включив простецкий кубанский прононс.
Я глянула на пакетик на окаменевшей ладони удивленного оценщика, чертыхнулась и спешно заменила его другим. В первом лежали две пуговки криминального происхождения, во втором – бриллианты. Как говорится, каждой твари по паре. Тоже классика, причем еще библейская.
– Очень интересно, – обронил Игорь Евгеньевич, как мне показалось, саркастически, но от дальнейших комментариев воздержался и занялся камешками.
Он их разглядывал, обнюхивал и даже, кажется, облизывал. Что-то озабоченно бормотал – я отчетливо услышала «идиоты» и «камфара», но расспрашивать остереглась.
Мне было непонятно, при чем тут камфара, а вот относительно личностей пресловутых идиотов некоторые подозрения имелись, а желания, чтобы они оправдались, как раз не было. Поэтому мы с Иркой наблюдали за манипуляциями специалиста в опасливом молчании.
Наконец оценщик отложил лупу, снял очки, выключил мощную лампу и, потирая переносицу, заговорил:
– Во-первых, должен вам сказать: кому-то надо оторвать руки.
Это было неожиданное заявление. Мы с подругой напряглись.
– Если не головы, – добавил Игорь Евгеньевич, усилив произведенное впечатление. – Бриллианты содержались в ужасных условиях.
– Это не мы! – быстро сказала Ирка.
Я посмотрела на нее предупреждающе. Не хотелось врать про стул от мастера Гамбса.
– Мы не хотели! – исправилась она. – А что не так-то?
– А все, – лаконично ответил спец и завозился, готовя какой-то раствор. В нем он осторожно утопил наши камешки и только после этого продолжил: – Чтобы кристаллы не помутнели и не поцарапались, их нужно правильно хранить. Лучше всего в закрытой шкатулке или коробке, где они будут защищены от воздействия пыли, грязи, яркого солнечного света. Желательно, чтобы каждый камень был упакован в отдельный мешочек или коробочку и они не повреждались из-за трения друг о друга. Бриллианты должны располагаться свободно и лежать на мягкой поверхности. Нельзя хранить изделия с бриллиантами в помещениях с повышенной влажностью. Для кристаллов нежелателен контакт с любыми косметическими средствами, они могут потемнеть даже от небольшого количества пота и жира, попавшего на поверхность.
– Все поняли, исправимся, – пообещала Ирка.
Я же досадливо спросила:
– А про сами камни что скажете?
– Старость нужно уважать!
– То есть?
– Этим бриллиантам минимум сто лет, возможно, больше: они старой европейской огранки, такие впервые появились в середине XIX века. Они похожи на камни старой горняцкой огранки, но более округлые и также имеют 58 граней. Верх у них менее высокий, чем у камней старой горняцкой огранки, калетта меньше.
– М-м-м?
По Иркиному страдальческому лицу можно было предположить, что у нее приключился приступ зубной боли, но умница Игорь Евгеньевич понял ее стон совершенно правильно и максимально упростил свою речь:
– Такие бриллианты можно встретить в ювелирных изделиях, изготовленных вплоть до 1930 года. Как и большинство бриллиантов старой европейской огранки, ваши камни имеют желтоватый цвет, поскольку в 1870-е годы – а это были времена алмазной лихорадки в Южной Африке – в основном добывались кристаллы именно таких оттенков. Оправа, я так понимаю, не сохранилась? Жаль, по ней многое можно было бы сказать.
– Столетние бриллианты – это же хорошо? – предположила я. – Они дороже, чем современные?
– Вот тут я огорчу вас. – Ювелир покачал головой. – Бесспорно, старинные бриллианты могут быть очень эффектны, сильная игра некоторых из них просто завораживает. Но с точки зрения современных стандартов им не хватает блеска, а очень большая по размеру калетта отрицательно сказывается на красоте камня.
– Короче, сколько они стоят? – не выдержала Ирка.
– Вопрос ребром, – усмехнулся ювелир. – Скажу так: обычно кристаллы старых огранок оцениваются путем их сопоставления с камнями современной огранки. Стоимость старинных бриллиантов определяется путем оценки цвета, чистоты и веса камня, какой мог бы получиться, если бы их переогранили по-современному. Тут на одном камне есть скол, следовательно, при огранке его размер уменьшится…
– Так сколько? – нажала Ирка.
– Из расчета десять – двенадцать тысяч долларов за карат – примерно восемьдесят тысяч американских денег, – заключил ювелир. – Желаете подыскать покупателя?
– Подумаем еще. – Ирка кивнула на раствор с камнями: – А это зачем?
– Раствор с небольшим содержанием нашатырного спирта позволяет быстро и качественно очистить кристаллы. Камни выдерживают в нем не более получаса, затем их обсушивают салфеткой из мягкой ткани, а после тщательно чистят ватной палочкой. – Игорь Евгеньевич проделал означенные манипуляции, аккуратно завернул каждую сверкающую горошину в кусочек фланели и только после этого положил их в наш сиротский пакетик. – Держите. Но я вам настоятельно рекомендую отнести камни в ювелирную мастерскую, там их почистят с помощью ультразвука в специальной ванночке. При этой процедуре удаляются микроорганизмы и налет.
Я рассыпалась в благодарностях, Ирка коротко поинтересовалась стоимостью консультации.
Оплатив ее, мы покинули квартиру оценщика.
– Неправильно ты, тетя Лена, бриллианты хранишь! – с назидательными интонациями кота Матроскина изрекла Ирка уже на улице. – Ты их парой в кулечек запихиваешь, а надо по отдельности в коробочки класть, так они целее будут!
– Не язви, – добродушно попросила я. – Зато теперь мы точно знаем, что это действительно бриллианты, причем не самые плохонькие. Мнению Уоррена в этом вопросе я не особенно доверяла.
– Ох, Уоррен! Опять мы про него забыли. – Подруга вытащила телефон, посмотрела на него в нерешительности и снова спрятала. – Нет, при всем моем сочувствии к судьбе одинокого интуриста неохота что-то специально для него планировать.
– Давай домой, на Петроградку? – предложила я, втайне мечтая завалиться на бочок.
Знаю, знаю, на закате спать нехорошо – голова болеть будет, но она у меня и так раскалывается от теснящихся в ней вопросов, это во‐первых. А во‐вторых – в июне в Питере закат
