Утро выдалось на редкость ясным, но прохладным. За ночь комната значительно охладилась, и Наум, проснувшись по внутренним, более восточным часам, попытался сам разжечь камин. Огонь разгорался постепенно; сидя на корточках и подставив руки теплу, он вспоминал, как мальчиком разжигал холодной зимой «буржуйку», как, не зажигая света, предавался фантазиям и следил за огневыми зайчиками на полу и стенах. Тепло медленно обволакивало, расслабляло; уходили детские заботы и проблемы.
От воспоминаний оторвал шум во дворе; оттерев кусочек запотевшего окна, Наум увидел на ступеньках дома господина в шляпе, с саквояжем и зонтиком-тросточкой в руках.
- Мистер Бэрри, доброе утро. Вы не предупредили о визите.
- Не хотел беспокоить вас заранее.
«Интонация гостя попахивает неприкрытой иронией», — показалось Науму.
За завтраком разговор велся, главным образом, между Беном и Соломоном Бэрри — семейным врачом и давним другом Давида Вольского.
- Скажите, доктор, вы успели осмотреть отца? Как находите его?
- Пока еще не детально, но по внешним признакам он неплох.
- Можете разрешить ему присутствие на наших трапезах?
- Пока ничего не могу сказать, но это подбодрило бы его.
- Какие новости в Оксфорде?
- Слава богу, дожди и осень охладили пыл туристов, и можно, не толкаясь локтями, пройти по улице.
- Мы помним ваш афоризм, — рассмеялся Бен. — «Туризм — занятие вульгарное, но любому бизнесу нужна стабильность».
- В Англии очень мало туристов из России, — обратился доктор к Науму. — Чем вы это объясните?
«Прикидывается, или действительно не понимает?» — подумал Наум, а вслух ответил: — Россия очень большая и красивая страна, и мы просто не успеваем объехать все ее края.
- Готов отдать должное вашему ответу. — Доктор улыбнулся, слегка наклонив голову в сторону Наума. — Но сознайтесь, что он был подготовлен заранее.
- Хочу верить, что ваш вопрос был экспромтом, равно как и мой ответ.
«С этим господином нужно держать ухо востро, в каждую минуту ожидая подвоха», — решил для себя Наум.
Бэрри переключил свое внимание на младшего Давида:
- Скажи-ка, малыш, как твое горлышко? Ты больше не хочешь сладких таблеток?
- Дедушка и мама говорят, что я уже не маленький. Так что, если заболею, давайте мне уже взрослые лекарства.
- Хорошо, Давид, я учту твое замечание. Действительно, ты сильно вырос за последнее время, и ведешь себя как настоящий мужчина.
Мерин встала из-за стола:
- Доктор, не возражаете выкурить вашу сигару в библиотеке? Мне нужно посоветоваться с вами.
Наум подошел к Бену:
- Вероятно, утренняя беседа с Давидом не состоится?
- Думаю, доктор задержится у отца не менее часа, так что у нас есть время для променажа, если не возражаешь. — И предложил маршрут прогулки: — Мы выйдем не через главные ворота, а обогнем дом, пройдем по аллее и выйдем наружу через калитку.
За забором открылся вид, который в равной степени можно было бы отнести и к среднерусскому пейзажу: тропинка спускалась к неширокому шоссе, за которым начиналась гряда деревьев; далее, чуть снижаясь, растянулось на несколько километров ярко-зеленое поле. Вдали, один за другим, выстроились три домика под соломенными крышами; Наум приостановился, любуясь этой, почти картинной идиллией.
- Думаешь, живущие там люди счастливы?.. — спросил Бен. — Они, наверняка, считают, что за нашим забором поселились удача и благополучие.
Как показалось Науму, Бен не ждет от него ответа.
- Бен, разреши мне воспользоваться нашей прогулкой и попросить кое о чем? Мое взаимопонимание с Вашим большим семейством значительно продвинется, если ты, в пределах возможного, расскажешь о нем. Мне важно твое мнение. Кроме того, по возвращению в Москву мне предстоит подробный отчет. Я не очень утомлю тебя?
- Хорошо, — ответил Бен. — Многое тебе еще расскажет отец, но обзорную информацию постараюсь дать. Чтобы ты не чувствовал себя обязанным, добавлю, что и сам хотел предложить это, но заранее предупреждаю, что на полную объективность ты рассчитывать не можешь.
Немного помолчав, Бен начал:
- Нашу семью можно представить в трехслойном варианте. Первый слой — это отец, наш патриарх. Второй — его дети, внуки, и правнук от первого брака. И, наконец, третий — Мерин, ее дети и внук. Тридцать шесть лет мы представляем собой как бы единый клан, но если смотреть по сути — мы как смесь воды и масла. Ни в коем случае не хочу сказать, что кто- то лучше или хуже. Просто мы — разные. Причина? Она не одна, и, постепенно, ты это почувствуешь. С чего начать?.. Лучше с себя. Когда отец сочетался вторым браком, мне было уже двадцать лет. А Мерин — двадцать шесть. Сам понимаешь, она не годилась мне в «мамы». — Бен стал говорить медленней, контролируя каждую фразу: — Я уже был вполне созревшим, по крайней мере физически, молодым человеком: высокого роста, крупный, энергичный. Мерин, надо отдать ей должное, быстро поняла сложность ситуации и не пыталась играть роль воспитательницы. Джозеф, мой младший брат, тоже был достаточно взрослый — восемнадцать лет; его отношения с Мерин сложились еще более трудно, но мы к этому еще вернемся. Необходимо только добавить, что Мерин происходит из весьма консервативной семьи, где главную скрипку играла мать; женщину отличало хладнокровие, зачастую показное- вежливость, уважение к закону и подозрительное отношение к иностранцам. Я это подчеркиваю, чтобы тебе было легче понять характер Мерин, хотя она совершенно не похожа на свою мать. Отец-еврей, достаточно отошедший от наших традиций, был человеком спокойным, умным, хорошим бизнесменом, но весьма далеким от воспитания детей и других семейных проблем. Вместе с Мерин в наш дом вошел и Джон; по легенде, на этом настояла ее мать. С первых дней он играл, скорее, роль не слуги, но секретаря и доверенного лица. Официальная же версия — у Мерин бывают приступы сильной мигрени, настолько сильной, что она теряет самоконтроль, и Джон в состоянии помочь ей в эти дни. Ко времени женитьбы отца я уже учился в коледже, домой заглядывал не часто, что и позволило поддерживать с Мерин холодно-вежливые отношения. Правда, она пыталась сделать их семейными, более теплыми, но я не делал встречных шагов. Моя Пэм, большая умница, своим терпением и спокойствием смогла навести мосты с Мерин и, как никто другой, способна влиять на ее поступки. Более того, вместе с отцом и Джозефом они смогли поддержать в семье дух еврейства: почти каждую пятницу вечером накрывается стол и отец читает субботнюю молитву. Я уже не говорю о еврейских праздниках. Теперь — о Джозефе. В отличие от меня, он с детства был более тихим и замкнутым ребенком. Его больше интересовали книги, чем улица. Думаю, что женитьба отца еще более замкнула брата и подтолкнула в сторону религии, а, возможно, это гены: его прадедушка по линии матери был известным раввином. Теперь вся жизнь Джозефа, его жены Даниэли и детей — в религии. Родители живут в районе Ист-Энда, где в лабиринте узких улиц находится сердце старого еврейского гетто, а дети учатся в Израиле. Если я тебя не утомил, еще несколько слов о детях отца и Мерин. Старшая — Беверли- ты с ней уже знаком; если обратил внимание, она и внешне и характером похожа на мать. Женщина молодая, но уже очень нервная, хотя есть на это объективные причины, часто совершает непредсказуемые поступки. Для объективности надо признать — Беверли добрая, отзывчивая. Но ее неуравновешенность доставляет много хлопот. Теперь о Роберте. Парень далеко не глупый, я бы сказал — способный. Не хочу кого-либо обвинять, но в последний год он резко изменился: связался с компанией бездельников, не хочет учиться или работать. Правда, пока не замечен в злоупотреблении спиртным или наркотиками, но если так продолжится, недалеко до беды. — Монолог явно утомил Бена, и он стал походить на воздушный шарик, из которого постепенно выходит воздух.
- Жаль прерывать прогулку, — прервал молчание Наум, — но, возможно, Давид ждет нас?..
И действительно, доктор уже закончил свою работу, и в кабинете шла беседа о консерваторах и политике Маргарет Тэтчер.
- Мистер Вольский, передаю вас в руки сына и гостя. — Доктор встал и направился к двери, затем остановился и добавил: — Должен констатировать, визит мистера Наума благотворно влияет на моего пациента.
В течение дня, до и после обеда, Наум продолжил и практически закончил свой рассказ.
- Спасибо, сынок. Я пережил историю твоей семьи, как свою. Это нелегкая эмоциональная нагрузка. Даже для молодого и здорового человека. Бог даст, мы встретимся завтра. И я задам тебе еще несколько вопросов.
- Папа, Наум наш гость, а мы держим его взаперти. Если ты не против, мы возьмем его на день-два к себе, показать Оксфорд и окрестности.
- Мне хорошо с ним, но не хочу прослыть эгоистом.
Сидя вечером у камина, Наум подумал, что все эти дни жил в напряжении, начал уставать от впечатлений, непривычной обстановки, английского языка. Сейчас бы ту самую газетку, да задушевную беседу на русском! И — расслабиться. Может быть, завтра напроситься на экскурсию в паб? Ну, это дело второе, а для беседы нужно всего лишь набрать номер советского посольства. «Жаль, если беседа не получится», — засыпая, подумал он.
