— О, боже… — хрипит она, впиваясь ногтями в мои обнаженные руки. — Макс.
— Я держу тебя. Я здесь. — Открываю глаза, чтобы посмотреть, как она разваливается. — Держись за меня. Отпусти это.
Она сжимает меня крепче.
— Я… Это так…
— Приятно, правда? — Я сглатываю, мои боксеры обтягивают и душат. — Тебе нравится?
— Да.
— Ты хочешь кончить?
— Да… Макс… — Ее губы приоткрыты, щеки порозовели. — Это так приятно.
Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, с открытым рот и голодным языком. Она целует меня в ответ с такой же настойчивостью, и мы оба стонем и извиваемся, ощущая все это.
— У меня в тумбочке есть презервативы, — бормочу я, снова прижимаясь лбом к ее лбу.
Ей удается кивнуть головой.
— Это… это хорошо.
Моя рука набирает скорость, два пальца глубоко заполняют ее, проникают все дальше. Я толкаю сильнее…
И в этот момент она замирает, тихо вскрикнув.
Я отвожу лицо от ее лица, мои глаза вспыхивают.
— Я сделал тебе больно?
Она сжимает челюсть, но качает головой.
— Я в порядке… Продолжай.
— Элла. — Хочу вытащить пальцы, но она хватает меня за запястье, чтобы удержать. Чтобы я остался внутри нее.
— Пожалуйста, не останавливайся.
Нерешительность охватывает меня… пока Элла не берет все в свои руки.
Она просовывает руку под одеяло и проникает пальцами за пояс моих боксеров.
— Черт, — ругаюсь я, откидывая голову назад от волны удовольствия, прокатившейся по позвоночнику.
Она гладит меня. Вверх и вниз, ее хватка тверда.
Я продолжаю ласкать ее пальцами, тереть клитор.
Яростно, отчаянно, мы оба на грани.
Я стягиваю боксеры с бедер, сдвигая их до середины бедра, освобождаясь от стеснения, давая ей лучший доступ. Я бесстыдно оседлал ее руку, а она — мою. Разливается жар. Покалывание усиливается. Матрас скрипит, изголовье кровати слегка ударяется о стену. Элла сжимает меня, хлюпающий звук моих пальцев, входящих и выходящих из нее, эхом разносится по тихой комнате.
Мой язык снова у нее во рту, беспорядочный, неуклюжий, подстегиваемый безудержной потребностью.
Все ее тело напрягается, когда моя рука находит идеальный ритм, и ее мычание и хныканье вливается в мой приоткрытый рот. Ее глаза закрываются, рука сжимается вокруг меня, когда она кончает.
Я заставляю себя открыть глаза, чтобы увидеть, как ее лицо преображается от удовольствия, и она издает тихий, хриплый крик, вибрируя в моих руках.
Она гладит меня быстрее, даже несмотря на волну удовольствия, проносящуюся сквозь нее.
И это все, что требуется.
Мое тело напрягается, воспламеняется и отпускает.
Хриплый стон вырывается из меня, когда я выплескиваюсь на ее бледный живот, а затем мы оба падаем и одновременно выдыхаем.
Элла, лежащая напротив меня на подушке, открывает глаза, ее рука скользкая и липкая, когда она ослабляет хватку. На лбу у нее блестит пот, пока она ошеломленно смотрит на меня. Я вытаскиваю из нее пальцы, и она вздрагивает, сквозь зубы вырывается тихое шипение.
У меня перехватывает дыхание.
— Я сделал тебе больно.
— Нет. Я в порядке.
Моргая, я выдергиваю руку из ее нижнего белья, поворачиваюсь и включаю прикроватную лампу. Когда смотрю на свою руку, оба пальца перепачканы кровью.
Я поворачиваю к ней голову.
— Элла…
— Я в порядке, Макс, правда. Я просто почувствовала легкое давление. Ничего страшного. — Она перегибается через край кровати и ищет, чем бы вытереться.
Я натягиваю боксеры и медленно поднимаюсь с матраса, затем достаю из комода свежую футболку и подаю ей. Отворачиваюсь, пока она приводит себя в порядок.
— Прости, — бормочу я. — Я поддался моменту. Мне следовало быть осторожнее. — Бросив на нее быстрый взгляд через плечо, замечаю, что она натягивает свою майку через голову. — Я не был нежен.
Элла поправляет свои волосы, проводя пальцами по спутанным прядям. Она смотрит на меня, ее щеки ярко-розовые, а глаза все еще остекленевшие.
— Я в порядке.
— Этого не должно было случиться. Это должно было произойти, когда мы… — Сглотнув, я позволяю своему голосу затихнуть, внутри у меня все сжимается от чувства вины. Я, как полный идиот, сломал пальцами ее драгоценный барьер. Выдохнув, провожу рукой по волосам и опускаю взгляд. — Я сейчас вернусь.
Я выхожу из спальни и тихонько направляюсь в ванную комнату через коридор. Мое отражение смотрит на меня, демонстрируя покрасневшую кожу, растрепанные волосы и следы ногтей на предплечьях. Следы от ногтей Эллы. Потому что мои пальцы были внутри нее, и я заставил ее кончить.
Святое дерьмо.
Тяжесть того, что только что произошло, обрушивается на меня, когда я открываю кран и судорожно выдыхаю. Мою руки в раковине и наблюдаю, как вода окрашивается в красный цвет от ее крови.
Эта картина пронзает мою грудь.
Когда возвращаюсь в комнату с теплым влажным полотенцем, Элла прячется под одеялом, и только ее голова выглядывает наружу. Я передаю ей полотенце и забираюсь рядом, выключая свет. Несколько секунд мы молчим, лежа бок о бок на моей кровати, прежде чем я поворачиваюсь к ней.
— Ты в порядке?
— Да, — шепчет она в ответ.
— Ты уверена?
— Уверена.
— Ты в порядке… эмоционально?
— Макс.
— Вчера ты даже не хотела целовать меня. Двадцать четыре часа спустя ты лежишь в моей постели и обхватываешь рукой мой…
Она прижимает кончики пальцев к моим губам, заставляя замолчать.
— Макс, — повторяет она.
Я открываю рот и кусаю ее пальцы, заставляя ее захихикать, когда она придвигается ближе ко мне на кровати. Мы снова оказываемся лицом к лицу. Когда мои глаза привыкают к темноте, ее фарфоровые черты медленно приходят в фокус, и она опускает пальцы, касаясь ими моего подбородка, прежде чем опустить их. Элла делает глубокий вдох, с трудом переводя дыхание.
— Я больше не хочу бежать, — признается она.
Мой взгляд скользит по ее лицу в темноте. Она почему-то кажется светлее. Мягче.
— Я согласен с этим.
— Мне жаль, что я так долго не могла этого сказать, — говорит она. — Я не пытаюсь сделать тебе больно или заставить сомневаться в том, что происходит между нами, потому что это несправедливо. Я просто… я дала себе обещание, что никогда не сделаю этого. Никогда не открою свое сердце никому, потому что это сделает меня беззащитной и уязвимой для настоящей боли. И вот так я бегаю уже много лет. Без перерывов на отдых. Без воды. Натруженные мышцы, больные суставы, ушибленные ноги.
— Звучит изнурительно, — шепчу я.
— Так и было. — Сделав паузу, она добавляет: — Но вся эта беготня того стоила.
— Да? — Я запечатлеваю поцелуй на ее лбу, а рукой скольжу вверх и вниз по ее руке, пока жду, что она продолжит.
Вздохнув, Элла закрывает глаза и прижимает ладонь к моей щеке.
— В конце концов, я встретила тебя.
Мое сердце бешено колотится, переполняемое чувством завершенности. Потому что я тоже убегал. Бежал через густой лес по кругу, звал на помощь, умолял найти меня, пока солнце не село, и тьма не поглотила меня целиком. А потом появилась Элла. В оранжевом платье, с рыжими волосами и золотистой улыбкой, сияющая прекраснее любого раскаленного заката.
Мой выход.
Я поднимаю руку и заправляю выбившуюся прядь волос ей за ухо.
— Удачное столкновение, — шепчу я, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в кончик носа.
На ее губах появляется сонная улыбка, когда она, зевая, прижимается ко мне, обхватив ладонями мою шею. Проходит несколько блаженных минут, прежде чем она шепчет:
— Макс?
— Элла, — отвечаю я, погружаясь в сон.
— Мне кажется, я Ушастик.
Я выныриваю из дремоты, нахмурив брови.
— Что?
— Я ослик Иа. Из «Винни-Пуха», — говорит она. — Я не хочу им быть, но это так. Его друзья пытались развеселить его, вытащить из темной норы, и это срабатывало на какое-то время… но потом он всегда заползал обратно. — Она вздыхает, ее глаза закрываются. — У Ушастика так и не было счастливого конца.
