избежать смерти на поле боя, бежали; московиты преследовали их со шпагами и пиками до ближайшего леса, где среди прочего им удалось пленить фельдмаршала Реншильда [Renschild][840] и герцога Вюртембергского [Vurtemberga][841], кузена короля Швеции[842]. Царь, неутомимо объезжавший поле боя и лично следивший за всем, увидев бегство неприятеля, приказал не убивать пленных и особенно проследить за тем, чтобы была сохранена жизнь его «брату королю Карлу». Когда несколько минут спустя ему сообщили, что на поле боя были найдены носилки короля Швеции, разрубленные на куски, царь выразил глубокую скорбь и крайнее беспокойство, оплакивая судьбу этого великого государя, которого ценил и которым восхищался в силу свойственной людям склонности чтить доблесть даже у врагов. Петр велел искать тело Карла среди убитых, одновременно приказав своим генералам со всем возможным рвением преследовать остатки неприятельской армии. К этим генералам присоединился князь Меншиков. Он допросил шведского интенданта, захваченного в плен, и тот поведал, что остатки армии находятся на берегу Борисфена в ужасном состоянии, без хлеба и пороха: король с ними, и они собираются переправиться через реку[843].
На самом деле король, несмотря на свою незажившую рану, приказал носить себя в носилках в самые опасные места сражения со шпагой в одной руке и пистолетом в другой, чтобы самим своим присутствием воодушевлять солдат и побуждать их храбро сражаться до последнего. Однако, когда генералы поняли, что силы оставляют их короля, они так усердно стали его упрашивать покинуть поле боя, что он в конце концов уступил их мольбам и согласился положить себя на коня. Но не успели они это сделать, как конь пал замертво, убитый выстрелом из ружья московитов. Тогда решили положить его в коляску генерала Мейерфельда [Mejerfeld][844]: ее запрягли шестью парами лошадей, и король приказал отвезти себя на берег Борисфена для переправы. Носилки короля несколько раз роняли в переполохе боя, и его рана так разбередилась, а боль так усилилась, что на протяжении нескольких часов он не мог произнести ни слова. Как только он немного пришел в себя, он сразу же вспомнил о графе Пипере [Piper][845], своем самом доверенном министре, и стал повсюду его искать, однако граф, застигнутый врасплох московитами в окрестностях Полтавы в тот момент, когда сжигал документы канцелярии, попал в плен вместе со всей документацией и двумя миллионами рейхсталеров, частично саксонской чеканки.
В этих столь тяжелых обстоятельствах король Карл решил прибегнуть к переговорам и послал генерала Мейерфельда с горнистом к царю Петру, чтобы сообщить ему о том, что «он наконец согласен принять мир на условиях, которые многократно ему предлагались. И, если царь не пожелает ему этого позволить, пусть он по крайней мере не препятствует ему вернуться в Польшу»[846]. Царь удивился, сколько высокомерия осталось в этом государе после столь страшного поражения, и ответил, что «король Швеции слишком поздно решился согласиться на мир и первоначальные его условия, прежде предлагавшиеся царем, уже не могут быть приняты, потому что ситуация изменилась». Горнисту было поручено передать ответ Карлу, а генерала Мейерфельда царь приказал арестовать, не столько потому, что тот осмелился явиться к нему без грамоты, сколько по другой причине. Когда Мейерфельд попал в плен к русским в битве под Калишем, он был отпущен на условии, что король Карл в ответ отпустит генерала московитов: так как это условие не было выполнено, генерал должен остаться пленным[847]. Карл, узнав о случившемся от горниста, познал на опыте истинность того, о чем писал Саллюстий: начать войну в нашей власти, но не всегда в нашей власти ее прекратить: Bellum ex arbitrio sumitur, non ponitur[848][849]. Утратив последние надежды, Карл поручил командование своими поредевшими войсками графу Левенгаупту[850] и, взяв с собой несколько офицеров, направился в Бендеры [Bender], город, находящийся на территории Османской империи в Тартарии, объявив, что «предпочитает лучше попасть в руки турок, нежели московитов». Не буду говорить о том, что происходило с этим несчастным государем во время его длительного пребывания в Бендерах: об этом можно прочитать в его биографии, составленной искусным писателем[851]. Скажу только, что после этого поражения из «Северного Александра», как его сначала называли, он превратился в «Неистового Орландо», а из великодушного Ахилла выродился в свирепого и безумного Аякса.
Пока Карл был на пути в Тартарию, князь Меншиков настиг жалкие остатки шведской армии, которыми командовал генерал Левенгаупт, и объявил им, что «они должны немедленно сложить оружие, иначе им не будет пощады». Левенгаупт, видя, что не может выдержать бой с победоносным противником, попытался по крайней мере добиться от Меншикова как можно более мягких условий капитуляции[852]. Было условлено, что «все солдаты и офицеры будут рассматриваться как военнопленные: с солдатами будут обходиться уважительно, а офицерам будет позволено на некоторое время вернуться в дома под честное слово; царю будет передана вся шведская артиллерия со всей амуницией, знаменами, штандартами, музыкальными инструментами и военной казной». Так в плену оказались сам Левенгаупт с двадцатью тремя полками кавалеристов и драгун, а также шестнадцатью полками пехоты. Вместе с теми, кто был захвачен раньше, в плену у московитов оказалось шестнадцать тысяч двести восемьдесят семь человек[853]. Московиты провели смотр своих войск и обнаружили, что потеряли за время всего сражения четыре тысячи сто сорок шесть человек[854].
Мудрый человек никогда не упускает случая воспользоваться благосклонностью фортуны: Ducis est, fortunae se praebenti non deesse[855][856]. Как только Петр, после одержанной им победы, узнал, что Карл вместе с Мазепой переправились через Борисфен[857], он, предполагая, что они направились на Волынь, тотчас написал генералу Гольцу, который находился в той провинции с двадцатью тысячами русских солдат, чтобы Гольц без промедления выслал им навстречу эскадрон доброй кавалерии, препятствуя воссоединению с оставшимися в Польше частями шведской армии. Эта мера была предусмотрительной, но король Карл уже успел отправить письмо генералу Крассову [Crassau][858], в котором, сообщая о своих злоключениях, приказывал ему как можно скорее оставить Польшу, ради спасения немногочисленных остатков его войск. Между тем, когда царю было доложено, что князь Меншиков захватил в плен весь неприятельский авангард, не вынимая шпаги из ножен, он поспешил к нему и подоспел как раз в момент принятия капитуляции. Судьба этих несчастных солдат живо его тронула, и он неоднократно выражал свое неудовольствие поведением
