type="note">[938]. Эти представления отражены и в царском культе Антиоха I.
Важное отличие между коммагенскими празднествами и Митроганом заключается в том, что в персидском празднестве участвовали только царь и жрецы, в то время как в царских пиршествах Антиоха I Коммагенского должны были принимать участие все. Значение коммагенских культовых трапез убедительно проясняется при сопоставлении со священными пирами в позднейшем римском митраизме, которые устраивались адептами этого культа в подражание примирительного пира Митры и Солнца.
Согласно митраистскому мифу, трапеза Солнца и Митры предшествовала их восшествию на небо. Совместный пир Митры и Солнца означал создание союза между родственными божествами и в мифологической цепочке следовал сразу за инвеститурой Солнца Митрой. Сцена священной митраистской трапезы запечатлена на ряде митраистских барельефов. Во время трапезы посвященные в мистерии употребляли мясо жертвенных животных, в большинстве случаев быков, вино, смешанное с водой, и хлеб[939]. По мнению П.В. Иванова, сакральный смысл священной трапезы в митраизме состоит в том, что адепты культа посредством жертвы и распределения жертвенной пищи обретали надежду на единение с Митрой в потустороннем мире, т. е. приобретали бессмертие[940]. Как видим, есть очевидное сходство между священной трапезой в митраизме и пиршествами в честь обожествленного царя в Коммагене. Важно отметить, что в митраизме Солнце и Митра выступают в качестве отдельных божеств, тогда как в коммагенском пантеоне они слиты в единый культ царского божества Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса, хотя «коронация» Солнцем Митрой, по-видимому, означает его слияние с последним. Поэтому можно думать, что священные пиршества в Коммагене на царских празднествах являлись «домитраистскими» обрядами, встроенными в культ властителя. Они проводились, в первую очередь, в честь отождествления Антиоха I Коммагенского и Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса. Важным отличием священных трапез в митраизме от культовых пиршеств в Коммагене следует считать то, что первые носили закрытый характер и к ним допускались лишь мисты – посвященные, в Коммагене же в пиршествах обязаны были участвовать все. Во многом коммагенскую религию и связанный с ней царский культ можно назвать «домистериальным митраизмом», центральной фигурой которой был сам царь.
Об адресате манифестов Антиоха I Коммагенского
В заключение стоит задаться весьма важным вопросом: кому были адресованы манифесты об установлении культа Антиоха I Коммагенского и его династии? Е.Г. Маргарян полагает, что надписи Антиоха I обращены ко всему населению царства, так как оно неплохо владело греческим языком и, в целом, понимало их содержание. Он предполагает, что в эллинистическое время Коммагена считалась общепризнанным центром греческой словесности. В подтверждение Е.Г. Маргарян ссылается на пример Лукиана Самосатского, уроженца Коммагены, а также некоторых деятелей древнеармянской культуры позднеантичного и раннесредневекового времени[941]. Однако эта гипотеза весьма сомнительна, так как, во‑первых, Лукиан обучался греческому языку не в Коммагене, а в Ионии. Во-вторых, пример с древнеармянскими книжниками и каллиграфами мало что доказывает, так как их деятельность относится к поздней эпохе (IV–V вв. н. э.). К этому времени Коммагена, которая с 72 г. н. э. была частью Римской империи, должна была подвергнуться эллинизации и даже некоторой романизации. Пример Лукиана, отец которого был бедным ремесленником и не знал ни латинского, ни греческого языков, так как владел лишь арамейским, показывет, что и в римское время основная часть населения Коммагены имела весьма слабое и опосредованное отношение к античной культуре. Это проявлялось и в религиозной сфере. Поэтому заслуживает внимания точка зрения Й. Валдиса, согласно которой основная часть подданных Антиоха I Коммагенского плохо знала или совсем не знала греческий язык. Им, конечно же, владел сам Антиох I и его непосредственное окружение – правящий класс государства[942]. Поэтому манифесты царя были рассчитаны, в первую очередь, на восприятие их господствующим слоем Коммагены, а также на внешний эффект среди соседних государств. Тем самым они выступали, своего рода, «саморекламой» коммагенского монарха. Что касается широких слоев коммагенского простонародья, то их присутствие на празднествах означало лишь выражение политической лояльности правящей династии и самому Антиоху I.
Выводы
Таким образом, царский культ получает свое полное развитие в период правления Антиоха I Коммагенского, который, развивая тенденции, проявлявшиеся уже в эпоху правления его отца Митридата I, смог закрепить их законодательно на официальном уровне. Именно Антиох возвел себя в ранг бога, приурочивая ежемесячные церемонии своего культа к дню рождения и дню коронации. Митридат I Каллиник, его отец, получил лишь героизацию от предков, да и то, скорее всего, после смерти усилиями его сына Антиоха I. Обожествление же самого Антиоха I санкционируется богами царского пантеона, в образе которых воплощалась фигура богоподобного владыки. Все указывает на то, что Антиох выступал в качестве центральной фигуры в религии Коммагены, обладая чертами божества-космократора и спасителя царства. Кроме того, коммагенский царь в ряде своих портретных изображений стремился подражать Александру Великому, отчасти опираясь на популярные в позднеэллинистическое время доктрины о «Золотом Веке», чтобы сильнее пропагандировать собственное величие. Антиох был обожествлен на небесном уровне, возвеличив свою власть до космических масштабов.
§ 3. Особенности династического культа при Антиохе I и Митридате I
Культ царя имеет прямую связь с почитанием его предков. На Западной и Восточной террасах Нимруд-Дага при Антиохе были установлены ряды барельефов с изображениями царских предков и посвящениями в их честь от царя. Культ предков владыки также засвидетельствован в святилище в Арсамее-на-Нимфее и Арсамее-на-Евфрате. Экспедицией К. Хуманна и О. Пухштейна было обнаружено 14 более или менее сохранившихся посвящений предкам царя (OGIS. I. 388–402), а также множество фрагментов надписей, часть которых совершенно не читается. Некоторые из них изданы Л. Жалабером и Р. Мутерде, а предварительный обзор надписей Арсамеи-на-Нимфее был сделан Ф.К. Дёрнером. На двух террасах Нимруд-Дага, в Арсамее-на-Евфрате и Арсамее-на-Нимфее обнаружено около 20 целых барельефов, множество их фрагментов и обломков скульптур. Наибольшее значение имеют стелы с изображениями и посвящениями предкам и родственникам царя, найденные на горе Нимруд-Даг, где находилось главное святилище династического культа эпохи Антиоха I. Посвящения вырезаны на оборотных сторонах стел. Можно предполагать, что стелы с царскими предками копировали друг друга на Восточной и Западной террасах святилища. Очень часто, если посвящение фрагментарное, либо испорчено, или барельеф сохранился плохо, интерпретация их затруднительна. Существуют три варианта их отождествления с посвящениями: первый предложен К. Хуманном и О. Пухштейном, второй Л. Жалабером, а третий Ф.К. Дёрнером[943]. Наиболее обоснована концепция Ф.К. Дёрнера, согласно которой по отцовской линии коммагенский царь претендовал на родство с Ахеменидами, а по материнской – с Селевкидами и македонскими Аргеадами.
Рис. 37. Барельеф с фигурой Дария I Великого с Западной террасы Нимруд-Дага. (По: Humann К., Puchstein О.
Reisen in Kleinasien und Nordsyrien. S. 303–304. Taf. XXXVI. l)
Рис. 38. Фигура Дария I Великого с Восточной террасы Нимруд-Дага.
(По:
