норме, а то за раз поедят всё.
Первые два дня пикетчики едой были довольны, а затем заскучали: «суп да каша — еда наша» — такая еда, без разнообразия, не радовала. На третий день он сварганил блины из муки — хоть и не очень, без молока, но, как новинка, прошли на ура. И вот наступил момент, можно сказать, переломный: подавать красную рыбу или погодить? И решил он поменять рыбу в селе на что-нибудь новенькое: «Не может же селянин однообразно питаться! У него и коровы, и свиньи, и прочая живность имеется. Продукты от них к обмену вполне пригодные».
Завернул он три большие рыбины в тряпицу и с мыслями о том, что в селе красную рыбу не ловили — холодное течение от притока мешало, — направился вниз, в село.
Надумал он дворы сельские обходить методично, то есть не абы как, а по плану — слева направо, ни одного дома не пропуская.
Торговля — процесс сложный, и психологии в ней много. Не улыбнешься вовремя или неуверенность какую-нибудь проявишь, тем более в натуральном обмене, — прогадать можешь запросто.
В первом доме его встретили не очень дружелюбно. Не хотели они рыбы соленой — а почему? Ему было непонятно. Может быть, потому, как он потом догадался, что у первого дома ночные наряды потихоньку дрова из поленницы брали, — свои дрова наверху у избушки очень уж сырые были.
Во втором доме тоже скептики рыбные обретались: предложили кружку молока за три рыбины. Обмен явно не эквивалентный, а когда он встречное предложение усилил — сало запросил, — так ему отказали. Он подумал:
«Куркули да жлобы, что ли, здесь живут? Защитников от закордонных недругов не уважают. Кружка молока за три большие рыбины — стыдно сказать кому!»
В следующих двух домах торговая обстановка не изменилась. Тут уж сомнения у него закрались: то ли он торговать не умеет, то ли сплошные вредины ему попались — не вникают в пищевые нужды погранцов местных. А может, одни древние буржуи тут остались и всю вкуснятину сами поели давно?
Наконец-то в пятом дворе тетка сочувственная попалась — большую кружку молока сразу налила и приличный шматок сала в марлечке вынесла из погреба. Молоко он сам выпил, рыбу отдал и вежливо поблагодарил нежадную тетку.
Вечером каждый пикетчик хороший кусок сала с хлебом получил. Вот и оказалось, что может наш солдат и бартером успешно заняться, если терпение и кое-какие продукты имеются.
* * *
Администратор, широко улыбаясь, лично сам проводил его в гостевую.
— Новые опции установили. Возрадуетесь, удовольствие великое получите. Вот, к примеру, сканируем ваши думки — и нате, вы уже там, — он засуетился, раскладывая разноцветные проспекты. — Вот: «Отрочество желанное». Это от двенадцати до шестнадцати. А здесь, — он указал на сине-зеленую бумажку, — «Далекое детство». Желаете окунуться в детский сад? Будьте любезны!
Клиент молчал. Он с любопытством разглядывал проспекты, а администратор не унимался:
— Можно постарше, но пока это в наладке. Бывает, заедает — и клиенты недовольны. Входят в свое тридцатилетие и — бах-трах — скатываются в детский сад. Мы это пока временно приостановили. Знаете ли, психологически человек не готов прыгать во времени туда-сюда — клиент нервничает.
— Я, пожалуй, опустился бы в детство, — неуверенно сказал он и продолжил: — Вот только опасаюсь, что сканируете какую-нибудь детскую обиду, которую я уже и подзабыл. Не хочется снова обижаться.
Администратор убрал улыбку и серьезно ответил:
— Да, это проблема, технически еще не решенная. Но наши умники предусмотрели страховку, то есть срочное возвращение. Так что риски снижены.
— А как они узнают, что мне надо срочно вернуться? — спросил он.
— Так вы сигнал подадите, и всё… — ответил администратор.
— Если всё, то наконец-то, — пошутил он.
Администратор насторожился, но уже через секунду дежурная улыбка появилась у него на лице.
— Так что? Будем заказывать или традиционно — экскурсия и, может, поход какой-нибудь?
Он несколько секунд раздумывал, а затем решительно объявил:
— Давайте детство, лет эдак в шесть.
* * *
Она сидела и смотрела на воду. Она так делала уже последние несколько недель. Просто уходила из дома, садилась на старую, обшарпанную скамейку и не отрываясь смотрела на воду в любую погоду, даже когда шел дождь. За ней приходили родственники и забирали ее домой.
Когда они с ребятами приходили на пруд, он наблюдал за ней и никак не мог понять: зачем эта женщина, уже совсем старушка, так долго смотрит на воду? Что там можно разглядеть?
Он с мальчишками, быстро окунувшись, мчался во двор большого дома, где они, занятые играми, проводили всё свободное время.
— Ну что, пацан, будешь играть? — долговязый в упор смотрел на него сверху вниз.
Он, стараясь быть уверенным, громко ответил:
— Да, буду.
— А копеечка у тебя имеется? — снова спросил долговязый.
Он разжал кулак и показал ему на ладони монету в десять копеек.
— О! — удовлетворенно прогудел долговязый. — Да ты богатенький! Тогда начинай.
Он как можно сильней ударил ребром монеты о стенку. Монета взвилась и, отлетев на метр от стены, упала плашмя на асфальт.
— Ништяк! — гыкнул долговязый. — Теперь я.
Он долго примеривался — как ударить своей монетой, чтобы достать до его лежащего на асфальте гривенника. Он даже высунул кончик языка и наконец-то решился и ударил монетой о стенку. Монета отлетела и упала ребром рядом с лежащей, покатилась и застыла невдалеке.
Долговязый довольно хмыкнул, снисходительно посмотрел на него, подошел к монетам и долго смотрел на них сверху, пытаясь понять, дотянется ли он до его монеты. Затем как можно шире растопырил правую ладонь — так, чтобы большой палец и мизинец могли соединить обе монеты. Примерился, опустился на колени и постарался хотя бы кончиком мизинца достать до его монеты. Он пыхтел, прижимая ладонь к асфальту, второй рукой давил на нее, стараясь побольше ее растянуть, но всё равно ему не хватало совсем немножко — каких-то два-три миллиметра.
— Не дотянуться, — сказал он долговязому, когда тот попытался большим пальцем подвинуть свою монету поближе. — Теперь моя очередь.
Долговязый встал с колен, отряхнул изрядно поношенные брюки и недовольно процедил:
— Ладно… Давай, пацан.
Он поднял свою монету, с размаху ударил ею о стенку, и эта попытка оказалась неудачной. Гривенник пролетел вдоль стены и упал рядом, всего в нескольких сантиметрах от нее. Дотянуться до монеты долговязого было уж никак нельзя.
— Ага, — сказал долговязый. — Всё путем, — и, сосредоточенно сопя, присел у стены, рассчитывая сделать удачную попытку. Он легонько ударил своей монетой так, чтобы она недалеко отлетела от стены. Монета упала
