Зернова. Они топали все громче и быстрее, пока Карпов не вскочил и не закричал:
– Найдет, отрубит голову и унесет с собой!!!
Юнкера зловеще в унисон расхохотались. Правда, при виде скептической ухмылки на лице Корсакова их смех как-то понемногу утих.
– Это, безусловно, страшная история, господа, – признал Владимир. – Только позвольте вопрос – если его голову не нашли и она осталась в Грузии, то как сей зловещий предмет может кататься по коридорам в поисках жертвы?
IX
22 декабря 1880 года, день, Дмитриевское военное училище, Москва
В час пополудни юнкера в сопровождении ротмистра Чагина отправились в конюшни для «репетиций» – учебных выездов. Пользуясь отсутствием офицера, Корсаков проник в дежурку и изготовил оттиски висевших там ключей. Он не собирался зависеть от прихотей полковника при исследовании училища.
Для начала Владимир решил открыто осмотреть главный корпус, поэтому тихонько выбрался из дежурной комнаты и с невинным выражением лица постучал в кабинет Панина. Полковник, судя по всему, был не занят, однако на просьбу провести краткий экскурс по училищу предсказуемо отреагировал с энтузиазмом человека, у которого утром разболелся зуб.
– Десять минут, – сказал он. – Больше не выделю, так что потрудитесь все запомнить сразу.
За огромными дубовыми дверями в конце прихожей залы располагался гербовой зал, где проводились торжественные мероприятия. По стенам были развешаны щиты, раскрашенные в полковые цвета кавалерийских подразделений императорской армии, с указанием истории каждого из них, их отличий и особенностей. Юнкера должны были знать каждый и без запинки отвечать на вопросы «корнетов» или офицерского состава. Помимо гербового зала, квартиры полковника и дежурки на первом этаже располагались дисциплинарные карцера для особо провинившихся и цейхгауз – склад обмундирования и материалов, вотчина вахмистра Белова. Почти весь второй этаж был отдан юнкерам – половина кавалеристам, половина казачьей сотне (отсутствовавшей в полном составе). Исключением была часовня, двери которой с подвешенной над ними лампадкой выходили прямо на лестничную площадку. По обе стороны от часовни висели массивные мраморные доски с именами и тремя датами.
– Это посвящение самым выдающимся воспитанникам училища, – с неподдельной гордостью пояснил Панин.
– А даты? – уточнил Владимир.
– Выпуск, рождение, смерть, – был краток командир эскадрона. Корсаков еще раз всмотрелся в имена и даты на досках. Одна запись привлекла его внимание.
– Позвольте… Юнкер Авалов, погиб в 1854 году. Вы его знали?
– Лично – нет, в то время я находился в действующей армии, в училище заступил вместе с генералом Сердецким и Красовским в 1865 году. Но все офицеры и воспитанники училища знают его историю.
– Героически погиб при Чолоки?
– А, юнкера уже потрудились посвятить вас в славные страницы школьной истории, – удовлетворенно кивнул Панин. Владимир обратил внимание, что каждый раз, когда разговор заходил про училище и его воспитанников, полковник забывал про свою враждебность и словно светился изнутри – столь дорога ему была честь вверенного заведения.
– Если можно так выразиться, – усмехнулся Корсаков. – В их версии героический Авалов стал… Как там это называется…
– Призрачным юнкером, – фыркнул полковник. – Да, это одна из школьных легенд, которыми старшие воспитанники стращают младших. У вас меж тем осталось пять минут. Продолжим!
– Только один вопрос – юнкер Авалов действительно похоронен в парке на территории училища?
– Да. У нас нет достаточных средств, чтобы ухаживать за парком, увы, но его могила у пруда всегда поддерживается в образцовом порядке. Раз в неделю назначенные приказом юнкера выполняют задачу по уборке и уходу за местом последнего упокоения их предшественника.
На третьем этаже, помимо начальственного кабинета, находились две гостевые комнаты, где размещались высочайшие визитеры, если в ходе парадных смотров и инспекций они изъявляли желание остаться на ночь. Двери в эти комнаты располагались по обе стороны от коридора.
– Все, осмотрелись? В таком случае пройдемте обратно вниз, – закончил экскурсию Панин.
– Конечно, – кивнул Корсаков. Они спустились обратно на первый этаж, и полковник уже собирался вернуться на квартиру, но Владимир остановил его: – Позвольте вопрос? В кабинете Сердецкого я обратил внимание на дагеротип на столе. Там были сам генерал, вы, Красовский и еще один офицер, которого я не видел в училище. Кто он?
Панин обернулся. На его лице ходили желваки, а глаза опасно сузились. Он приблизился к Корсакову вплотную и яростно прошептал:
– Он никто! Поняли?! Не смейте поднимать эту тему при мне!
После чего полковник скрылся в своем жилище, яростно хлопнув дверью.
– Простите его, – за спиной Корсакова невесть откуда возник смущенный Красовский с бумажным свертком в руках. – Ах, и меня тоже, Владимир Николаевич, не хотел вас напугать, хотя это, похоже, входит у меня в привычку.
– Что вы, – отмахнулся Корсаков. – Какими судьбами здесь?
– Заглянул навестить нашего каптенармуса, – толстенький доктор заговорщицки понизил голос. – Вместе с продуктами для рождественского ужина ему доставили мои любимые пирожные. Поддался греху чревоугодия на старости лет.
– Панин со всеми так суров или он делает исключение для меня?
– Николай Сергеевич человек строгий, это правда. Но сейчас особенно. Мы тяжело перенесли смерть Вани Сердецкого. Сами понимаете, не разлей вода уже много лет…
– Алексей Осипович, – обратился к врачу Корсаков. – Вы вчера сказали, что генерал в последнее время нервничал, ему снились дурные сны. О чем?
– Ох… – Красовский задумался. – Какие еще дурные сны могут сниться старому солдату? Войны. Битвы. Смерть.
– Но вы сказали, что он начал слышать что-то наяву?
– Нервическое, – покачал головой доктор. – Если человек в нашем возрасте страдает бессонницей, то рано или поздно это окажет влияние и на часы бодрствования.
– А вам? – наконец задал интересующий его вопрос Владимир. – Вам в последнее время ничего не снится?
– Мне? – переспросил Красовский. Он отвел глаза и на мгновение задумался, а затем потряс свертком: – Только эти пирожные. Райское наслаждение! Прошу меня простить…
Он быстрым шагом направился к выходу из холла, оставив Владимира в одиночестве.
От вынужденного безделья Корсакова спас поручик Постольский, прибывший на извозчике ровно в два часа, как и договаривались.
– Куда изволите? – спросил «ванька».
– К Ильинским воротам, – велел Корсаков.
– Что удалось узнать? – нетерпеливо спросил расположившийся рядом Павел.
– Пока немного, – не стал кривить душой Владимир. – Я до сих пор не уверен, что мы имеем дело с чем-то неестественным. Хотя ночью меня и попытались убедить в обратном. – Он поделился с Постольским историей о ночных шумах. – У меня есть определенные соображения по этому поводу, но делиться ими пока рано. А что там полиция и жандармы?
– В замешательстве. Их основное предположение, что Сердецкий был убит группой людей, которые незаметно проникли в его кабинет.
– Ну да, незаметно подкрались к военному училищу, незаметно зашли в главный корпус, незаметно поднялись на третий этаж,
