синьор.
– Но я же вам говорил… меня зовут Кенниш Драмголд Коснахан… вот оно, мое имя, на обложке книги у вас в руках. – Молодой человек отдал «Сингапурский ковчег» Коснахану, тот взял книгу в руки и чуть приподнял ее перед собой. – И вот эта книга, которую вы напечатали. Та самая!
– Прошу прощения, синьор… Напомните, как она называется. – Молодой человек вывернул шею и еще раз взглянул на обложку, заинтересованно и как бы неодобрительно, будто название отнюдь не заслуживает внимания, но в то же время, хотя он прекрасно говорил по-английски, словно не прочь пополнить свой лексикон новым словом. – Ковчег? Ковчег?
– Да, «Сингапурский ковчег». Вы его напечатали – вы, издательский дом «Гарибальди».
– Нет, синьор. У нас нет на складе такого «Ковчега».
– На складе! Вы же издательство, а не книжный магазин. Или я снова что-то напутал?
– Да, синьор. Боюсь, тут какая-то ошибка, – сказал молодой человек. – Мы издаем переводную литературу, только самые лучшие вещи… возможно, вам нужно другое издательство… «Пикколи». Да, их офис тоже здесь неподалеку, на берегу Тибра. Прямо напротив Дворца правосудия.
Коснахан поморщился:
– Я ваш автор, и, насколько я знаю, вы хотели бы получить дополнительные биографические материалы… Впрочем, ладно. Вот он я, смотрите… на обложке. А это моя жена, мой кот…
– Да, но здесь вас нет, синьор.
– Вы заплатили мне в долларах!
– А, вы хотите обменять американские доллары! Какую именно сумму? – вежливо осведомился молодой человек.
– Я не хочу ничего обменивать… Tusen takk…[118] muchas gracias, señor[119], – терпеливо уточнил Коснахан. – Вы уже заплатили мне в долларах. Аванс за мою книгу. Согласно моему договору, книга должна быть не только переведена на итальянский язык, но и выйти в свет еще месяц назад. Разумеется, я понимаю, что весь тираж может быть уже распродан. Но мне непонятно, как могло получиться, что вы не слышали ни обо мне, ни о моей книге. И вовсе непонятно, синьор, почему, черт возьми, если дела обстоят именно так, вы вообще заплатили мне за эту чертову вещь…
– У вас есть с собой экземпляр договора, синьор? – столь же терпеливо спросил молодой итальянец, надевая очки.
– Именно это я и пытался вам объяснить, – сказал Коснахан. – Я забыл свой экземпляр дома, в Америке, и не мог вспомнить ваш адрес. Забыть ваше название было бы странно, и, когда оказался на Корсо-Умберто, я вспомнил и адрес. Правда, как выяснилось, вы находитесь на улице Оффичино-дель-Викарио, и я предположил, что вы, наверное, переехали.
– Нет, мы не переезжали. Видите ли, в чем дело, синьор, у нас здесь филиал.
– Филиал…
– Да, главный офис у нас в Турине. Вот где вы ошиблись. На Корсо-Умберто, в Турине…
– В Турине… Прошу прощения. Raad erbee cheauys oo eh, hassys eh![120]
Кенниш Драмголд Коснахан шагал по злосчастной, иллюзорной Корсо-Умберто, которая была не в Турине, по узкой Корсо-Умберто с ее грохочущими переполненными троллейбусами и тротуарами шириною в два фута, так что на них шагу не ступишь из-за толпы, но и сойти на дорогу нельзя, иначе наверняка попадешь под автобус, они тут носятся как угорелые, на жуткой скорости один за другим, о чем он писал Лави – хотя вспомнил об этом только теперь. Впервые в жизни Коснахан не только утратил все чувство юмора, но и впал в настоящее отчаяние.
В какой-то мере, полагал он, после всего, что уже успело произойти, он был готов к такому повороту событий. Собственно, все к тому и вело: музыканты с офиклеидами, которые удалились, как только он подошел к бару, священники из зала мумий, которые его не узнали, ласточки, которых он мысленно сравнивал с летучими мышами, и многое другое. И все-таки эта последняя неудача была едва ли не хуже всего остального, даже хуже того, что он не встретил никого из знакомых, ведь он думал, что уж в издательстве «Гарибальди» его имя должно быть известно, но там слыхом не слыхали ни о нем, ни о его книге. Да, сей нелепый визит – и это лишь филиал! «В каком земных соблазнов храме»[121], в каком Дворце дожей в таком случае должен располагаться главный офис в Турине? – настолько выбил его из колеи своей предельной и лукавой тщетой, что он уже не смотрел, куда идет, и даже о дорожном движении не беспокоился.
– Коснахан?
– Да, Драмголд.
– Это все суета и тщеславие, Коснахан. Этот визит не имеет смысла, по крайней мере, того смысла, какой ты в него вкладываешь. А вот что ты не смотришь, куда идешь, как раз таки имеет смысл…
– И вряд ли меня напечатают в Турине, независимо от выплаченного аванса.
– Какая разница? Ты все равно не поедешь в Турин. Лучше сходи посмотри на павлинов…
– Не надо павлинов, Драмголд. Хватит с меня дурных знамений!
– …чтобы воочию убедиться, насколько тщеславны бывают Божьи твари!
Nel mezzo del cammin di nostra vita mi ritrovai in… А вот и сумрачный лес, bosca oscura. Иными словами, вилла Боргезе, или, возможно, этот участок носил название парка Умберто – тенистое пространство с темными кипарисами, густыми вечнозелеными и хрупкими лиственными деревьями, которые выглядели так, будто никогда не сбрасывали листву, и контраст света и тени здесь был особенно интенсивным. Коснахан сделал почти полный круг от того места, откуда начал свой путь, – до Порта-Пинчиана и ресторана «Тарпейская скала» отсюда не больше пяти минут ходу, но раньше ему почему-то не приходило в голову заглянуть в сады виллы Боргезе. Действительно странно, ведь стоило лишь немного пройтись по парку – и мрачные мысли рассеялись. В высокой траве, среди маков и прочих цветов, лежали в обнимку влюбленные парочки. Конные полицейские, словно конные статуи в замедленной съемке, неспешно патрулировали парковые аллеи под сенью деревьев, где среди пешеходов попадались и ездоки на мотороллерах, правда немногочисленные. Тени от кипарисов были густые, насыщенно-черные, а не легкие и воздушные, как в Булонском лесу, а усеянная маками зеленая трава даже близко не напоминала окультуренный газон и достигала местами чуть ли не фута в высоту. В небе все еще бледно светила послеполуденная луна. Vota Garibaldi, vota de Gasperi[122], – снова призывали надписи на стене. Гарибальди. Гм… Бедный старина Джон. Нужно непременно послать ему открытку на Рождество. Коснахан перешел через дорогу. Он высматривал павлинов в тени под деревьями, когда-то он видел их в Бертон-Вудс в Англии, но здесь пока что не видел (в пансионе он краем уха слышал фразу «такие прекрасные павлины в здешних садах» и предположил, что имелся в
