переживай. Мы их с бабулей в свое крыло забрали. И никому отдавать не собираемся, но, сама понимаешь, в семью без согласия их величий включить не можем.
– Понимаю, спасибо, дедуль, пойду тогда маму найду.
– Ступай, – кивнул дед. – Да, и не переживай насчет Стирии. Она тебе еще успеет надоесть. Ты думаешь, почему ее на Дистинг отпустили?
Я удивленно вскинула брови от его слов.
– Она нам тут все нервы вымотала. Она и раньше себе на уме была, уж больно много твои родители ей позволяют, а тут совсем разошлась, слова ей против не скажи – такой крик поднимает, потом дуется еще неделю. Поэтому на семейном совете мы приняли решение отпустить ее с миром в Вернум и отдохнуть от ее общества.
Я хлопала глазами, не в силах поверить, что моя младшая сестренка всего за сезон стала главной занозой семьи. А я думала, что это я всем проблемы создаю тем, что Символ власти не получила.
– Дед, я не только к детям пришла, ты говорил, что можешь поговорить с Дубхе и выяснить насчет провалов в памяти. Он там, в коридоре.
– Ах, вот оно что. Да, ну пусть заходит, коли готов, – добродушно кивнул дед. – А ты иди.
Глава 25. Секреты в шкафу
Мама нашлась у себя в кабинете. Она медленно разбирала отчеты, перекладывая их справа налево, прочитывая и зачеркивая что-то.
– Мам, – позвала я ее, открывая дверь. – Могу зайти?
– Нивис, не виси на двери, заходи, – пробормотала она, не отвлекаясь от бумаг. – Посиди немного на диване, я доделаю работу и поговорим.
Последняя фраза вовсе не была просьбой, мне не предлагали выбор, только порядок действий. И в этом вся мама. Но такой она была не всегда, когда я была маленькой и приходила в ее кабинет, то любая работа прекращалась. Если задуматься, то будто бы жизнь всей моей семьи всегда крутилась вокруг моего благополучия, хотя оно и понятно: я долго была первой и единственной дочерью, наследницей престола. Впрочем, немудрено, с учетом того, что мне рассказал брат. И только появление Стирии что-то поменяло. Может, потому мне и обидно, что она не хочет провести со мной время, если я об этом прошу? Но как бы там ни было, я очень люблю свою младшую сестру, и ничего не стала бы менять.
– Как ты себя чувствуешь, милая? – спросила мама, наконец отложив бумаги и подняв на меня глаза.
– Хорошо, мам, спасибо. Ты как?
– Вот, немного больше в этом году работы стало, – развела она руками. – Привожу наше царство, – мама всегда называла так Аэтерну, хотя из категории «царств» мы вышли лет сто назад, – в божеский вид, чтобы тебе передать в должном состоянии. Я о чем-то хотела спросить… ах, да. Гостья наша по-прежнему не уехала?
Я подошла к столу, покачав головой.
– Не уехала, и, кажется, вовсе не собирается в ближайшее время. А что в отчетах?
– Да чушь какую-то пишут о Ралине, представляешь? Из-за того, что Имбри устроила в середине сезона, эти люди взбунтовались! Я, правда, не очень в это верю. Но если рассудить, так или иначе нас их притязания не касаются. У них есть свои наместники, свои предводители. Это не наши земли и не нам решать их судьбу. А ты что думаешь?
Я молчала, рассматривая уже отложенные мамой листы. Почти все были зачеркнуты размашистым маминым почерком и помечены, как «отрицательные». А ведь с Имбри я так и не смогла поговорить на эту тему.
– Я думала, это лишь слухи. Мне Дубхе утром рассказал, но я не поверила.
– Кстати, хорошо, что упомянула его. Я хотела бы знать, кто эти юноши – Дубхе и Мерак? Так ведь их зовут, верно?
– Да, – я кивнула. – Они очень мне помогли. Но позже о них, – привлекла ее внимание я, внимательно вчитываясь в документ: – Это отчет о Совете Трех? Когда он был?
– Незадолго до твоего дня рождения. Все правители были на месте и было решено провести собрание. Эта дрянь, Имбри, все-таки подняла вопрос о Ралине! Будто бы нам всем проблем было мало! Не пойми кто вас похитил, что-то хотел сделать, а ее волнует Ралина!
– Мама! Имбри, видимо, острее воспринимает этот вопрос. Может, действительно стоит обратить наше внимание на их восстания?
– Я все понимаю, дорогая, у нее гормоны гудят, ребенок только появился на свет, она вся в волнениях. Но на Совет нужно приходить со светлой головой и холодным рассудком.
Почему-то мамины слова меня разозлили:
– К детям тоже нужно подходить с холодным рассудком?
– Причем тут дети? – не поняла она, а потом резко всполошилась: – Какие дети? Ты беременна?!
– Нет! – воскликнула я, ошарашенная ее предположением. – Я о Саянусе и Камилле!
– Ах, об этих детях, – покачала головой мама, с презрением отозвавшись о них. Я заметила, как на ее лице заходили желваки. – Я никогда не смогу простить их отца. А они слишком на него похожи. Поэтому видеть я их не могу.
Мама начала перебирать бумаги чисто машинально, чтобы укрыться от неприятной темы.
– Ты можешь рассказать, что между вами произошло? – мягко спросила, пригвоздив рукой лист в ее руках к столу, привлекая к себе внимание.
Мама отвернулась, вцепившись руками в подлокотники кресла. Она долго молчала, я лишь стояла рядом, предоставляя ей возможность заговорить первой.
– Сядь, пожалуйста, не надо стоять призраком за спиной, – сдавленным голосом попросила она. Она еще немного помолчала, будто бы борясь с комом в горле, а потом заговорила: – Ты наверняка знаешь, что я всегда благоволила Койну. Помнишь ведь его? Кузина умерла в родах, мальчик рос без матери. Я свой долг перед ним выполнила как тетя. О единственной услуге посмела попросить – жениться на дочери ведкинса одного. Мне не нужно было, чтобы они всю жизнь вместе провели, но за пару лет мы бы составили с ними достаточно полезных связей. Он ни в какую. Ладно, я простила ему неповиновение, он уехал на родину и долго от него не было никаких вестей. Когда он вновь вернулся, оказалось, что состояния отец ему не оставил, он попросил о помощи. Тогда женитьба уже стала условием ее получения. Он вновь отказался, сославшись на какую-то девушку, на которой собирался жениться, ведь она была беременна от него, – голос мамы становился все ледянее и строже, – я сказала, что пусть рожает, мол, деньги появятся, сможешь обеспечить ей жизнь, пока сам выполняешь свой долг. На что назвал меня бессердечной стервой, ледяной глыбой без чувств, послал в такие далекие дали, что ты
