Наверное, она решила, что запертый пустой дом сам за себя постоит. С человеком можно спорить, всегда есть надежда его как-то убедить или обмануть, а дом не обманешь, он – имущество, а трогать без спроса чужое имущество не полагается ни при какой власти и ни в какой стране.
Кошель замедлил ход трактора, и, когда грызущая машина подобралась вплотную к дому, уже стемнело, был законный повод прервать работу ввиду окончания рабочего дня.
В российском Грежине вовсю обсуждали эту новость, в том числе в редакции газеты «Вперед!». Хромоногий Гусев, фотограф, успел съездить туда на велосипеде, с которым управлялся очень ловко, крутя одну педаль здоровой ногой, а другую подталкивая для завершения оборота, привез снимки. Но Вагнер решил пока не публиковать их. И вообще ничего пока не писать. Надо понять, как к этому относятся другие, в частности Крамаренко. Улучив момент, он вышел покурить и позвонил ему с улицы.
– С ума они там сходят, – сказал Прохор Игнатьевич. – Дорога общая, нейтральная, значит, это самоуправство.
– Может, статью дадим? – спросил Вагнер, уверенный в отрицательном ответе, и получил его:
– Не торопись. Я выясню сперва, откуда ноги растут.
– Из головы! – пошутил Вагнер, имея в виду не вообще человеческую голову, а конкретную – Марину Макаровну Голову.
Крамаренко его понял:
– Да вот именно, из нее, из нашей Марины-красавицы. Вот я ей позвоню, пусть расскажет, что к чему.
И Крамаренко позвонил.
У них с Мариной Макаровной были вполне приятельские, соседские отношения, в том числе из-за того, что обе части Грежина были повязаны многими общими вещами: водоснабжением, канализацией, где она имелась, электросетями, схема которых до сих пор была довольно запутанной, а главное – уникальной системой газоснабжения. Магистральная труба издавна шла из России в Украину, сначала в украинский Грежин, потом сворачивала в Грежин российский, а из него через несколько мелких населенных российских пунктов уходила опять в Украину и дальше тянулась уже чуть не до самого Киева. После разделения братских республик немедленно началась путаница с расчетами. То решали, что украинский Грежин будет просто платить по российским расценкам, да и всё, но тут оказалось, что украинские расценки ниже, и бывший до Марины Макаровны глава, мужик лукавый, потребовал от российского Грежина компенсации или отчислений за транзит. За наш же газ они же с нас и деньги хотят брать?! – возмутился предшественник Крамаренко. И не стал платить совсем. Никому. В отместку не стали платить и в украинском Грежине. Вмешалось верхнее руководство, сделали какой-то перерасчет, потом еще один, к описываемому моменту царила уже такая неразбериха, что никто не способен был понять, кто кому должен, поэтому пока остановились на том, что никто не должен никому.
Марина Макаровна, конечно, была готова к разговору и сказала, что возведение забора входит в перечень намеченных мероприятий по упорядочению границы.
– Марина, ласка моя, какой еще перечень, какие мероприятия, люди у нас там и там живут, там и там работают!
– Будет нормальный пограничный пропускной пункт, в чем проблема? Он и так есть, на самом-то деле.
– А почему с нами не посоветовались? Улица Мира не ваша только, она и наша тоже, а вы ее перепахали!
– Объезды будут.
– Главное, Марина, помнишь, я просил тебя Праздник Дружбы перенести с осени на лето, и ты ведь не против была?
– Это ты к чему?
– К тому, что как теперь мы его проведем? По разные стороны? Через забор?
Марина Макаровна, если честно, слега смутилась: да, Крамаренко ее просил перенести праздник из-за какого-то приезда какого-то большого начальства, и она согласилась, исходя из того, что в его положении просила бы о том же, но, если честно, запамятовала.
– Ничего, – сказала она. – Что-нибудь придумаем. Временно разберем забор в одном месте, вот и все.
Прохор Игнатьевич вздохнул и совсем дружески, даже сочувственно, как человек, понимающий обузу административных решений, спросил:
– Правда, что ли, отделиться хотите? И от них в том числе?
– Хотим, – ответила Марина.
На самом деле она еще вчера очень в этом сомневалась, но в ней с каждым часом нарастало желание перемен. Ее взбудоражили не нахлынувшие в Грежин военные люди и чуть было не случившееся побоище, ее взволновал странный этот человек Евгений, вернее, даже не он, а мысли, возникшие после общения с ним. Ей вдруг поверилось, что и после Максима возможна полноценная жизнь, возникло предчувствие какой-то встречи. И, если замутят они тут эту авантюру с забором (а Марина понимала авантюрность начатых действий), само собой, появятся тут разные люди, мужчины всяких сортов, а значит, и возможности, с этим связанные.
Конечно, этого она Крамаренко не сказала и сказать не могла, но ей стало жаль этого усталого и озабоченного человека, и она на прощанье утешила:
– Да не журись ты особенно, Прохор Игнатьевич, на самом деле мы же с тобой всегда договоримся.
– Через забор?
– Ну, знаешь, и с забором соседи хорошо живут, и без забора собачатся, – почти поговоркой ответила Марина.
Это утвердило Крамаренко в мысли, что в газете ничего печатать пока не нужно, он позвонил Вагнеру и сказал об этом, а тот передал сотрудникам.
– Люди всё знают, а газета молчит, – осудительно сказал Аркадий.
– Люди никогда ничего точно не знают! – возразил Вагнер. – Они только предполагают. Может, так, а может, и не так. А вот если в газете появится, для них сразу станет так.
– Но оно же так и есть!
– Как оно есть, пока на самом деле неизвестно.
Аркадий замолчал, зная, что Вагнер умеет утопить любую тему такими вот беспредметными разговорами.
Да и не до этого ему было: он смотрел в окно и видел входящую в здание редакции Светлану.
Светлана принесла материал о планах преобразования поселка, которыми поделился с нею Геннадий.
– Вот, – сказала она, положив перед Вагнером флешку, где был текст, который она полдня сочиняла в саду материнского дома, под яблоней, сидя с ноутбуком в старом плетеном кресле.
Вагнер вставил флешку в свой компьютер, начал читать – как всегда, с непроницаемым лицом, чтобы автор ни о чем не догадался.
Светлана налила себе кипятку из редакционного электрического чайника, бросила чайный пакетик и села неподалеку от Аркадия. Аркадий, человек нетерпеливый и прямодушный, тут же задал вопрос, который его волновал:
– У тебя новый друг появился?
– Уже не друг.
– Рассорились?
– Нет. Он мне сделал предложение, я невеста теперь, – улыбнулась Светлана в чашку чая своему подрагивающему отражению.
– Ну-ну, – не поверил Аркадий.
– Я серьезно.
– И я серьезно, – все равно не верил Аркадий.
Светлана не стала убеждать, пила чай. И пила она его с таким удовольствием, с каким этот плохонький чай пить невозможно, если только не добавить варенья или лимона. Именно это, а не слова Светланы или ее многозначительное молчание, заставило Аркадия поверить, что всё – правда.
Ему стало горько, обидно: ведь он чуть не изменил жене, он почти уволился, поругался с Вагнером, он на все был готов ради Светланы, а тут появился залетный москвич – и все? И сразу замуж? Та ли девушка вообще Светлана, какой он себе ее вообразил?
– Яков Матвеевич, у меня статья не на полосу, неужели все еще читаете? – спросила Светлана. Сотрудники переглянулись: они не позволяли себе торопить редактора.
– Давно уже прочитал, – ответил Вагнер. – Просто смотрю, что есть в интернете на эту тему. И ничего не вижу.
– Значит, в государственном масштабе это не такое уж важное событие.
– Да? Строительство узла рядом с границей и фронтом боевых действий – не такое важное событие? А я думаю, просто серьезные средства информации поступают осторожно. И разумно. Чтобы не облажаться. – Вагнер иногда ради демократизма употреблял новые жаргонные словечки. А вот матом ругаться, заметим, в последнее время почти перестал. – Напишут, поспешат, а ничего не будет.
– Яков Матвеевич, здесь уже полсотни людей из Москвы, и еще приедут, включая военных строителей, у меня об этом тоже написано.
– Военных строителей, сразу скажу, вычеркну, скользкая тема. Вот приедут, тогда посмотрим.
– Хорошо, а те, кто приехал? Не считается?
– Мало ли. Посмотрят и уедут.
– Яков Матвеевич, они не смотрят, они уже готовят конкретные проекты! Узел, терминалы, здания, в том числе жилые. Я говорила с человеком, который этим занимается. Это масштабное событие для поселка – и мы об этом не напишем?
– Событие, Света, – разъяснял Вагнер Светлане, но все понимали, что он и им дает урок журналистской стратегии, – это то, что уже произошло. Вот землетрясение в Непале, весь интернет в страшных картинках. Оно уже произошло, это – событие. А до этого никто не писал, не волновал людей. И правильно, потому что поднялась бы паника.
– Потому что не предвидели. И это разные вещи.
