- Извини, что не встаю. — Давид перешел на английский язык: — Что-то я совсем ослаб. Возьми стул и сядь возле меня. — Глаза его медленно наполнялись слезами, но они не стекали по щекам, а заполняли покрывающие все лицо глубокие морщины. — Как устроился, сынок? Тебе удобно?
- Да, спасибо. Все комфортно.
- Сколько лет я мечтал о встрече! Как только не представлял, где и когда это произойдет! — На несколько секунд Давид замолчал и повернул голову к стене, где в маленькой рамке висела старая фотография. — Но они уже ушли. И не мечтаю встретиться с твоим отцом. — Помолчав, добавил: — На этом свете.
Наум почувствовал, что необходимо как-то разрядить обстановку.
- Скажите, как я могу называть вас?..
- Называй, как тебе хочется. Но мне будет приятно, если признаешь меня своим дядей.
- С удовольствием!
- Ты, конечно, понимаешь, Наум, нам есть, что рассказать друг другу. Но я не смогу выдержать долгую беседу, да и врач с Мерин будут против. Если не возражаешь, мы будем делать перерывы. Нет, я не собираюсь держать тебя подле больного старика целыми днями; ты, без сомнения, захочешь посмотреть страну. В твоем распоряжении будет машина, да и о расходах не беспокойся.
- Спасибо. Я смогу задержаться не более, чем на две недели.
- Ну, на большее и не рассчитывал. С нетерпением жду твоего рассказа. Пожалуйста, поподробнее, для меня важна каждая мелочь. У тебя в руках пакет? Это, вероятно, фотографии?
- Да, и письмо от отца.
- Положи, пожалуйста, на тумбочку. И начинай рассказывать.
Наум старался говорить медленно, чтобы не упустить детали и дать Давиду возможность «переварить» информацию. Когда он чувствовал, что собеседник что-либо не воспринял или слишком эмоционально отреагировал, то либо умолкал на минуту-другую, либо переводил разговор на маловажную тему. Через полтора часа в кабинет вошла Мерин и прервала беседу.
Наум поднялся к себе в комнату, и, практически следом, в дверь постучал Джон.
- Мистер Наум, на вашем секретере конверт с деньгами и кредитной картой. Просили передать, что вы не ограничены в расходах.
- Спасибо, Джон.
- И еще. Мистер Вольский будет отдыхать некоторое время, и, если мне будет позволено, я предложу вам экскурсию на машине по окрестным местам. Возможно, вас заинтересует дворец «Бленем». Скоро, в конце октября, он закрывается для туристов.
- А чем он знаменит?
- Около трехсот лет тому назад королева Анна подарила его первому герцогу Марлборо Джону Черчиллю за победу во Франции, возле Бленема, над Людовиком X1V. Вы, конечно, помните, мистер, что там родился наш Уинстон Черчилль!
На последней фразе Джон вытянулся, как солдат в карауле у знамени, и Наум понял, каким невеждой он представился в глазах слуги.
- Спасибо, Джон. Буду готов через полчаса.
Погода несколько улучшилась, хотя низкая облачность и неприятный ветер напоминали о глубокой осени. Наблюдая, как Джон старательно объезжает глубокие лужи на дороге, Наум невольно подумал о родной Москве.
- Неправда ли, мистер, сегодня погода лучше, чем вчера? — Тон Джона не требовал ответа.
- Вы умеете отгадывать мысли, — заметил Наум. — Я только что подумал об этом.
- Ни в коем случае; если вы желаете завязать беседу в Англии, нет лучше темы, чем погода или критика современной политики.
- Спасибо за урок, и будем считать, что беседа завязана. Возможно ли перейти к более конкретной теме? Например, к проблемам семейным?
- Что вы имеете в виду?
- Вы давно служите в этом доме, Джон?
- Смотря, что называть давно, мистер. Для меня это миг, а для фискальных органов — тридцать лет.
- Вы весьма молоды для такого солидного стажа.
- Я имел честь служить в доме родителей миссис Мерин и, после ее замужества, перешел в дом мистера Вольского. Беверли и Роберт выросли на моих глазах, а Алан, ее сын, — мой любимец.
- А что делает Роберт? — Наум не смог более деликатно по-английски сформулировать вопрос и сразу почувствовал негативную реакцию собеседника.
- Он добрый и умный юноша, но влияние некоторых друзей оказалось весьма негативным. — Наум ждал продолжения, но Джон поменял тему разговора: — вы приехали в не лучшее для мистера Вольского время. Состояние его здоровья весьма тяжелое.
- Что прогнозируют врачи?
- Ничего утешительного. Мистер перенес два инфаркта, да и другие болезни беспокоят его.
Замок «Бленем», окруженный парком, спланированным в так называемом «природном стиле», был выполнен в самых лучших традициях стиля барокко. Наум прошелся по лабиринту парадных покоев и, конечно, зашел в маленькую спальню, где более ста лет назад появился на свет легендарный сэр Уинстон Черчилль. Время пролетело незаметно, и Джон встретил его весьма взволнованно.
- Мистер Наум, мы можем опоздать к обеду! Миссис расстроится и будет очень сердиться. Кроме того, ожидается приезд старшего сына мистера Вольского — Бена с супругой Пэм.
К обеду они не опоздали, но Мерин не преминула заметить, что нервничала по этому поводу, и, потому, у нее уже начинает болеть голова. Когда Наум поднимался в свою комнату, хозяйка дома весьма активно выговаривала Джону.
Стараясь быть точным, без нескольких минут два, Наум спустился в столовую. В дверях стоял мужчина гренадерских размеров; не нужно было быть прозорливым, чтобы увидеть в нем копию Давида. Шумно, не по-английски, он приветствовал Наума.
- Мы все с нетерпением ждали тебя! Отец просто ожил. Жаль, что ты прилетел один. Без жены и детей.
Говорил он короткими, рублеными фразами, подтверждая каждую кивком головы.
- Идем, кузен. Познакомлю тебя с Пэм и с нашим любимым сорванцом. — У стены стояли женщина невысокого роста и мальчик пяти-шести лет. Бен прижал обоих к себе: — Это — моя Пэм. Она тоже рада тебе, кузен. А это. — Рука Бена словно шляпа закрыла голову ребенка. — Это наш единственный внук, Давид. Давид, это твой дядя Наум. Из Москвы. Если будешь серьезным мальчиком, поедем в Москву.
Наум обратил внимание на то, что Мерин с нетерпением поглядывает на стенные часы и на Бена.
- Миссис Мерин, вы не будете возражать, если я сяду за стол рядом с Беном?
- Конечно. Тем более, что мы опоздали на целых пять минут.
Обед прошел оживленно. Бен задавал массу вопросов, иногда сам отвечал на них, ел много и аппетитно. Мерин всем своим видом выказывала недовольство, на что тот абсолютно не реагировал. Наум заметил, что уже несколько минут в проеме двери стоит Джон: сначала он просто смотрел на Мерин, затем подошел и сказал ей что-то на ухо.
- Я должна извиниться, и прошу закончить обед без меня.
Она буквально бросила салфетку на стол и быстрым шагом вышла из комнаты. Казалось, никто, кроме Наума, не обратил внимания на инцидент; за столом стало еще шумнее: Давид стал просить такой же костюм как у Роберта, потом просто залез к тому на колени, требуя подарить цепочку или кольцо. За десертом Бен обратился к Науму:
- Если ничего не измениться, отец просил тебя зайти к нему в кабинет. Я сообщу дополнительно. И еще просьба. Могу ли я присутствовать при твоем рассказе?
- Безусловно. Даже лучше, что еще кто-то в семье будет знать историю предков — Ваших дедушки и бабушки.
Часа через полтора они сидели в кабинете втроем, и Наум продолжал свой рассказ. Он не торопился, иногда возвращался к уже описанным событиям, добавляя некоторые подробности, и, для большей объемности картины, вкрапливал события политической жизни страны.
Давид слушал, не двигаясь, лишь глаза его то становились грустными, то загорались неподдельным интересом, а временами затуманивались, как будто он уходил в свои далекие воспоминания. Бен не мог сидеть спокойно на одном месте, но даже когда опускался в кресло, продолжали двигаться его руки и ноги.
Рассказ подошел к событиям 1937 года, и Наум описал визит корреспондента с письмом Давида и гибелью того — как «врага народа». Здесь старик поднял руку и, как будто обращаясь только к самому себе, сказал:
— Мы все были опалены кострами: испанцы и республиканцы со всего мира, а для Ваших героев — еще и Сталин.
Они просидели около двух часов, и Джон увез Давида в спальню. По предложению Бена они зашли в его комнату и выпили по рюмке виски. Пэм с внуком вышли погулять в парк, и Бен, извинившись, что отец по состоянию здоровья не сможет передать первую часть рассказа Наума, попросил вернуться к тем годам семейной истории.
Поднявшись к себе в комнату незадолго до ужина, Наум увидел, что чьи-то руки навели полный порядок в его вещах: чемодан разобран, вещи аккуратно повешены в шкаф или разложены по другим местам. После вечерней трапезы, сославшись на усталость, он поднялся в свою комнату, включил телевизор и подсел к камину.
ГЛАВА 5
Утро выдалось на редкость ясным, но прохладным. За ночь комната значительно охладилась, и Наум, проснувшись по внутренним, более восточным часам, попытался сам разжечь камин. Огонь разгорался постепенно; сидя на корточках и подставив руки теплу, он вспоминал, как мальчиком разжигал холодной зимой «буржуйку», как, не зажигая света, предавался фантазиям и следил за огневыми зайчиками на полу и стенах. Тепло медленно обволакивало, расслабляло; уходили детские заботы и проблемы.
