Губы Эрин изогнулись в улыбке, но в выражении холодных голубых глаз ничего не изменилось.
— Ага, конечно. Я всегда буду водой, а вода может просочиться повсюду. Просто позвоните, если я буду нужна. Я, несомненно, тут же найду вас.
— Звучит неплохо, — быстро произнесла я, чувствуя себя чертовски неловко. — Итак, хорошо, надеюсь, мы увидимся завтра.
— Ага, хорошо. Увидимся на занятиях. — Небрежно махнув рукой, Эрин ушла.
Я поднялась по лестнице в автобус, бросив Дарию.
— Все на месте?
— Все на месте, все пересчитаны, — ответил он.
— Тогда отправляемся домой. — Мы расселись по местам — Стиви Рей рядом с Рефаимом, Афродита сразу за Дарием. Старк ждал меня на следующем за ней месте. Я наклонилась, быстро поцеловав и прошептав.
— Я хочу посмотреть как там Шони и тогда вернусь.
— Я буду ждать тебя. Всегда, — сказал он, нежно коснувшись моей щеки.
— В это же время я подскочила на выбоинах автостоянки, когда Дарий развернулся и свернул на главный подъезд к школе, и стала прокладывать путь к задним сиденьям, где Шони сидела в одиночестве.
— Не возражаешь, если я присяду на секунду?
— Конечно, давай, — ответила она.
— Итак, ты и Эрин все еще не разговариваете?
Шони закусила щеку и потрясла головой.
— Нет.
— Она — хорошая злючка. — Я пыталась придумать, что сказать, чтобы Шони открылась мне.
— Нет, не думаю, — ответила Шони.
Я нахмурилась.
— Ладно, но она выглядела злой.
— Нет, — повторила Шони, уставившись в окно. — Иди на свое место и подумай, как она вела себя последние пару дней, но особенно сегодня. Слово Злючка ей не подходит.
Я и не думала об этом. Эрин была холодна. Была бесстрастна. И все, больше ничего.
— Ладно, ты права. Теперь, когда я действительно задумалась, то поняла, что она отстранилась от всех, и это странно, — сказала я.
— Знаешь что странно, даже у нее больше эмоций, чем у Эрин. — Шони указала на маленький дворик преподавателей недалеко от стоянки. У фонтана сидела девушка. Когда мы проезжали мимо, было достаточно света, чтобы разглядеть, что она прятала лицо в руках. Ее плечи сотрясались, будто она пыталась подавить рыдания.
— Кто это? — спросила я.
— Николь.
— Красная недолетка Николь? Ты уверена? — Вытянув шею, я пыталась получше разглядеть ее, но мы уже свернули на аллею, что скрыла девушку от моего взгляда.
— Уверена, — ответила Шони. — Я видела ее тут по дороге на автобус.
— Хм-мм, — промычала я. — Интересно, что с ней происходит?
— Я думаю, многое меняется в нашей компании, а некоторые изменения вообще отстой.
— Могу я что-то сделать, чтобы тебе не было так отстойно? — спросила я.
Тогда Шони, наконец, взглянула на меня.
— Просто будь моей подругой.
Я удивленно заморгала.
— Я и так твоя подруга.
— Даже если я без Эрин?
— Без Эрин ты мне нравишься даже больше, — честно призналась я.
— Мне тоже, — сказала Шони. — Мне тоже.
— Чуть позже я вернулась на свое место рядом со Старком и позволила ему обнять себя. Положив голову ему на его плечо, я слушала, как бьется его сильное и полное любви сердце.
— Обещай, что никогда не будешь сердиться на меня и не станешь холодным чужим незнакомцем, — нежно попросила я.
— Обещаю. Все, что угодно, — сказал он без колебаний. — А теперь забудь все, кроме того факта, что я собираюсь заставить тебя сегодня попробовать другую пиццу.
— Не Сантино? Но я люблю эту пиццу!
— Зет поверь мне. Демьен рассказал мне об афинской пицце. Он сказал, что она божественна, как амброзия. Не знаю точно, о чем он говорил, но думаю, что она не просто хороша, так что давай попробуем.
Я улыбнулась, расслабляясь в его объятиях и притворившись на короткую поездку из Дома Ночи, что моя самая страшная проблема — это расширение горизонтов в выборе пиццы.
Пятнадцатая глава
Бабушка Редберд
Сильвия с радостью и благодарностью приветствовала солнце. Ее сердцу было легко как никогда — даже легче, чем накануне утром, когда она встретила Аурокса и избрала для себя любовь и прощение вместо гнева и ненависти.
Ее дочь была мертва, и, хотя она будет чувствовать потерю Линды до конца своей жизни, Сильвия знала, что та, наконец, освободилась от бесплодной пустоши, в которую превратилась жизнь ее дочери. Линда была в Потустороннем мире — с Никс, свободная от боли и в согласии с самой собой. Зная это, пожилая женщина улыбнулась.
Сидя за столом для рукоделия в мастерской своего домика, она напевала древние черокские колыбельные. Она перебирала разные травы и камушки, кристаллы и нитки, выбирая длинные, кинжально острые травинки зубровки, чтобы обернуть их вокруг пучка сухой лаванды. На рассвете она будет петь солнцу, а очищающий дым зубровки смешается с успокаивающим ароматом лаванды и омоет ее вместе с солнечными лучами. Пока она делала жезл для окуривания, мысли Сильвия перешли от ее биологической дочери к Зои — дочери ее духа.
— Ах, у-вет-си-а-ге-я, я так скучаю по тебе, — пробормотала она тихо. — Я позвоню тебе сегодня, когда сядет солнце. Будет так приятно услышать твой голосочек.
Ее внучка была юной, но особо одаренной ее богиней. Хоть это означало, что Зои обязана нести бремя необычайной ответственности, но также значило, что был у нее и дар — возвысится до того, что принять все вызовы, прилагающиеся к этой дополнительной ответственности.
И тут разум Сильвии обратился к Ауроксу — мальчику, который был зверем. «Или он — зверь, который был мальчиком?» Женщина покачала головой, пока ее руки продолжали работать. «Нет, я буду верить в то лучшее, что в нем есть. Я назвала его тсу-ка-нв-с-ди-на. Бык вместо зверя. Я встретила его, поглядела ему в глаза, видела, как он рыдал от сожаления и одиночества. У него есть дух, есть душа, а потому — есть и выбор. Я верю, что Аурокс выберет Свет, даже если Тьма пребывает у него внутри. Никто из нас не является целиком хорошим. Или злым.» Сильвия закрыла глаза, вдыхая сладкий аромат растений и трав.
— Великая Мать Земля, укрепи доброту в этом мальчике и позволь тсу-ка-нв-с-ди-на стать прирученным.
Заканчивая украшать жезл для окуривания, Сильвия снова стала напевать. И как только она закончила плести травы и лаванду, то поняла, что песня, которую напевала, изменилась с колыбельной на совершенно иной мотив: «Песню Женщине, что Была Воином на Войне.» И хотя Сильвия по-прежнему сидела, ее ноги задвигались, отбивая четкий ритм, сопровождаемый взлетами и падениями ее голоса.
Когда поняла, что делает, Сильвия оцепенела. Она посмотрела на собственные руки. На перевитую с зубровкой и лавандой голубую нить была нанизана необработанная бирюза. И со всей ясностью Сильвия поняла.
