— Ты не посмеешь… — отшатнулась Мириам, уже понимая, к чему он ведет.
— И ради защиты Источника я имею право снять с себя обязательства вассала, — медленно кивнул на ее потрясение Измаил. — Я бросаю тебе вызов, — произнес он ласково. — По правилам мы не сражаемся в ночь обращения, поэтому перенесем все на завтра. Надеюсь, у тебя нет возражений?
— Ишмаэль!
— Да?
— Прекрати! — бросилась к нему Мириам и, обхватив за талию, заглянула ему в глаза. — Я же убью тебя!
— А я не убью тебя, — с сочувствием отозвался Измаил. — Мириам, я тебя не ненавижу, — надежда загорелась в глазах женщины, но тут же погасла, стоило ему продолжить: — И не люблю. Ты — не больше чем забавная бабочка, что отчаянно пытается спеть мне. Но у бабочек нет голоса, ты не знала?
— Перестань! — взъярилась княгиня, но Измаил сомкнул руки у нее на талии и закружил в глумливом танце.
— А птичка все поет, все надрывается, — лилась с его губ детская песенка, — и голос, уж, свой сорвала. Да никто ее не слышит птичку глупую. Позабыла птичка, что родилась безмолвной бабочкой.
— Мы все погибнем, — прошептал Гунар, как и все не в силах оторвать взгляд от безумства своего князя. — Ной, останови его! Останови, пока не поздно!
— Поздно, — упал камнем ответ. — Вызов брошен. Репутация Мириам будет уничтожена, если она не закончит вызов смертью. Первый раз она выгадала вассалитет, но сейчас это будет слабость.
— Это будет война дворов. Я не смогу быть с Илоной, — навис над праправнучкой Гунар. — Князь не даст мне остаться в стороне. Что мы можем сделать?
— Уноси ее, — перекрыл рычажки на аппарате переливания Ной и, кивнув Илье, вынул иглу из руки Илоны. — Этого более, чем достаточно. Забирайте девушек. Немедленно. — И было что-то в его тоне, что заставило обоих вампиров сделать это без лишних возражений.
Едва они направились к выходу, как раздался резкий, оглушительный треск. Через плечо брата Ева видела, как пол и стены покрывались слоями льда, а в воздухе закружились мелкие снежинки. Это было бы прекрасно, если бы не грозило смертельной опасностью.
Ной распахнул двери и буквально вытолкнул Гунара и Илью из комнаты. Следом полетел приказ для остальных:
— Вы, все, тоже на выход!
Четверо телохранителей — пусть Ева и не поняла, на кой они нужны Измаилу и Мириам — вылетели, будто только и ждали команды. Ной закрыл двери, тут же опустив широкий деревянный засов.
— Это их не удержит, — скептически заметил один из телохранителей, стряхивая иней с волос.
— Не удержит, — согласился Ной. — Это ваши повелители. Когда они того пожелают, то спокойно выбьют дверь. Засов нужен для того, чтобы у вас было время убраться с их дороги.
Другой телохранитель издал нервный смешок:
— Кто-нибудь знает, на х#ра мы здесь вообще нужны?
Вопрос остался без ответа.
— Еще раз спасибо, — кивнул Еве Гунар, бережно удерживая на руках Илону. Тяжелые двери затряслись, где-то там, за ними, взвыла вьюга. Вьюга под землей, в разгар лета. Ева нервно сглотнула. Она хотела немедленно убраться отсюда куда подальше. И не только она.
Первым ушел Гунар. Ему предстояло организовать заботу о новоиспеченном вампире: доноров, укрепленную комнату, охрану.
Если, конечно, все прошло гладко.
— Оставайтесь на своих местах, — скомандовал бойцам Ной и лишь тогда повернулся к Брянцевым: — Все еще хотите идти в клуб?
Илья криво оскалился. Сила Мириам произвела неизгладимое впечатление.
— Пойдем? Ева?
— Она убьет Измаила? — сдавленно спросила та, неспособная думать ни о чем, кроме увиденного.
Ной моргнул, задумавшись. Обернулся на двери, у которых с некоторой опаской стояли тренированные бойцы-вампиры, снова посмотрел на девочку.
— Мириам один раз уже одолела Измаила, — негромко поведал он, предложив пока подниматься из подземелья к клубу. — Но она… влюблена в князя и в этом его преимущество над ней. Там, где она будет колебаться, Измаил ударит наверняка.
— Почему же тогда в прошлый раз он проиграл?
Ной равнодушно качнул головой:
— Думаю, они оба понимали, что схватка не закончится смертью.
Ева притихла. Новых вопросов у нее не было, как и желания говорить. Особенно с ним.
Завтра Измаил умрет. Возможно.
Почему-то эта мысль засела у нее в мозгу ржавым гвоздем. Нет, даже не так: гвоздем ржавым, раскаленным и сдобренным острым перцем.
— Веселенькая у Измаила подружка, — нервно хмыкнул Илья, продолжая нести сестру, словно не чувствуя веса.
— Он ее нарочно спровоцировал, — буркнула Ева. Она подумала о том, чтобы пойти своими ногами, но коленки все еще предательски тряслись. — Тебе не тяжело?
— Больше нет, — серьезно отозвался брат. — Ев, я же вампир. Может, я не могу устроить буран на ровном месте, но поставить машину на два колеса — вполне.
— Машину?
— Машину. Нашу Мазду, например.
— Ничего себе.
— Да нет, — невесело вздохнул Илья. — «Ничего себе» — это подружка Измаила. Теперь я вижу эту разницу.
36 глава
— Впервые вижу, как в клубе кто-то ест, — рассеянно произнес Илья, перекрывая шум музыки и разговоров. Перед Евой стояла большая тарелка спагетти, почти красных от томатов, с мясным соусом и вкраплениями специй. Пахло от блюда потрясающе, хотя Ева предпочитала минимум приправ. Есть соль, есть перец и есть сахар — остальное излишнее извращение.
Они с братом все же остались и теперь сидели за маленьким двухместным столиком в углу, откуда открывался хороший обзор на сцену. Предупредив администратора об особом статусе гостей, Ной ушел. Только с его уходом Ева почувствовала, что может расслабиться.
В клубе царил сумрак. Стены и потолок пестрели светильниками и лампами, но свет, что они давали, был ненавязчив и тускл, словно сияние далеких звезд за завесой тумана. Единственным ярким пятном была сцена — именно на ней скрестились софиты.
Илья и Ева сидела за открытым столиком, но были и отдельные кабинки, скрытые от посторонних глаз многослойными газовыми драпировками. В сочетании с бесчисленными зеркалами это создавало ощущение легкости и бескрайности — словно находишься отрезанным где-то в далеком космосе.
— Здесь многолюдно, — заметила Ева, накручивая на вилку спагетти.
— Ага, — отозвался Илья, разглядывая толпу. То тут, то там он ловил внимательные, въедливые взгляды своих соплеменников. Не столько на себе, сколько на Еве. Многие из них уже видели ее в общине, другие заметили паука на груди. Девочка была в центре вампирского внимания, сама того не подозревая. Илья решил, что не станет ей ничего говорить.
— Тебе не вредно столько есть? — спросил он, смерив двойную порцию на ее тарелке откровенно завистливым взглядом. — Станешь жирной и страшной.
— Кровососов не спрашивали, — беззлобно парировала та, с удовольствием и некоторым злорадством отправляя вилку в рот. — А что ты там говорил про разницу в силе?
Илья моргнул, не сразу сообразив, о чем его спрашивали.
— Просто прикинул, как бы выиграть при следующем вызове.
— «При следующем»? — напряглась Ева. Илья снисходительно на нее посмотрел:
— А ты как думала? Мне придется драться. Это очевидно.
— Надеюсь, что в ближайшее время ничего такого не случится, — поморщилась девочка от его отношения.
— И тем не менее ты приказала Изе испить из тебя, — улыбнулся Илья очень безобидной, очень невинной улыбкой. Ева ни на грош ей не поверила.
— Ты подслушивал?
Улыбка стала шире:
— Мне было интересно, о чем ты говоришь с ним, когда меня нет рядом.
— А это еще что должно значить?
— Кстати, — без перехода спросил Илья, — что ты нашла в том косоглазом?
Ева уставилась на брата. Он смотрел в ответ. И пусть взгляд его был мягче, сила в нем подавляла. Ева опустила глаза в тарелку.
— Не называй его так.
— И все же?
— Это уже не имеет значения.
— Уже сдалась?
Ева дернулась как от удара. Во взгляде, который она подняла на брата, была такая болезненная ранимость, что он пожалел, что вообще раскрыл рот. Однако, вопреки тому, что увидел Илья, голос ее прозвучал уверенно, если не сказать зло:
— Я не стану бегать за тем, кому и в помине не нужна, ясно?
— … Ясно.
В полном молчании Ева ела, не чувствуя ни сладкого соуса, ни острых томатов — лишь горечь на языке. Илья наблюдал за ней — мягко и ненавязчиво, и, несмотря на окружающий шум, слушал, как отчаянно металось в ее груди раненое сердце.
— Больше я такой глупости не допущу, — клятвенно пообещала Ева. Не брату — себе. — Раз уж мне так не везет на взаимности, пусть тогда влюбляются в меня, а не наоборот, — и тут же горько усмехнулась: — В меня ведь можно влюбиться?
Илья не ответил. Он смотрел на нее, такую грустную и упрямую в этом тусклом свете фальшивых звезд, на округлые щечки все еще детского лица, на грустные глаза, полные непролитых слез.
