– Лейтенант, в чем дело? – закричал полковник, на ходу соскакивая с подножки и этим показывая свои навыки умелых действий в обстановке, приближенной к боевой.
– Вот, – сказал Юрий, – это его отец.
– Кого?
– Степана Трофимовича Мовчуна, погибшего на вашей территории, – выговорил Трофим Сергеевич.
– А вы кто? – громко спросил полковник Задерий, словно вокруг была пальба боя.
– Я его отец, у вас со слухом плохо? Трофим Сергеевич Мовчан. Документы показать?
– Не надо мне ваших документов, езжайте отсюда, а если ваш сын на нашу территорию заехал, кто ему виноват?
– И его за это нужно было расстрелять? – спросил Мовчан.
– Кто и с чьей территории стрелял, это еще неизвестно, мы как раз этот вопрос решаем!
– А где…
Мовчан замолчал. Что сказать? Останки? Труп? Тело? Не может он так сказать.
– Где сын? – спросил он.
– Увезли на экспертизу.
– Куда?
– А я знаю?
– Полковник чувствовал себя неловко, – сказал Евгений. – С одной стороны, он не должен вступать в диалог с человеком ниже себя по званию, хоть тот и представлял силовые структуры другого государства. С другой, перед ним все-таки был отец погибшего, по-человечески это можно было понять.
– Не беспокойся, понимаю, – ответил ему полковник. – Но у меня приказ, у меня свое командование.
– Слушай, Задерий, – обратился Мовчан неформально, чуть дрогнув голосом и стыдясь того, что это дрожание было одновременно и естественным, но словно бы и показным – для полковника, чтобы его разжалобить. – Слушай, дай хоть посмотреть на это место. Может, осталось что-то. Ведь сын же все-таки.
– Там ничего нет.
– На кладбищах и могилах тоже ничего нет, но люди туда ходят, – сказал Евгений.
– Тут не кладбище! – тут же нашел ответ Задерий. – Тут для вас чужая территория, и я мог бы вас задержать, но этого пока не делаю.
– Задержи, полковник, – вкрадчиво сказал Мовчан. – И даже поднял руки, отступая при этом к машине. – Задержи, отвези меня в Киев! – с этими словами он открыл дверцу. – Отвези, я поговорю там с кем надо – хоть на вашем Майдане, хоть с правительством. Я хорошо поговорю. Подробно.
Он выхватил из машины автомат и вернулся на прежнее место – шагах в пяти от полковника.
– Б…! – выругался полковник. – Ты же военный человек, майор, хоть и полиция! Ты с ума сошел? У меня тут тридцать человек людей, со всеми воевать будешь?
– А у меня в рожке как раз тридцать патронов. Надо же, как хорошо получается, – улыбнулся Мовчан.
От этой улыбки день показался холоднее, чем был, и полковнику Задерию, и лейтенанту Рядниченко, и двум безымянным солдатам, которые вышли в это время из-за машин, чтобы узнать, что происходит.
Все молчали. Казалось, любое слово может привести в действие спусковой механизм автомата Мовчана, который казался отдельным, не принадлежащим своему хозяину.
Задерий принимал участие в боевых действиях, но ни разу не видел противника так близко. В той странной войне в тот период вообще мало было прямых стычек. Обстрелы артиллерией, ракетами, минометами, наезды механизированными группами и дальняя стрельба из-за укрытий, а чтобы вот так, лицом к лицу, этого у полковника не было.
Евгений, наблюдавший за ним, угадал это. Он угадал и больше, что выразилось в его словах:
– Полковник Задерий вдруг вспомнил фильмы, которые он видел в детстве в кинотеатре, а потом по телевизору или в интернете, фильмы про ковбоев, когда они становились друг напротив друга, и все зависело от того, кто первый выхватит пистолет и кто окажется более метким. У него был на боку пистолет, поэтому рука машинально потянулась к кобуре, хотя ясно было, что майор выстрелит первым.
А Задерий вовсе не вспоминал никакие фильмы в это время, но, когда он услышал слова Евгения, ему показалось, что на самом деле вспоминал. Да и другим это показалось, включая Мовчана. И, что самое интересное, рука Задерия действительно потянулась к кобуре, хотя за секунду до этого он не помышлял об этом.
– Но-но! – сказал Мовчан. – Не надо!
А Евгений повествовал:
– Тут лейтенант, интеллигентный молодой человек, понял, что у него есть возможность проявить себя, показать ум и инициативу, смягчив ситуацию. Он вежливо сказал Мовчану: с оружием вас тем более не пустят, зачем вы обостряете?
Рядниченко остолбенело посмотрел на Евгения, потом на Задерия и сказал, будто оправдываясь:
– Я ничего такого не говорил! Но вообще-то, в самом деле, товарищ майор, с оружием тем более нельзя.
– Какой он тебе товарищ? – процедил полковник, не сводя глаз с дула автомата, а косвенным зрением наблюдая, как подтягиваются солдаты вверенного ему подразделения, привлеченные появлением российской полицейской машины. Их было уже так много, что Задерий осмелел и сказал довольно твердо:
– Майор, я сейчас дам команду и тебя положат. В одну секунду.
– За секунду не успеют. За пять-шесть – может быть. Это много, я сам успею твоих с десяток положить. А тебя первого.
Опять получался тупик.
Задерий поневоле глянул на Евгения, будто ждал подсказки.
И Евгений не замедлил ее выдать.
– Полковник понимал, что пустить нельзя, ему снимут за это голову в служебном смысле. Мало ли что отец, но ведь россиянин, да еще и полицейский! Никто даже слушать не будет оправданий, учитывая, что все сейчас играют в жесткую принципиальность, неподкупность и патриотизм, и слетят с погон полковничьи звезды!
Задерию не понравилась речь Евгения, он хотел возразить, но лейтенант вдруг осмелился и шепнул:
– Товарищ полковник, давайте дослушаем. Он в Грежине сто человек от пальбы спас.
Задерий промолчал, а Евгений развивал свои мысли:
– С другой стороны, у него у самого были дети, дочь и сын (полковник дернулся: у него были не дочь и сын, а две девочки – правда, вместо старшей дочери он хотел сына, но это не считается, однако сдержался, решил дослушать). Полковник представил себя на месте майора и подумал, что вел бы себя точно так же. И покрошил бы к чертовой матери всех, кто стоял на его пути. Казалось, выхода не было. Но он был. Попросить майора снять китель и в рубашке, на которой не было погон, без автомата пройти на место происшествия, побыть там и вернуться. По факту это будет означать, что проникновение на охраняемую территорию было сугубо гражданским, больше того, если кто-то из свидетелей, лейтенант или солдаты, доложат по начальству (тут и лейтенант, и солдаты отрицательно замотали головами, показывая, что они не собираются докладывать по начальству), то у полковника, – продолжал Евгений, – будет явный и неоспоримый аргумент: он разоружил майора, не допустил эскалации конфликта, сообразуясь со словами, – тут Евгений назвал фамилию одного из первых лиц украинского государства, недавно выступавшего по телевизору, – о том, что, если есть малейшая возможность избежать кровопролития, ее следует использовать.
Лейтенанту так понравились слова Евгения, что он даже улыбнулся.
Да и полковник просветлел.
– Твой корешок дело говорит, – сказал он Мовчану. – В самом деле, майор, это вариант. Сними китель, автомат оставь. Слово офицера: никто не двинется. Все слышали? – возвысил он голос.
Ему ответили по-военному, хоть и вразнобой:
– Так точно!
А чей-то юный, почти мальчишеский, голос крикнул запоздало и не по уставу:
– Само собой!
Мовчан, помедлив не больше секунды, скинул китель, положил его на капот, автомат отдал Евгению, сел на землю, стал стаскивать сапоги, которые на нем были.
– Сапоги-то зачем? – спросил полковник.
– У них вид военный.
А заодно почему-то снял и носки.
Потом встал и пошел через расступившихся солдат к проходу меж двух столбов, где не было колючей проволоки. Все смотрели, как он шел босыми ногами по колкой выжженной траве, поднимая облачка черной пыли, как подошел к сгоревшей машине, остановился, потом опустился на колени, уронив руки и склонив голову. Он оставался в таком положении довольно долго.
– Чего лупитесь? – спросил полковник.
Все отвернулись, чтобы оставить майора одного.
А над людьми и полем было жаркое летнее небо, в нем где-то, невидимый, насвистывал и чюрлюлюкал жаворонок, которого до этого не слышали, а сейчас вот услышали, и он словно понял, что наконец его слушают, и разошелся трелями, будто на концерте; многие из солдат были городскими, они подумали, что впервые по-настоящему слышат жаворонка, а еще подумали о том, как это странно: попасть на войну, чтобы услышать жаворонка.
Вернувшись, Мовчан подал руку Задерию, не глядя на него.
Тот пожал и сказал очень тихо, секретно, но с секретностью не военной, а человеческой:
– В Сычанск его отправили. Там при больнице морг есть.
– Спасибо, – так же тихо ответил Мовчан. – Ты не беспокойся, я сейчас в другую сторону отъеду, чтобы твои думали, что назад.
И он сел с Евгением в машину, и они поехали обратно к российской границе, скрылись за холмом, за лесополосой, после этого Мовчан, проехав пару километров вдоль границы, повернул и направился в глубь украинской территории. Евгений смотрел вперед безмятежно и любопытно, Мовчан подумал, что именно с этим человеком его задача, невыполнимая, если посмотреть на нее обычным взглядом и в обычное время, может оказаться осуществимой.
