детонька моя ненаглядная! Ты что же это, умереть собралась? — всхлипнула бабушка.
— Ну почему, почему он тогда отказался от меня? — будто не слыша ее вопроса, продолжала девушка приглушенно. — Вдруг бы у меня правда родился сын! Его бы не послали в Чечню, и он бы остался жив. Жив! И я бы жила…
Полина Яковлевна еще что-то говорила Ромале, но та ничего больше не слышала. Ушла в себя и дверь захлопнула. И ключ повернула в замке. Опять из-за угла выглянула ее Беда. Выглянула, хихикнула и забилась обратно в угол. У нее еще много-много времени впереди, чтобы терзать свою жертву. Терзать и наслаждаться ее страданиями.
Так и не достучавшись до внучки, бабушка на ватных ногах вышла из больницы и пошла, куда глаза глядят.
Солнце слепило и грело уже ощутимо. Люди вокруг улыбались и легкомысленно расстегивали куртки и шубы. Навстречу Полине Яковлевне попались ребята, напоминающие стайку щебечущих птиц. Они чему-то радовались, смеялись… А ее птенчик задумал умереть, потеряв всякий смысл жизни. И как вернуть ее, бабушка не знала. От этих горьких мыслей слезы так и покатились по щекам. Перед глазами плыло, а ноги, знай себе, шли и шли, вели свою хозяйку неведомо куда. Попадающиеся навстречу люди провожали взглядом плачущую пожилую женщину, но, едва отвернувшись, забывали и спешили по своим делам. Мимо проскочили какие-то ребята, разговаривая на своем, только им понятном языке. И тут кто-то взял Полину Яковлевну под локоть.
— Бабуль, вам плохо?
Женщина подняла глаза. Перед ней стояло существо неопределенного пола. На голове красовался черный ирокез, бровь и уши проколоты, а под глазами тени. Да и одето оно было под стать голове, во все черное.
— Бабуль, может, скорую вызвать? — опять поинтересовался некто.
Только по голосу и стало ясно, что под всем этим имиджем скрывается мальчишка, наверняка, не старше Ромалы.
— Нет, нет. Не нужно, — пролепетала она, — спасибо, сынок. Ступай.
Подросток пожал плечами и побежал догонять своих, а женщина побрела дальше. И каждый новый шаг давался всё трудней и трудней. Рука стала искать опору, шаря вокруг. Пальцы скользнули по чему-то холодному и тонкому, вроде прута, сжали его в ладони. И эта прохлада показалась ей настолько живительной, что женщина прижалась к ней пылающим лбом и заплакала горше…
Сколько она так простояла, неизвестно. На плечо легла теплая широкая ладонь, а голос, спокойный и умиротворенный, участливо спросил:
— Что с вами?
Полина Яковлевна подняла на его обладателя глаза. В черной, длиной до пят, рясе с небольшим крестом на груди перед ней стоял совсем еще молодой священник. О его немногих летах свидетельствовала еще совсем жиденькая русая бородка.
Он взял женщину под локоть и повел за собой.
Полина Яковлевна впервые была в церкви. Тут пахло ладаном и воском. До службы оставалось еще часа два, и поэтому в храме почти никого не было. Священнослужитель не стал останавливаться и прошел в какую-то комнату, так и не выпустив локтя гостьи. Он усадил ее на стул, а сам вышел. Бедная бабушка пыталась оглядеться, да где там?! Слезы застилали глаза, не рассмотреть ничего. Вновь хлопнула легонько дверь, и в руки Полины Яковлевны опустилась горячая кружка с чем-то душистым.
— Выпейте. Это ромашка, вам полегчает, — проговорил батюшка, улыбаясь.
Та послушно сделала пару глотков, и вдруг всё рассказала этому молодому мужчине, который годился ей в сыновья. Она говорила и говорила. О матери, об отце, о Светочке, о Яше, а когда добралась до Ромалы, так слова вымолвить не смогла.
— Умирает. Умирает деточка моя. Умирает с горя. А мне-то как быть? Мне-то зачем жить? — лепетала она, давясь слезами.
— Господь послал вам и вашей внучке это испытание. Девочке очень трудно сейчас, и я рад, что она не взяла грех на душу и не наложила на себя руки. Но вы можете помочь ей, — сказал он, — помолитесь за нее. Помолитесь, чтобы Отец наш дал ей силы пережить эту утрату. Только в Его власти утешить ее.
И вот тогда — впервые в своей жизни — Полина Яковлевна молилась. Она не знала, как это нужно делать правильно, просто повторяла и повторяла, как заклинание, как заговор:
— Господи, помоги! Господи! Помоги Ромале!
В эту церковь она станет ходить ежедневно. И даже когда Ромала поправится, она придет сюда и будет также отчаянно благодарить Бога, как когда-то молила о помощи.
Глава 35.
Тетя Галя постучалась в дверь палаты Ромалы. Вчера поздно вечером к ней приходила Фаина. У молодой женщины вошло в привычку навещать ежедневно своих несостоявшихся родственников. Приходила, помогала по хозяйству и практически всё время молчала. А вчера вдруг расплакалась. Конечно, Сашина мама знала, что невеста сына в больнице. Вот только даже предположить не могла, что Ромале настолько плохо. Она выслушала Фаину и промолчала.
Своя боль была такой, что сравнила бы, да не с чем! Снился он матери почти каждый день. И снился еще маленьким, лет пяти-шести. Это, наверное, был последний раз, когда он прибежал и спрятал заплаканное лицо в материных коленях. А она гладила и гладила льняную голову, да приговаривала, что всё будет хорошо, что скоро он станет большим, и ребята не будут его задирать… Сынок…
Конечно, больно. Вот только Ромала и правда может умереть. Умереть от тоски. Поэтому тетя Галя собралась, оделась понаряднее, да и поехала к невесте сына.
То, что она увидела в больнице, ее напугало. Она даже предположить не могла, что всё настолько плохо. В похудевшей, осунувшейся девушке, сидящей на кровати, трудно было узнать ту жгучую красавицу, которую так любил Саша. Женщина постояла у двери, стараясь успокоиться, а потом, улыбнувшись, прошла в палату.
— Господи, чудо-то какое! — воскликнула она. — И где же та красотка, по которой парни с ума сходят, а? Не знаешь?
Ромала посмотрела на нее — комок подкатил к горлу несостоявшейся свекрови. Не глаза сейчас смотрели на осиротевшую мать, а душа — изглоданная, истерзанная. Тетя Галя хотела что-то сказать еще, но слова застряли в груди, и женщина отвела глаза.
— Ты что это удумала, а? — спросила она приглушенно. — Вслед за ним собралась? Думаешь, он рад будет?
— Нет. Думаю, что вы должны
