показал обшлаг своей пижамы.
Он не понял, что чернявый показать ему хочет, растерялся и внимание к чернявому проявил. А чернявый не унимается, обшлаг куртки отворачивает и тычет пальцем туда:
— Вот они, вот они, заразы! Все тут сидят.
Посмотрел он в отворот рукава чернявого и ничегошеньки не увидел — и наконец-то дошло до него, что чернявый — тихо помешанный на чём-то, и с испугу кивнул он головой, что, мол, согласен он с чернявым: сидят там эти заразы, и тихо отошел от него и решил для себя: не будет у него диалога с чернявым.
Как-то днем стало тому тяжелому, у которого жена в веснушках, совсем плохо. Тяжело и часто дышать он стал. Медсестра с доктором забегали, подушку кислородную принесли, суетятся около него, а ему всё хуже и хуже, и уже сознания не стало у него. Минут двадцать он еще учащенно дышал, да и затих. Сестра носилки принесла, простыней его накрыла, и вместе с врачом вынесли они его из палаты. А к вечеру его жена пришла. Идет тревожная, усталая — наверное, с работы — и смотрит вопросительно на него, и вроде спросить хочет: «Как там муж мой?» А он отвернулся и сделал вид, что знать ничего не знает про мужа ее.
Потом через две недели перевели его в военный госпиталь — еще несколько недель уши долечивать. Вернулся он на заставу, уже когда морозы спали и дело к весне повернулось.
* * *
— Алё! Это рифмовщик. У меня есть кое-что оптимистичное.
Она не сразу ответила. Сначала послышался какой-то шорох. Потом прозвучал ее голос:
— Да. Я помню. Вы хотите встретиться?
— Да. То есть нет. Если вам не хочется, то не надо, — ответил он. — Я могу прочесть по телефону.
Она молчала — наверное, обдумывала, как поступить. Он не торопил ее, он тоже молчал. Через несколько секунд она сказала:
— Я сейчас занята — может быть, завтра?
— Хорошо, — ответил он. — Опять там и опять в черном?
Она усмехнулась и ответила:
— Можно и не в черном. Погода плохая — можно и не там.
— Тогда где-нибудь в кафе? — спросил он.
— Я согласна, — ответила она.
* * *
Эту забегаловку он посещал в основном летом. Осенью народ туда не очень стремился. В углу парка в плохую погоду гуляющих за день можно было и не встретить. Но почему-то кафешка работала до самых холодов.
Она всё-таки пришла в черном, только красный шарф ярким пятном выделялся на фоне темной фигуры.
— Куда мы пойдем? — увидев его, спросила она.
— В кафе, вы же согласились, — ответил он.
— Только, пожалуйста, где не очень шумно.
— Мы, возможно, там будем одни, — ответил он.
Кафешка действительно была пуста. Знакомая продавщица за стойкой откровенно бездельничала. Она что-то увлеченно читала и не сразу обратила на них внимание, и только когда они подошли к стойке, оторвалась от чтения.
— А… Это вы. Здрасьте, — сказала она и с неприкрытым любопытством уставилась на его спутницу.
— Нам по чашечке… — и он спросил: — Может быть, кофе?
— Да, — согласилась незнакомка.
Они расположились за столиком в углу, где стеклянные стены заведения позволяли наблюдать за этим уголком парка. Мокрые голые деревья уныло стояли вдоль пустых дорожек, и только парочка роскошных елей скрашивала этот грустный пейзаж.
— Вы обещали что-нибудь оптимистичное, — сказала она, отпивая кофе мелкими глотками.
— Да, конечно, я прочту, — сказал он. — А если хотите, просто передам вам текст.
— Лучше прочтите, — улыбнулась она и приготовилась слушать.
Он негромко, стараясь не привлекать внимание продавщицы, прочитал:
— Я смотрю на облака.
Вы откуда и куда?
Пролетите надо мною,
Не оставите следа.
Что там в небе вы творите?
Тучу черную с грозой?
Ничего не говорите,
Растворяетесь порой.
Я смотрю на облака —
Может, мне туда пора?
Будто там я в вышине
Полечу, как бы во сне…
Она слушала закрыв глаза, а он продолжал:
Захочу лететь — лечу,
Захочу молчать— молчу.
Я свободна. Всё хочу
И лечу, лечу, лечу…
Я смотрю на облака,
Что плывут туда-сюда.
Плавать в небе высоко,
Улететь бы далеко,
Где другие будут все,
Где грустить не надо мне.
Я гляжу на облака —
Вы откуда и куда?
Он закончил читать. Она сидела неподвижно и молчала.
— Вам понравилось? — спросил он.
— А где же оптимизм? — улыбнулась она.
— Оптимизм… Там, в облаках, — ответил он.
Они несколько минут помолчали, допили кофе, и она сказала:
— Спасибо. Рифмы хорошие — ей понравятся.
— Мне пора, — она встала первой.
— Я провожу вас, — предложил он.
— Нет-нет. Я сама. Не беспокойтесь, — и заторопившись, она выбежала из кафешки.
Около минуты он видел ее через толстое стекло — как она шла по аллее и свернула в сторону ближайших домов.
* * *
Радушный администратор встретил его вопросом:
— Как пишется? Что-то давненько не печатались! Мы понимаем: творить — тяжелое занятие. Тут, мы думаем, эмоция сильная нужна. А нынче где возьмешь эту сильную эмоцию? — Он говорил и улыбался, аккуратно сопровождая его по коридору и указывая путь рукой. — Вот видите, немного расширились. Там, где были раньше, тесновато было. Посетителей прибавилось — все, знаете ли, хотят услугу, а здесь у нас простор появился, эмоций много можно разместить… Хотите импровизацию или что-нибудь из старенького?
— Что-нибудь из старенького, — ответил он.
— Из старенького, я припоминаю, у вас много было. Подождите, подождите, кажется, прогулку на лодочке вы еще не пробовали.
Он подумал:
«А действительно, на лодках в этой конторе я еще не плавал, администратор помнит всё», — а вслух произнес:
— На лодках как-то не довелось.
— Чудненько, чудненько! Это мы сейчас организуем, а пока присаживайтесь. Я пришлю вам нашего менеджера.
Администратор исчез за массивной дверью, а он остался в одиночестве ждать менеджера.
«Наверное, везде так: со временем всё портится и угасает. Контора расширяется, теперь придется еще кого-то ждать», — подумал он и принялся перелистывать разложенные на столе проспекты.
Менеджер появился минут через десять. Дежурная улыбка, обнажая выбеленные зубы, простиралась на его лице.
— Будем плавать? — спросил он.
— Будем, — согласился он.
— Что мы желаем? Тихое озеро или бурную речку? — заинтересованно спросил менеджер.
— Что-нибудь потише, — ответил он.
— Отличненько, отличненько! — обрадовался менеджер. — С приключениями или без?
Услышав такой вопрос, он задумался и спросил:
— А приключения — это что?
— Да-да, сейчас мы
