лишь сутки назад выбрался из темницы. Вспомнил холод каменных стен, мрак и тишину подземелья.
Сервия резко вскинула руку, веля рабам задернуть занавесь и скрыть водяные часы. Она не желала вспоминать о неумолимом времени.
Неумолчно пели волны, солнечная рябь скользила по потолку триклиния, золотилось вино в чашах, густой аромат источали поздние розы, наспех срезанные садовником и брошенные под ноги пирующих самим управителем.
Сервия с Игнемой одновременно подняли кубки и выплеснули чуть не все вино — в жертву богам. Максим последовал их примеру, чувствуя, что и ему нужно как следует поблагодарить судьбу. Затем они молча отпили по оставшемуся глотку, заново переживая и опасность, и невероятное избавление.
Максим думал: Сервия удалит слуг, чтобы поговорить без помех. Но обе женщины терпеливо ждали, пока дорогой гость подкрепится. Лишь когда была подана последняя перемена блюд, рабов отпустили.
— Расскажи, что случилось в Риме, — попросила Игнема.
Актер повторил свою историю, ни словом не уклоняясь от того, что поведал Сервии. Волнение, вызванное его повествованием, улеглось не сразу. Тихо, прерывисто Сервия сказала:
— Брат пришел ко мне. Заявил, что тебя схватили… что мы должны немедленно уехать. Я просила разрешения остаться.
Максим слушал, плотно сжав губы. Видел Сервию, отчаянно вцепившуюся в край тоги Марцелла: «Позволь… Мне незачем уезжать… Я не переживу»… Представлял, как Марцелл выслушивает ее мольбы, остается непреклонен. Сервия поднимается, спокойно говорит: «Я сделаю, как ты скажешь». Произносит это так, что Марцелл пугается. Хватает сестру за плечи, смотрит в глаза, твердит: «Ты должна спасти Корнелию».
— Марцелл обманул меня, — быстро произнесла Игнема. — Прислал раба с письмом, заверил: уедим вместе. За городской стеной меня встретила Сервия, пообещала, что Марк нас нагонит. Я послушала.
Судя по тону, Корнелия до сих пор не могла себе этого простить.
— Потом я заподозрила истину…
Максим вообразил, какая сцена разыгралась на дороге. Сервия окаменевшими губами твердит: «Брат просил. Я поклялась тебя увезти». Корнелия пытается вырвать у конюха повод: «Я не расстанусь с Марком!» Сервия хватает ее за руку: «Ты его только погубишь!»
Каким доводам вняла Игнема? Или Сервия даже не пыталась ее образумить? Просто, повалившись на колени, твердила: «Не покидай меня. Останемся вместе. Вместе дождемся вестей. Последуем за погибшими — вместе»…
— Приехали сюда… и стали ждать, — Сервия поднесла руку к горлу.
Максим схватил ее ладонь, крепко сжал. Прошло не меньше минуты, прежде чем Сервия вновь заговорила:
— Максим, прошу тебя… — Она умолкла.
Максим стиснул зубы — отлично понял просьбу, но исполнить не мог. Он и сам мечтал забрать Сервию в Рим, однако прекрасно знал, что не сделает этого.
Тогда вмешалась Корнелия.
— Почему мы не можем вернуться теперь, когда в Риме новый император?
Максим смотрел в сторону.
— Лучше вам остаться здесь.
— Почему? — настаивала Корнелия. — Вряд ли Нерва окажется страшнее Домициана.
— Выждем, пока он проявит себя.
И, видя, что женщины готовятся умолять, Максим сам взмолился:
— Пожалуйста, потерпите. Знаю, труднее всего — ждать в бездействии. Но прошу вас обеих — ради моего спокойствия и Марцелла. Помогите нам немного: избавьте от тревоги за вас. Страсти улягутся; Марцелл сам позовет вас в город. Думаю, мечтает о вашем приезде не меньше, чем я.
Сервия с Игнемой долго смотрели — сначала на него, потом друг на друга. Наконец опустили глаза, сдаваясь.
— Хорошо. Сделаем, как велите вы с Марцеллом.
У Максима вырвался облегченный вздох.
— Надеюсь, писать вам не запретите? — шутливо осведомилась Корнелия.
— Будем просить об этом, — улыбнулся Максим.
Занавеси на дверях раздвинулись, в триклиний заглянула Лавия. Несомненно, как и все в доме, знала: получены добрые вести. Максим отметил: черноглазая смуглянка не утратила ни свежего румянца, ни жизнерадостной улыбки. «Порадую бестиария».
— Что передать друзьям в Риме? — спросил Максим.
Лавия засмеялась, пряча глаза. Ответила:
— Что их помнят и ждут.
…Легкая занавесь скрыла водяные часы, но не могла скрыть приближения ночи. Сначала зазолотились облака над морем, потом порозовело небо, легли длинные фиолетовые тени. Дневной свет начал меркнуть, надвинулся мрак, и Сервия приказала зажечь светильники. Испуганно посмотрела на Максима: «Еще не сейчас. Не теперь», — заклинал ее взгляд.
Максим не мог задержать время, а потому задержался сам.
…До расставания оставались уже не часы, а минуты. Истекли и они. Максим простился: с Лавией — приветливо, с Игнемой — ласково, с Сервией — нежно. Он увозил послание Игнемы к Марцеллу, а с Сервией договорился обменяться письмами через три дня.
Домой Максим возвращался с удобствами: Сервия предоставила экипаж. Максим с удовольствием вытянулся на мягких подушках. Возница попался неразговорчивый. На вопросы либо кивал, либо мотал головой. Время от времени принимался насвистывать. Максим подхватил незатейливый мотив, потом затянул свой. Возница поддержал. Подъезжая к городским воротам, они бодро насвистывали арию Тореадора.
* * *
— Живее, живее, — понукал бестиарий.
Максим спросонья никак не мог попасть ногой в башмак. Наконец затянул ремешки.
— Бежим! — скомандовал бестиарий.
— Что случилось?
— Потом узнаешь.
Они вприпрыжку спустились по лестнице.
Накануне, возвратись от Сервии, актер не застал дома ни сенатора, ни бестиария. Поднялся в свою каморку и заснул мертвым сном. Пробуждение было внезапным. За плечо его тряс бестиарий, приговаривая:
— Живее! Тебя требует Марцелл.
— Он вернулся?
— Ждет на Палатине.
— Лавия… — Максим желал отчитаться о поручении.
Бестиарий отмахнулся: до Лавии ли теперь — расскажешь по дороге.
Максим оделся, и они побежали. На бегу актер повествовал о путешествии на виллу. Был очень краток: галоп не располагал к пространной беседе:
— Лавия… тебе… привет.
— Сервия? — полюбопытствовал бестиарий.
— За меня… замуж.
Было раннее утро. Мрак редел, уже можно было различить контуры домов и силуэты людей. Все больше народу выплескивалось из переулков на широкие улицы. На работу поспешали кожевники, стеклодувы, плотники, каменщики, пекари, водоносы. Максим знал эту предрассветную суету: самому пришлось побегать, когда искал работу.
Но сегодня ему казалось, что все двигаются быстрее, чем обычно. «Ясно, беднота спешит. В аристократических кварталах будет иначе».
Максим с бестиарием взлетели наверх по лестнице, ведшей на Палатин. Первыми, кого увидел Максим, были мчавшиеся галопом рабы-носильщики, волочившие на плечах паланкин какого-то сенатора. Сам сенатор, вместо того чтобы величаво возлежать на подушках, раздвинул занавески и подгонял рабов нетерпеливыми окриками.
Актер едва успел увернуться. Прямо на него неслись двое жрецов, подобрав полы длинных белых одеяний. Отпрыгнув в сторону, Максим оказался на пути вельмож, одетых в одни туники. Вельможи передвигались крупной рысью, рабы на ходу пытались намотать на них тоги.
Максим снова отскочил, уступая дорогу, и столкнулся с сенатором Марцеллом. Сенатор, как уже без удивления отметил Максим, тяжело дышал и промакивал лоб
