себя или как-то иначе издеваться над своим телом. Я думала, что обо всех моих проблемах позаботятся мужчины.
Но вот я здесь, наедине с собой, и некому сказать мне, что будет дальше.
О чем мне думать теперь, когда я не думаю о любви или сексе? Первым делом придется найти, чем заполнить эту пустоту.
Но это ничего. Это придет.
Благодарности
Моему замечательному, великолепному и любимому агенту и подруге Гарриет Мур: без тебя я не написала бы эту книгу и буду вечно благодарна за твою непоколебимую веру в этот нескладный изменчивый роман во всех его разнообразных формах. Я, как и многие другие, люблю тебя и восхищаюсь тобой. Я очень благодарна за потрясающие советы и безошибочные суждения, с которыми щедро и великодушно поделились со мной сотрудники Jonathan Cape, особенно Михал Шавит и Ана Флетчер, и неподражаемая Джин Гарнетт из Little Brown.
Спасибо друзьям, которые поддерживали меня, пока я писала эту книгу, посредством займов в полсотни фунтов, горячих ужинов и просто приятной компании. Спасибо моим любимым тэддиманам[12] Стэну Кроссу, Франсиско Гарсиа, Джошу Бейнсу и Чарльзу Олаферу, моим единомышленницам по любви к Pink IPA[13] Лолли Адефоп, Хезер Макинтош и Теа Эверетт за то, что круглыми сутками со мной болтаете и постоянно меня смешите. Спасибо Криспину Бесту, Мэту Ривьеру и Рейчел Бенсон за то, что были мне такими хорошими друзьями с тех пор, как я переехала в Лондон, – я всех вас люблю и дорожу каждой нашей встречей.
Спасибо всем, кто ненадолго пускал меня пожить и присмотреть за кошкой, давая мне возможность писать в потрясающей обстановке, особенно Томми и Кейт Фарреллам и Софи Юнг.
Спасибо Джесси Дарлинг за то, что, хоть и недолго, была мне отличной соседкой по дому в Лондоне, столькому меня научила и дала мне необходимое представление о том, что такое позитивный, а не жертвенный быт.
Джозефу Нунану Гэнли, Фионе Бирн, Крису Тиммсу, Фрэнку Вассеру и Элис Рикэб – за гостеприимство и приглашения, когда я только перебралась в Лондон, печеную картошку, рождественские вечеринки в
