беспорядочно утыканная серебристыми точками, словно кривошип, вращающаяся, вращающаяся и вращающаяся вокруг своей оси.
Цыпленок шкварчит. Без десяти три.
– Стулья! – кричит Марша.
Первым появляется старший сын Марши Кертис с семьей. Коридор тут же наполняется звуками переодевания ребенка, и, пока Кертис помогает пятилетней Рути с пальтишком, Лиза вытаскивает маленького Тео из переноски и поднимает так, чтобы Марша, которая все еще бьется в последней кулинарной агонии, без рук могла с ним поздороваться. Бен берет у Марши миску и забирает у Лизы переноску. Но тут же раздается еще один звонок, и на пороге появляется сестра Марши Глория в царственном облачении, еще более фантастическом, чем воскресный наряд Марши, а рядом с ней в костюме-тройке с бутылкой шампанского в руке улыбается ее муж, адвокат Джулиус Оджо. Их дочь Адди чуть выше по улице паркует «БМВ». Глория издает несколько театральный радостный вскрик и обнимает Маршу, которая все еще вынуждена держать руки в воздухе, чтобы не дотронуться до шелков.
– Так, если ты еще не готова, дай мне помочь, – говорит Глория.
– Нет, – отвечает Марша.
Бен берет шампанское и убирает в холодильник.
– Любезный, – обращается к нему Джулиус своим гулким голосом из зала судебных заседаний.
Отведя взгляд, Глория сдержанно подставляет Бену щеку – она еще не определилась в своем отношении к столь эксцентричному выбору сестры, а может, определилась, просто не в его пользу – и Бен провожает всех через гостиную к большим стеклянным дверям, ведущим на террасу. Марша моет руки и составляет тарелки. Как раз в этот момент на садовой дорожке появляется Отто, младший брат почившего Клайда Симпсона: смуглый молодой мужчина в очках, берете и плаще, с клочковатой, взъерошенной бородой джазмена, очень похожий на мужа Марши с парадного портрета, висящего в гостиной, за исключением берета, бороды и настороженного взгляда, зеркально отражающегося и на лице его спутницы – Маргарет, тоже учительницы. Выражение у обоих собранное и ироничное, словно они уже наблюдают за происходящим с заранее выбранной позиции где-то позади их собственных тел. Но их дочь Глория не разделяет их настрой. Ей почти четырнадцать, неловкий возраст между детством и юностью. Сегодня она хочет быть ребенком: она обнимает тетю и бросается в дом в поисках Рути, которая души в ней не чает. Бен подбирает упавшие пальто.
Закрывать дверь нет смысла. По дороге уже идет Адди, крутя на пальце ключи от машины, а с другой стороны маячит младший брат Кертиса Кливленд, приобнимающий девушку, которую никто не знает. Нет, он ее не тискает; скорее гладит ее длинные светлые волосы, успокаивая или, наоборот, подначивая перед первой встречей с кланом в полном составе. Они идут, и Кливленд аккуратно подталкивает ее вперед. У ворот они встречаются с Адди, и та говорит что-то, от чего Кливленд хохочет, а девушка улыбается. Они заходят; двенадцать, тринадцать, четырнадцать – ну, вот и все, клан в полном составе. Семья Оджо, преуспевающие тори с бездонными карманами, с одной стороны; бюджетники Симпсоны, члены организационного комитета ежегодного карнавала, имеющие трения с законом, – с другой; посередине оба сына Марши – застенчивый бухгалтер и неопределившийся студент. Не говоря уже о самой Марше, со всех сторон демонстрирующей свою замену мертвому Клайду – чудаковатого, тощего, белого, психически больного су-шефа. Столько потенциальных катастроф. Столько всего может пойти не так.
Марша обслуживает всех как одержимая, отправляет в сад одну нагруженную тарелку за другой. Бен носится с пивом, соками, шампанским и гигантским кувшином розовой «Фанты», очевидно, нигерийской штуки. В перерывах он переворачивает цыпленка. Вся партия, которую он успел пожарить, уже разлетелась, и он загружает вторую. Дети возятся вместе, а старшие расставили садовые стулья небольшими лагерями: Оджо у стеклянных дверей, Симпсоны поближе к сараю. Марши нигде не видно. Иногда ее надо прямо-таки выгонять из кухни. Если он за ней не сходит, она может так и остаться там до следующей перемены блюд, прячась от собственной вечеринки. Он входит в дом и, проходя мимо семейства Оджо, слышит, как Глория бурчит что-то насчет приправ в эуа агойн.
– На вкус точно такая же, как твоя, мам, – говорит Адди. – Ну, в смысле прям точно такая же.
– Естественно, черт возьми, – гремит Джулиус. – Они обе учились у своей матери. По одному рецепту.
О господи.
– Пойдем, дорогая. Выходи, – говорит Бен. – Все хотят тебя видеть.
– Ладно, ладно, – отвечает Марша.
Она снимает фартук и выходит. В дальнем конце сада стоит пустое кресло, но Адди встает и похлопывает по своему месту рядом с Глорией.
– Садись, тетя, – говорит она и относит свою тарелку поближе к лагерю Клива и Кертиса. Марша усаживается, несколько нарочито изображая беззаботность.
Глория смотрит на удаляющуюся дочь, задрав подбородок.
– Знаешь, она отлично справляется. Говорят, она уже настоящая звезда в своей палате.
– Нисколько не сомневаюсь, – говорит Марша.
Они смотрят на Адди: высокие шпильки, оставляющие дыры в газоне, до треска узкая юбка, безупречные формы, безупречные волосы, безупречные скулы и безупречные пурпурные ногти. Из рассказов Марши Бен знает, что Глория и Джулиус долго не могли завести ребенка, и Глория горько сокрушалась над своим положением бездетной старшей сестры, в то время как из Марши выскакивали мальчишки, пусть и ничем не примечательные, зачатые от бестолкового Клайда. Безупречность Адди должна служить ее своеобразным сокрушительным ответом. Марша должна смотреть на будущего королевского адвоката Адесину Оджо и помнить о том, что Кертис целыми днями просиживает в пластиковом закутке на Вэст-Бэксфорд-хилл и ведет бухгалтерию фирмы грузоперевозок, состоящей из одной машины. И при этом сестры любят друг друга. А Адди, похожая на какую-нибудь западноафриканскую богиню, на самом деле милейшая девушка, питающая искреннюю слабость к обоим кузенам, и у нее совершенно нет времени играть в эти статусные игры, в которых ее так любит использовать мать. Она уже там, весело заигрывает с Кливом, ерошит волосы Кертису, который после бессонных ночей с малышом и материного обеда, кажется, вот-вот заснет. Девочкой она была зациклена на Кертисе, боготворила его так же, как Рути сейчас боготворит Грейс, и это до сих пор заметно. Эти споры просто смешны. Споры смешны, но Бен тем не менее никогда не осмеливался в них вмешиваться. Да и что он скажет?
– Как дела в кафе? – спрашивает его Джулиус.
(Бен считает, что это единственный вопрос, который Джулиус может задать, потому что никаких других карьерных достижений, о которых можно было бы спросить у него, Бена, нет.)
– Хорошо, – отвечает он. – Даже очень хорошо, вообще-то. Думаем нанять еще людей.
Это правда. С тех пор как они рискнули купить дорогую профессиональную кофемашину, которая теперь шипит и
