Когда Анхельмо вот-вот должно было стукнуть тринадцать, сеньора Альба уловила еще одну его особенность, являющуюся прямым следствием его любви к наблюдению за человеческими лицами. Дело в том, что Анхельмо попал в зависимость от красоты человеческого лица, и выстраивал на этом свои отношения с каждым конкретным человеком. Он опирался не столько на красоту лица, ведь нет ничего более относительного, чем красота людей, а скорее на то, понравилось ли ему оно или нет. Сеньора Альба заметила, что если Анхельмо по каким-то причинам не понравилось лицо человека – пиши пропало, ничего не поделаешь. Анхельмо всячески старался избежать разговора с такими людьми, старался отвернуться, сделать вид, что ему не интересно, вспомнить, что ему срочно надо бежать по делам – всё, что угодно, лишь бы не иметь дела с таким человеком. Напротив, если человеческое лицо было ему симпатично – Анхельмо делал всё, чтобы познакомиться, пообщаться, завести диалог и как можно больше времени провести, вглядываясь в столь симпатичное ему лицо, даже если это был отъявленный злодей, пьяница или уличный мошенник.
Волей-неволей Анхельмо придумал и стал заложником своей собственной системы дискриминации, основывавшейся не на материальном состоянии человека или его положении в обществе, а всего лишь на восприятии его лица. Понять заранее, понравится ли ему лицо или нет, было невозможно. Сеньора Альба пыталась выявить какие-то закономерности в понравившихся Анхельмо лицах, старалась углядеть в них что-то общее, что-то схожее – бесполезно. Спектр был чрезвычайно широким, а сам Анхельмо, когда ему задавали подобный вопрос, лишь пожимал плечами и отвечал, что не может объяснить это, потому что это ощущение появлялось в нем как-бы само собой, без каких-либо интеллектуальных усилий. Как если бы внутри него сидел маленький человечек, перед которым были расположены всего две кнопки – «нравится» и «не нравится». При любом контакте с людьми этот маленький человечек должен был нажимать одну из кнопок, предопределяя тем самым итог взаимодействия. Иногда, правда, маленький человечек брал технический перерыв и не нажимал ничего, что проявлялось в полнейшем равнодушии со стороны Анхельмо – ему было не важно, что произойдет дальше в отношении такого «нейтрального» человека. По наблюдениям сеньоры Альбы, которые, в силу её природной мудрости, были не так далеки от истины, в большинстве случаев человеческие лица не нравились Анхельмо – примерно половина из них, точно. Остальная половина делилась в пропорции один к четырем – одна пятая часть лиц была ему симпатична, четыре пятых – нейтральны. Но те счастливчики, кому суждено было понравиться Анхельмо, могли претендовать на его бесконечную дружбу и безусловную симпатию – свою часть работы они сделали, попав в одну десятую избранных, и теперь могли пожинать плоды своей удачливости.
Бабушка понимала всю опасность такого подхода, понимала, что Анхельмо слишком многое упускает, отрекаясь так жестко и так резко от тех, кто пришелся ему не по душе. С другой стороны, опасность таилась и в полном принятии этих немногих избранных – они могли влиять на Анхельмо, ведь только их он бы и слушал, а кто оценит их добропорядочность и благонамеренность, если фильтр внука нацелен на совершенно другое? Сеньора Альба долгое время задавалась этими вопросами и в итоге решила серьезно взяться на формирование у него осознанности. Она начала учить его оценивать людей по другим критериям. Долгие часы, дни, недели и месяцы она пыталась разумными и логическими доводами показать Анхельмо на конкретных примерах, что хорошие люди иногда скрываются за уродливыми (для Анхельмо) лицами, а негодяи носят маску ангелов. Анхельмо, казалось бы, умом понимал, какой смысл вкладывает бабушка в эти слова, но на практике так же проводил свою собственную кадровую политику, основываясь на внутренних ощущениях – и ничего не мог с этим поделать, вызывая великую досаду и своей великой бабушки. Сеньора Альба не сдавалась. Она поставила себе конкретную цель – сделать так, чтобы Анхельмо научился быть полноценным человеком без предубеждений. И пусть она пока еще не знала, как именно добьётся этой цели, как покажет Анхельмо наиболее верный способ, одно ей было ясно как день – рано или поздно у неё получится. Анхельмо никогда не спорил с ней на эту тему, коротая очередной вечер на скамейке самой оживленной улицы города и добавляя всё новые и новые лица в свою коллекцию. Единственную в мире коллекцию человеческих лиц.
девять
Анхельмо закрыл глаза, а когда снова открыл их, очутился перед зеркалом в школе. Дело было в сентябре, когда деревья уже начинали покрываться золотым панцирем, но еще сохраняли оттенки зеленого лета. Из носа текла кровь, из глаз – слезы обиды, а учительница стояла рядом и пыталась успокоить его.
– Анхельмо, ты не виноват, это он первый начал. Успокойся, всё будет хорошо.
Но Анхельмо не собирался успокаиваться. Всё началось с того, что Серж, самый задиристый мальчик из его класса, начал приставать к одной девочке, Веронике. Лицо Сержа сразу не понравилось Анхельмо, что-то в нем было отталкивающее, из-за чего Анхельмо пытался проводить с ним как можно меньше времени и как можно реже пересекаться во время игр. Но в этот раз он просто не мог стоять в стороне, когда Серж начал прилюдно издеваться над Вероникой.
– Посмотрите, какая косичка! – воскликнул он и изо всех сил дернул Веронику за косу.
– Серж, отстань от меня! – только и успела вымолвить девочка, до того, как слезы ручьем потекли из её глаз. Как назло, рядом не было никого из старших, а остальные дети предпочли не вмешиваться. Все, кроме Анхельмо. Хоть он был меньше Сержа и нередко проигрывал ему в физических состязаниях, в этот раз он смело вышел вперед и властным тоном заявил:
– Серж, ты слышал её? Оставь в покое Веронику и её волосы. Найди себе кого-нибудь по силам.
Серж, казалось, не верил своим ушам.
– Ты это мне, сопляк? Анхельмо, иди лучше дальше играй в свои игрушки.
– Я не уйду, пока ты не оставишь Веронику в покое.
– Ах так, ну тогда получай, – с этими словами Серж разбил Анхельмо нос. Неизвестно, чем бы кончилась вся эта история, но тут как раз подоспел учитель и разнял двух мальчиков, отправил Сержа в место для наказанных детей, а Анхельмо повел к умывальнику, промывать нос.
– Это он первый начал, Анхельмо. Всё будет хорошо, – повторял учитель, как будто Анхельмо и сам не догадывался, что всё будет хорошо.
Он зажмурил глаза, а когда снова открыл их, то понял, что сидит за партой. Календарь на стене класса показывал, что дело происходит в октябре, через пару недель после того неприятного эпизода с Сержем. Весь класс писал работу, и он увидел, как другой его одноклассник, Ганс, списывает работу у Сержа. Несмотря на свою задиристость, Серж был довольно смышленным мальчиком и хорошо учился. О Гансе можно было сказать то же самое, но природная лень иногда побеждала его, заставляя, в частности, списывать работы у одноклассников. К концу дня, когда учитель проверил все работы, троих учеников попросили остаться после уроков и зайти в учительскую. Этими троими были Серж, Ганс и Анхельмо. Все трое явились в кабинет сразу после урока, не очень понимая, за что им предстоит получить нагоняй – а другого повода зайти к учителю, как правило, не было. Первый вопрос был обращен к Анхельмо.
– Анхельмо, заметил ли ты что-нибудь странное сегодня во время контрольной работы по письму?
– Нет, учитель.
– Может быть, ты видел, как кто-нибудь жульничает?
– Нет, учитель, я ничего не видел. Я писал свою работу.
– Хорошо, можешь идти.
Анхельмо вышел из учительского кабинета и прислушался к тому, о чем учитель говорил с Сержем и Гансом. Оказалось, у них были две одинаковые работы, и учитель пытался выяснить, кто у кого списал. Естественно, оба хранили гробовое молчание, так что учитель решил поставить двойки обоим. Анхельмо подождал пока оба мальчика выйдут от учителя, обсудят ситуацию между собой (он не знал, к чему они пришли, но в этот раз обошлось без рукоприкладства) и разойдутся в разные стороны. Тогда он догнал Ганса, развернул его и выпалил следующее:
– Ганс, я видел, как ты сегодня списывал у Сержа. Я не скажу об этом учителю, но я считаю, что с твоей стороны будет честно, если ты признаешься, что списал у него. Из-за тебя Серж может получить двойку, а это неправильно, он ведь не делал ничего плохого.
– Анхельмо, не лезь не в своё дело. Ты сказал, что никому не скажешь, вот и не говори никому. Понял?
– Я-то понял, Ганс. Но подумал бы ты еще раз, а, – с этими словами Анхельмо удалился. На следующей день он узнал, что Ганс признался учителю в своём проступке, в результате чего двойка Сержа была исправлена на ту оценку, что он получил, а Ганс получил шанс переписать работу самостоятельно.
