Мария Александровна. Опять запутывается мир… Ой, не довели бы эти молодые до войны опять.
Мария Илларионовна. Не эти, так другие доведут. А мы с тобой наверняка уже помрем к тому времени. Оно и хорошо, новой войны не увидим. Изживает нас время. Ждали-ждали будущего… Прожили в нужде… Робили-робили и ждали… Дождались! (Пауза.) Илья что пишет?
Мария Александровна. Все нормально у него. Работает. Какой-то дорогой проект у него опять. Хорошо зарабатывает.
Мария Илларионовна. Не женился?
Мария Александровна. Нет. Не женится, не хочет…
Мария Илларионовна. Девчат не любит?
Мария Александровна. Наоборот.
Мария Илларионовна. Неужели, бабник?
Мария Александровна. Нет, что ты.
Мария Илларионовна. Точно, бабник!
Мария Александровна. Маня, перестань. У тебя же у самой вон сколько было парней, что-то замуж не пошла ни разу…
Мария Илларионовна. Потому что нормального ни разу не было…
Мария Александровна. Вот и у него нормальной не было ни разу…
Мария Илларионовна. Вот из-за таких как твой сыночек у меня семьи не вышло. Такие замуж не зовут.
Мария Александровна. Не надо, Маня. Разругаемся. Сама же виновата…
Мария Илларионовна. Не надо, так не надо. Пойду-ка, покурю я на лестницу…
Мария Александровна. Курила бы ты в ванной. Там и баночка твоя стоит. А то ворчим на молодежь, а сами…
Мария Илларионовна. Не-не-не. Мне в ванной душно. (Уходит.)
Мария Александровна достает из конверта пластинку, включает проигрыватель. На подиум выходит Аида Ведищева.
Аида Ведищева (поет).
Будет дождь гасить фонариИ мороз под утро придет.И тогда смотри да смотри —Гололёд, гололёд.Экономят дворники сольИ опять у наших воротКаждый шаг неверен, как сон —Гололёд, гололёд.
А люди в городе гуляют по льдуИ не считают гололёд за беду.И только мне одной мешает зима.А, может быть, я виновата сама?Лишь я сама, лишь я сама, лишь я сама.А люди в городе гуляют по льдуИ только я как по канату иду.«Не упади» – предупреждает зима.А, может быть, твержу я это сама?Лишь я сама, лишь я сама, лишь я сама.
Снилось мне, что друга найду.Он под руку крепко возьмет.Сколько лет одна я иду…Гололёд, гололёд.Горький дым разлук и потерьНад моей дорогой плывет.Даже летом снится теперьГололёд, гололёд.
А люди в городе гуляют по льдуИ не считают гололёд за беду.И только мне одной мешает зима.А, может быть, я виновата сама?Лишь я сама, лишь я сама, лишь я сама.А люди в городе гуляют по льдуИ только я как по канату иду.«Не упади» – предупреждает зима.А, может быть, твержу я это сама?Лишь я сама, лишь я сама, лишь я сама.А люди в городе гуляют по льдуИ не считают гололёд за беду.И только мне одной мешает зима.А, может быть, я виновата сама?Лишь я сама, лишь я сама, лишь я сама.6
Сцена 7
Та же кухня. Прибегает Мария Илларионовна с зажженной сигаретой.
Мария Александровна. Куда ты с папиросой?
Мария Илларионовна. Не ори. Там этот твой у ящиков упал!
Мария Александровна. Кто?
Мария Илларионовна. Ну… Этот… Сын Наташки Нуждиной… Никитка…
Мария Александровна. Как упал?
Мария Илларионовна. Лежит, не дышит. Нашатырь у тебя есть? Пьяный он, поди.
Мария Александровна стремительно уходит. Мария Илларионовна садится, гасит сигарету, выключает проигрыватель, собирает пластинки в аккуратную стопку.
Мария Александровна (кричит из-за кулис). Маруся, помоги!
Мария Илларионовна. Ты что, сюда его волочишь? Дура что ли?
Мария Александровна. Да помоги же! Уроню сейчас!
Мария Илларионовна выходит и почти сразу возвращается, помогая подруге нести расслабленное тело Никиты. Старухи суетливо сдвигают стулья, укладывают на них подростка, приносят подушку, нашатырь, тонометр, лекарства, одеяло.
Мария Илларионовна. Ну что? Живой?
Мария Александровна. Живой, но очень слабенький.
Мария Илларионовна. А ты у нас, оказывается, еще резвушка. Вон как сиганула вперед тапок! Как ты такого кабана по лестнице-то дотащила? Правильно, костыль тебе не нужен. Дашь поносить?
Мария Александровна. Что поносить?
Мария Илларионовна. Костыль!
Мария Александровна. Маруся, прекрати! Не время твоим шуткам. Нашатырь давай. (Подносит ватку с нашатырным спиртом к носу Никиты, тот приходит в себя, садится.)
Никита (удивленно). Бабки… Бабки… Хы-хы… Бабули, где бабло? Хы… Бабло… Бабосы… Бабки…
Мария Илларионовна. Бредит. (Снимает с Никиты куртку, кладет на пол.) В какой-то дряни вымазался весь, а ты его на диван хотела. Скажи ты мне на милость, мы за каким рожном его сюда приволокли? Вызвали бы скорую и делу – край!
Мария Александровна. Жалко же его.
Мария Илларионовна. Что-то он тебя не жалел, гадил вовсю.
Никита. Бабки…
Мария Илларионовна. Да, бабки! Где ты так набрался, бестолочь? (Внимательно рассматривает лицо Никиты, принюхивается.) Так он не пьяный!
Мария Александровна. А… как же?..
Мария Илларионовна. Так же! Он – вмазанный!
Мария Александровна. Как?
Мария Илларионовна. Ну, под наркотиком он. Понимаешь? Глаз нет, и водкой не пахнет. Ой! Зря мы его сюда притарабанили. Но мы не виноваты, мы не знали. Ну, ладно, скорой всё расскажем, а милицию они сами вызовут. Сначала в наркологию свезут, там откачают, а потом в колонию пристроят.
Никита. Не надо…
Мария Илларионовна. Надо-надо! В колонию поедешь, там тебя полечат. Мы хоть отдохнем от твоих пакостей. И будет нам хороший тихий двор. Это, Машка, к дню рождения тебе подарочек такой. Смотри, как быстро всё решилось. Будто кто-то нас с тобой услышал.
Никита. Бабки…
Мария Илларионовна. Помолчал бы ты, идиота кусок! Мы тебе не бабки! Мы, между прочим, ветеранки труда обе!
Никита. Бабки-ветеранки… Хы…
Мария Илларионовна. Оклёмывается вроде, хамить начал. Неси телефон.
Никита (плачет). Не надо… (Пауза.)
Мария Александровна. Не надо, Маня. (Пауза.) Пусть пока здесь побудет. (Измеряет Никите давление.) На илюшкином диване ему постелю. Давление почти нормальное. К утру проспится. Не надо пока скорых… и колоний…
Мария Илларионовна. С ума сошла! А если он тебя обчистит или сдохнет прямо на диване? Что будешь делать? Что милиции расскажешь?
Мария Александровна. Успокойся, Маня. Милиция здесь не поможет. А ему надо помогать…
Мария Илларионовна. Добрая очень, да?.. А я при нем здесь ночевать не буду!
Мария Александровна. Ну и не ночуй.
Мария Илларионовна. Ну и не буду. Вот же упрямая какая! Так бы и вмазала тебе твоим же костылем! Сама боишься молодых, а сама к ним лезешь.
Мария Александровна. Маруся, ты же сама тоже беспризорничала.
Мария Илларионовна. Тогда другое время было, и не было у меня ни папы, ни мамы. А эти беспризорничают при живых родителях. Воруют обыкновенно или с голоду, или с жиру. Так вот эти – с жиру бесятся! Нечего их, гадин, с нами сравнивать. У нас совсем всё по-другому было. Не хочешь ты, так я сама из дома позвоню!
Мария Александровна. Не смей!
Мария Илларионовна. Что ты разоралась как дурак?
Мария Александровна. Не надо, Маня, не звони.
Мария Илларионовна. Ну и, пожалуйста! Совсем плохая стала! Ума-то нет, считай – калека. Ох, Машка, хлебанёшь ты с ним! Век прожила, мозгов не нажила. Думаешь, хорошая, да? А наоборот, сама себе всё портишь! Имей в виду, я тебя из этой глупости вытаскивать не буду. Я вообще с тобой не буду разговаривать!
Мария Александровна. Ну и не разговаривай.
Мария Илларионовна. Ну и не буду. Поперхнешься своей добротой! (Уходит.)
Никита. А вы кто?
Мария Александровна. Тетя Маша.
Никита. А она кто?
Мария Александровна. Тоже тетя Маша. Не узнал?
Никита. Узнал. А я где?
Мария Александровна. У меня на третьем этаже. Кушать будешь?
Никита. Не-а… Не хочу.
Мария Александровна. Плохо тебе, да?
