— Торговцы людьми могут достать не только рабыню для плотских утех. Как насчет красивой и скромной славянской жены для состоятельного господина?
Эоланта бросила на стол фото и поморщилась.
— Боги, Сезар. Меня тошнит от этой мерзости. Работорговцы не должны сидеть в тюрьме. Их нужно вешать.
— Теперь я понял, почему ты так долго изучала снимок. Хотела представить, как Халиф будет смотреться с веревкой на шее?
Щеки предательски порозовели, и она опустила глаза на разбросанные по столу письма. На одном из них красовалась пометка «срочно». Послание от начальника тюрьмы, полученное вчера вечером. Теперь Эоланта знала, о чем пойдет разговор, хотя тему беседы в письме не указали. В работорговца, который, помимо всего прочего, работает на Аднана Саркиса, Кадар вцепится мертвой хваткой. Сел за героин? Ничего страшного. Задача леди Эоланты, старшего надзирателя — накопать побольше компромата. Заключенные часто говорят лишнее, особенно в пылу ссоры. У тюремных стен есть уши, а в камерах есть люди, с радостью сообщающие персоналу важные сведения.
— Не смущайся, Эо. Твой брат толкает дурь половине Ближнего Востока. Никто не скажет и слова против, если ты заведешь себе работорговца в качестве — как ты сказала? — мальчика для плотских утех. В конце-то концов, у тебя давно не было мужчины.
— Я услышала достаточно, Сезар. Ты свободен.
Брат встал и вежливо поклонился.
— Не смею задерживать. И буду рад, если ты попытаешься сделать что-нибудь для меня. Помимо веревки на шее Ливия. В противном случае такую же веревку на мою шею накинет Аднан.
***
Леон Кадар, британец по матери и марокканец по отцу, родившийся в Ираке и ни разу не бывавший ни в Англии, ни в Марокко, выглядел типичным европейцем. Высокий, голубоглазый, с грубоватым лицом, которое идеально подошло бы солдату, и светлыми волосами, зачесанными на косой пробор. Эоланта знала, что его мать принадлежала к богатому аристократическому роду. После ее смерти он, будучи единственным сыном, унаследовал фамильный особняк под Лондоном и гигантскую сумму денег и мог бы уйти на покой в двадцать пять, но работал как проклятый, хотя не так давно встретил сороковой день рождения. Финансовая сторона дела начальника тюрьмы не интересовала. Он был человеком идеи, помешанным на правосудии. Не нанимал на работу кого попало, лично разговаривал с каждым надзирателем раз в месяц, желая убедиться в том, что тот подходит для своей должности. Отец Леона, торговец оружием, был пойман с поличным в Сирии, и любящий сын принимал в этой операции непосредственное участие.
В тюрьме Эоланта работала около десяти лет. Уже через три года Леон передал ей обязанности старшего надзирателя и даже согласился принять в ряды сотрудников кое-кого из ее подруг. Лиц ни мужчины, ни женщины заключенным не показывали, и последних здесь было достаточно и до нее. Начальник тюрьмы, человек с печатью Лилит, отличал обычных людей от темных существ и интуитивно чувствовал, что темные эльфийки могут за себя постоять, если возникнет такая необходимость. Но до сегодняшнего дня серьезных проблем Эоланте решать не приходилось, тем более что женщинам строго запрещалось разговаривать с обитателями камер. Она подозревала, что запрет они время от времени нарушают: соблазн порой ох как велик, да и темных существ среди заключенных предостаточно, а они определяют, кто перед ними, с помощью эмоционального запаха. Эоланта предпочитала закрывать глаза на мелкие оплошности. В конце-то концов, не сечь же плетьми женщин, которые инстинктивно тянутся к изголодавшимся по их обществу мужчинам.
— Как тебе новости? — спросил Леон.
С момента ее прихода он сиял, как начищенная монета из храмового серебра. Эоланта давно не видела его таким довольным.
— Отличные новости, — ответила она. — Но не понимаю, по какому поводу ты веселишься.
Начальник тюрьмы указал на лежавшее перед подчиненной досье, папку из плотного серого картона, перехваченную тонким зеленым шнурком. Обычно шнурок завязывали, но документов в нее напихали слишком много. Криминальное прошлое у Ливиана Хиббинса, заключенного номер D-489, было богатое. Оставалось удивляться, как он успел совершить все перечисленные преступления, если большую часть жизни провел в тюрьме и залах суда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Работорговля, наркотики, убийства, — начал перечислять Леон, загибая пальцы. — Целый букет.
— Если я не ошибаюсь, свои пять он получил за торговлю героином, — напомнила Эоланта.
— За десять килограммов чистейшего героина, — уточнил начальник тюрьмы. — Кое-кто из твоих близких родственников — так уж и быть, не буду называть его имя вслух — потянул за нужные ниточки, и ему удалось сотворить немного волшебства. Хороший адвокат, связи в правительстве. Отличная работа. Жаль, что магия твоего брата действует только в пределах здешних границ, и шакал Аднан Саркис не смог дотянуться до своего любимчика. В криминальном мире об удачливости Халифа ходят легенды. Якобы он не горит в огне и выходит сухим из воды в самых безнадежных ситуациях. И вот удача мерзавцу в кои-то веки изменила.
— Ты позвал меня для того, чтобы поделиться со мной этой радостью?
Рука Леона легла ей на плечо, и Эоланта инстинктивно отодвинулась.
— Не будь дурой, Эо. В одиночной камере моей тюрьмы сидит Ливий Хиббинс, который за несколько лет сбыл столько живого товара, сколько обычные работорговцы не сбывают за всю жизнь. Ты всерьез думаешь, что я позволю ему отделаться пятью годами за вшивый героин?
— Меня зовут Эоланта, и ты будешь обращаться ко мне именно так. — Она помолчала, осмысливая его слова. — Почему он сидит в одиночной камере?
Леон, по-прежнему сохранявший довольный вид, опустился в кресло по другую сторону стола.
— Потому что за избиение заключенных в нашем увеселительном заведении положено такое наказание.
— Он попал сюда четыре дня назад!..
— Верно. Приехал утром, на рассвете. И вечером того же дня отметелил Гасана Хабиба. Сел на его место в столовой за ужином. Заключенные знали, что это чревато проблемами, но ни один из них даже не пикнул. Гасан пришел и заявил, что парень сел не туда, куда следует, и лучше бы ему уйти по-хорошему. Халиф ответил, что будет сидеть там, где захочет, и лучше бы собеседнику заткнуться, так как он портит всем аппетит. Гасан достал нож, а Халиф сломал ему запястье, нос и пять ребер. И воткнул бы в глаз его же нож, если бы не надзиратели.
Эоланта кусала губы, пытаясь сдержать рвавшийся наружу смех. Леон недоуменно поднял брови.
— Я сказал что-то забавное, леди Нойман? Или вы думаете, что избиение заключенных — нормальная практика в тюрьме?
— Рост Гасана Хабиба — два метра пять сантиметров, а весит он больше ста килограмм. Я пытаюсь представить, как стройный мужчина интеллигентного вида сотворил с ним такое, но получается плохо.
— Теперь стройный мужчина интеллигентного вида проведет две недели в одиночной камере.
— Надеюсь, он не скучает, — подзадорила собеседника Эоланта.
— О нет. У него куча книг, и он поглощен чтением. Сейчас, если не ошибаюсь, наслаждается древнегреческой философией, а до этого в меню была «Божественная комедия» в оригинале. Сукин сын умнее университетского профессора с несколькими научными степенями. Как уродливо порой шутит Великая Тьма. Отдать такой мозг преступнику. Ты понимаешь, что мне от тебя нужно, дорогая?
— Не очень.
Леон похлопал ладонью по папке с досье и широко улыбнулся.
— Я хочу, чтобы он болтался в петле. Там ему самое место. Пусть твои девочки и мальчики навострят ушки и послушают беседы заключенных. Уверен, это будет интересно.
— Если он так умен, как ты описываешь, вряд ли будет вести разговоры о работорговле.
— Ну, без женщин-то в тюрьме наши подопечные точно не обойдутся. Тебе ли не знать, сколько девок тут появляется, когда в одной из камер сидит торговец людьми. Они достают их буквально из воздуха и умудряются проводить через все посты. Раньше я закрывал на это глаза, но теперь не стану. — Леон наставил на нее указательный палец. — Ливиан Хиббинс заслужил смертную казнь. Надеюсь, ты сделаешь свою работу хорошо, Эоланта. И ничего не случится, если мы немного приукрасим правду.
