она о чем-то говорила с Люсей и смеялась. И даже не замечала страданий парня.
Вернувшись домой, Ромала до самого утра писала любимому письмо. Писала о своей любви к нему и о друзьях, благодаря которым жизнь без него не казалась такой уж невыносимой. В шесть утра она заклеила конверт и с легкой улыбкой на губах уснула.
Как и было обещано ректором, все артисты получили автоматически экзамены. В зачетке Ромалы выстроились пятерки. КВНщики начали готовиться к игре. Колесо жизни катилось дальше. Девушка теперь уже на новом настенном календаре отмечала дни разлуки. От Саши регулярно приходили письма, и девушка всё так же нумеровала их и складывала в коробку. К дню всех влюбленных в часть парня полетела посылка, которую собирали сообща. Были подарки и от матери, и от невесты, и даже Люся чиркнула пару строк. Воздух вокруг был напоен любовью, солнце порой пригревало по-весеннему. Вокруг говорили о любви и с надеждой ждали весны. Но Ромалу иногда охватывала какая-то необъяснимая тревога. Тогда она бессмысленно металась по дому, пытаясь унять щемившее сердце. Она зачастила в гости к Сашиной матери, и они вдвоем проводили вечера за чаем. Женщина всегда была рада ее приходу. Расспрашивала об учебе, друзьях, родителях. Рассказывала о своей жизни.
В письмах к любимому девушка всё чаще просила беречь себя и не снимать крестик. К 8 Марта пришла красивая поздравительная открытка. Но, получив ее, Ромала ушла в себя. Хорошее настроение совсем покинуло ее. Иногда так замыкалась в себе, что и не дозваться. Семья всё больше беспокоилась о самочувствии девушки. А она стала избегать общения с друзьями и перестала подходить к телефону, упрашивая близких отвечать, что ее нет дома.
Глава 33.
13 марта Ромала, как обычно, пошла в университет, но почти сразу вернулась и, даже не разувшись, убежала в свою комнату, где заперлась. На все вопросы отвечала, что всё в порядке, хотя из-за двери доносились порой всхлипы и причитания. Вышла только вечером. Взлохмаченная, с потухшим взглядом. Да и то только потому, что Полина Яковлевна, ничего не понимая в происходящем, не выдержала и расплакалась, глядя на страдания своего сокровища. Девочка же не могла ни слышать, ни видеть бабушкиных слез. Села рядом, стала успокаивать, но слова оставались словами, в них не было души. Она машинально что-то говорила. Бабушка встряхнула внучку.
— Мала, не сходи с ума! — зашептала она горячо. — Скажи, в чем дело? Что случилось?
Девушка глянула на нее вполне осмысленно и прошептала посеревшими губами:
— Беда, мам! Беда случилась. Я даже чувствую ее присутствие.
— Да что ты, девонька! Какая беда? С кем?
Ромала отвернулась.
— С Сашей, — едва слышно ответила она и вышла.
Фаина накапала и ей, и Полине Яковлевне валерьянки. Яша даже вызвал «Скорую». Врачи в белых халатах и грязной обуви прошли сначала в комнату к теще, затем постучались к Ромале. И одной, и второй вкололи успокоительное. Девочка легла и провалилась в глухой и бездонный сон.
Утром, пораньше, она вышла на улицу, но тут же вернулась с безумным взглядом. Яша решил остаться дома. Полина Яковлевна вздыхала и едва не плакала, силясь понять, что же происходит с внучкой. Ромалу несколько раз стошнило, и она даже не стала пить кофе. Сидела с горящими глазами на кровати и молчала. И было такое ощущение, что она чего-то ждет. Ждет и боится этого. Девушка всякий раз вздрагивала, когда открывалась дверь или лаял Бимка. Фаина надоумила Яшу позвонить Люсе, чтоб та приехала, и, может, хоть ей удастся поговорить с Ромалой. Но, к сожалению, девушки не было дома.
— Наверное, на занятиях, — проговорил Яша и начал листать записную книжку, в поисках хоть кого-нибудь из близких друзей, как в дверь позвонили.
На пороге стояла Людмила.
— Я бы и сама приехала, — сказала она, разуваясь, — но мне позвонил Измаил и настоятельно просил приехать к вам. Сказал, что это жизненно необходимо. Что стряслось-то?
Но родные Ромалы лишь разводили руками. Милославская, подвинув их в сторону, прошла в комнату подруги. Та глянула на нее и опять уставилась в одну точку, а Люся плюхнулась к ней на кровать, заглянула в лицо… и ей стало не по себе. Подруга была растрепана, смотрела, бездумно глядя на противоположную стену, лицо — белее штукатурки. Глаза казались бездонными из-за черных кругов под ними.
— Ромка, Ромка, — потянула ее к себе Люся. Та сфокусировала взгляд на ней, в черных омутах что-то блеснуло, и она обняла Милославскую.
— Ты чего? Что случилось? — гладя по спине, спрашивала Люся.
— Страшно! — шептала Ромала в ответ. — Страшно так, что я боюсь сойти с ума!
— Так не сходи, — успокаивала подруга. — Может, расскажешь всё?..
Цыганка отпрянула от нее. Замотала головой, размазывая по лицу слезы.
— Ты мне всё равно не поверишь, — тихо сказала она.
— А ты попробуй, может, поверю.
Ромала закуталась в плед, взяла подругу за руку, а пальцы были ледяными. Она глубоко вздохнула и зашептала:
— Я знаю, что случилось что-то страшное. Беда. Я чувствую холодное дыхание и даже вижу ее. Она вон там сидит, — и кивнула головой в сторону угла.
Люся машинально глянула туда. Конечно, там никого не было. Но страх передался и Людмиле. Девушка судорожно сглотнула.
— Мала!.. — пролепетала она, но подруга будто не слышала.
— Она вчера пришла, — продолжала Ромала, — села, сидит и ухмыляется. Меня тошнит от ее зловонья. Я точно знаю, что она липкая и ледяная.
— Ромка, ты пугаешь меня, — призналась Люся, чувствуя, как волосы шевелятся на затылке.
— Я сама ее привела. Это я во всём виновата. Я ведь всегда об этом знала. Всегда… Вчера пошла в универ… проходила мимо Сашиного дома, а там…
— Что?
Ромала придвинулась к Людмиле и прямо в ухо прошептала:
— На окнах его комнаты — черные занавески!
— Ромка, не сходи с ума! — взвизгнула Люся. — Ты пугаешь меня! Я проходила и ничего такого не видела.
— Я же говорила, что ты мне не поверишь, — проговорила подруга, — кроме того, сегодня…
— Сегодня?
— Там во всём доме, на всех окнах, даже на веранде — черные занавески! Черные, ты понимаешь?
Люся машинально перекрестилась, хотя потом не
