Зверёк приподнимался на задних лапках, мышцы на его животике напрягались, рот широко раскрывался. Это продолжалось почти полминуты, но затем Скукум не выдержал. Однако певец оказался проворнее и успел шмыгнуть в норку.
Рольф вопросительно посмотрел на Куонеба.
— Это Миш-а-бо-куас, поющая мышь. Она всегда приходит предупредить о войне. Скоро начнутся сражения.
66. Урок разведки
— Ты когда-нибудь видел сражения, Куонеб?
— Ак! Был разведчиком у генерала Гейтса, когда гнали англичан.
— Судя по разговорам, и года не пройдёт, как нас втянут в войну. Что ты будешь делать?
— Воевать.
— Как солдат?
— Нет! Как разведчик.
— А если мы им не будем нужны?
— Разведчики всегда нужны, — ответил индеец.
— Значит, мне надо бы поучиться этому делу.
— А ты уже учишься.
— Как так?
— Разведчик, он как целая армия, но только один. И ему не надо шагать в ногу.
— А-а! — Рольф сообразил, что разведчик — просто умелый охотник, которого война заставляет вместо дичи выслеживать врагов своей родины.
— Видишь? — Индеец указал на оленя, который искал клюкву на открытом лугу по ту сторону реки, где она вытекала из озера. — Сейчас я покажу тебе, что такое разведка. — Он взглянул на струю дыма, убедился, что ветер ему благоприятствует, и сказал: — Смотри! Я беру лук. Здесь негде прятаться, но всё-таки я подберусь к оленю близко и убью его.
И тут Рольф увидел нечто новое, окончательно подтвердившее, что Куонеб действительно достиг совершенства в лесной науке. Индеец взял лук, три лучшие стрелы, обвязал голову ремнём и засунул за него прутья и сухие плети вьюнков, так что голова его начала смахивать на болотную кочку. Выйдя из хижины, он под защитой последних кустов на берегу добрался до луга. Олень пасся ярдах в двухстах от кустов. Время от времени он поднимал голову на мощной шее, чтобы оглядеться. А вокруг ничего, кроме стелящейся клюквы. Рольф решил, что индеец подманит оленя свистом или подражая вызывающему рёву: судя по толщине шеи, самец был в боевом настроении.
Куонеб распростёрся на земле. Его локти и колени словно обрели цепкость муравьиных ножек, а голову нельзя было отличить от заросшей кочки. Он бесшумно, по-змеиному, прополз шагов тридцать и оказался на открытом откосе, под которым сверкал речной лёд. Как преодолеть эти сорок шагов под бдительным взглядом оленя?
Индеец полагался на сигналы оленьего хвоста. Когда голова оленя опущена, он не видит отдалённых предметов, даже ничем не заслонённых, а прежде чем поднять голову, олень встряхивает хвостом или вздёргивает его, открывая белое пятно под ним.
Следя за хвостом, Куонеб мог оставаться незамеченным, пока не выдал бы себя неосторожным движением. Ну и конечно, его выдал бы ветер, если бы, переменив направление, он донёс его запах до чутких ноздрей.
Дополнительным испытанием оказался ледяной панцирь. От неудачи ползущего через речку охотника спасли лишь вмёрзшие в лёд брёвна и коряги — его распростёртое тело мало от них отличалось.
Внимательно следя за движениями головы и хвоста, Куонеб, отчаянно напрягаясь, быстро продвигался вперёд, пока голова была опущена, но стоило хвосту дёрнуться, как он превращался в неподвижный древесный ствол. Но вот речка осталась позади. Теперь оленю легче было учуять его, чем увидеть, и Куонеб то и дело косился на струю дыма над хижиной, проверяя, куда дует ветер. Расстояние между ним и добычей сократилось до пятидесяти шагов, а олень всё ещё шарил мордой по земле и с удовольствием пережёвывал ягоды клюквы, кое-где алевшие над замёрзшими кочками. Но при этом он постепенно отходил к опушке. Однако сухие травы тут поднимались выше человеческих колен, и Куонеб пополз чуть быстрее. Внезапно олень обнаружил целый ковёр ягод и опустился на колени, чтобы лишний раз не нагибаться. И прежде чем хвост предупредительно дёрнулся, Куонеб успел проползти шагов десять. Но после столь долгого перерыва олень оглядывался особенно внимательно, а затем отошёл ближе к лесу, и индеец потерял всё выигранное преимущество. Олень же кружил по ягоднику и вот-вот мог оказаться с подветренной стороны от охотника. Но тут он опустил голову, и Куонеб отполз на десяток шагов, чтобы ветер его не выдал. Внезапно олень вскинул голову и широко раздул ноздри, словно его верный друг всё-таки принёс ему предупреждение. Но затем, не увидев ни вблизи, ни вдали ничего подозрительного, успокоился и снова начал щипать ягоды, а Куонеб подполз на прежнее расстояние. Олень теперь добрался до кустарника, и вновь осыпанная ягодами плеть соблазнила его опуститься на колени, чтобы легче было просовывать морду под ветками. Куонеб стремительно скользнул вперёд и, когда между ним и добычей осталось двадцать пять шагов — предел убойной силы его стрел, — приподнялся на колено и натянул можжевеловый лук. Рольф увидел, как олень взвился в воздух и огромными прыжками понёсся к лесу, и его захлестнула волна разочарования. Но Куонеб встал, поднял руку и испустил торжествующий клич. Индеец знал, что прыжки эти были неестественно высокими. И правда, у самой опушки олень упал… поднялся было на ноги… снова упал и уже больше не шевелился. Стрела пронзила его сердце.
Рольф подбежал к другу и, весь сияя от гордости за него, хлопнул его по спине.
— Вот уж не подумал бы! — восклицал он. — Такой охоты я в жизни не видел! Нет, ты колдун!
Индеец ответил негромко, с лёгкой улыбкой:
— Хо! Так я снял одиннадцать английских часовых на войне. Мне дали медаль с головой Вашингтона.
— Неужели? Так почему я про это ничего не знаю? Где она?
Лицо Куонеба помрачнело:
— Я бросил её вслед кораблю, который украл мою Гамовини.
67. Рольф знакомится с канадцем
Зима была полна событий, но почти все они повторяли то, что им довелось испытать год назад. Но случилось и кое-что новое, заслуживающее места на этих страницах и запечатлевшееся в памяти Рольфа.
Одно такое событие произошло вскоре после того, как ударили первые морозы. Осень выдалась сухая, и многие заводи и озерки пересохли, что вынудило сотни ондатр искать себе новое жильё. Когда Рольф в первый раз наткнулся на одного из этих злополучных переселенцев, он азартно пустился в погоню, но тут заметил, что впереди поспешает ещё одна ондатра, а перед ней — третья. Это только подлило масла в огонь. Ещё несколько секунд, и Рольф их нагнал. Но тут его ждал сюрприз. Увидев, что бегством им не спастись, ондатры в исступлении отчаяния повернулись и скопом ринулись на общего врага. Через первую Рольф перескочил, но вторая подпрыгнула, вцепилась ему в штанину и повисла на ней. Третья бросилась ему на ступню и прокусила мокасин. Тут подоспела первая и принялась терзать другую его ногу крохотными лапками и мощными зубами. Куонеб захохотал, удерживая Скукума, — пёсик рвался в бой, изрыгая дым и пламя.
— Ак! Хорошо сражаются! Мускваши — отважные воины! Хо, Скукум, полно тебе за него вступаться! Так он никогда не научится ходить по лесу один!
Тут третья ондатра оставила мокасин и впилась Рольфу в лодыжку.
— Ак! Это было хорошо! — поддержал её индеец.
Конец, разумеется, мог быть только один, и он не замедлил наступить. Точным пинком Рольф разделался с одной ондатрой, вторая, схваченная за хвост, взлетела в воздух и ударилась о древесный ствол, третью он придавил ногой, чем сражение и завершилось. Рольф мог похвастать тремя трофеями и пятью ранами. Куонеб вдосталь повеселился, а Скукум повизгивал от разочарования.
— Надо нарисовать этот бой на нашем вигваме, — сказал Куонеб. — Трое доблестных воинов напали на одного бесстрашного богатыря. Они были великими храбрецами, но он был Нибовака и очень могуч. Он сразил их, как Хуракан, Птица Гром, сокрушает обугленные сосны, которые пожар оставил на вершине холма у самого неба. А теперь ты должен съесть их сердца, потому что это были храбрецы. Мой отец говорил, что сердце сражающегося мускваша — сильное колдовство. Ибо он ищет мира, пока можно, но потом бросается в бой без страха.
Дня три спустя они заметили вдалеке лисицу и, решив подшутить над Скукумом, пустили его по следу. Пёсик умчался, заливаясь радостным лаем, а они устроились отдохнуть, предвидя, что Скукум приплетётся назад через час, уныло высунув язык. Но, против ожидания, им тут же довелось полюбоваться настоящей лисьей травлей: рыжий зверь теперь бежал по снегу в их сторону, а за ним в каких-то двадцати шагах нёсся их неутомимый четвероногий товарищ.
Более того, в ближайшей же чаще Скукум догнал лису, свирепо её встряхнул, приволок к ним и положил у ног Куонеба. Впрочем, великолепие этой победы несколько померкло, когда при ближайшем рассмотрении выяснилось, что лисица доживала свои последние дни. В неосторожную минуту она попыталась схватить дикобраза и жестоко за это поплатилась. Её пасть, губы, морда, шея и ноги щетинились иглами. Она совсем исхудала, и Скукум избавил её от лишних мук.
