Относительно безмятежная домашняя жизнь адмирала продолжалась не более года. Затем его внезапно вызвали в Гаагу.
– Кажется, затевается какая-то новая авантюра! – недовольно хмыкал он, целуя на прощание заплаканную жену и садясь в поданную карету. – Но будем надеяться, что все обойдется!
Причиной вызова Рюйтера было то, что Голландия и Англия решили объединить свои усилия для борьбы с алжирскими пиратами, доставлявшим немало хлопот как одним, так и вторым. Рюйтер должен был рассказать свои соображения по этому поводу. Лейтенант-адмирал к заданному вопросу оказался вполне готов.
– Чтобы обуздать африканских разбойников надобно иметь в средиземных водах не менее двадцати четырех кораблей и фрегатов. – сказал он заседающим. – Только столь мощная сила удержит их от всяких посягательств на христианские суда! Разделенные на летучие отряды наши корабли должны денно и нощно крейсировать вдоль Африки, выявляя и топя негодных. При таком подходе, я уверен, что через год тамошние разбойники образумятся вконец и запросят пощады!
План Рюйтера был принят почти безоговорочно и вскоре уже две союзные эскадры ушли в Средиземное море.
В это время Людовик Четырнадцатый, в ответ на создание Тройственного союза, изо всех сил наращивал свои военные и морские силы, готовясь к серьезной и долгой борьбе за европейскую гегемонию. При этом французский король имел все основания для неприязненного отношения к Голландии. Дело в том, что успешному завоеванию французами Фландрии был положен конец совместным выступлением Гааги, Стокгольма и Лондона и при подписании мира в Аахене Людовику пришлось по этой причине отказаться от большого и лакомого куска. Голландцы волновались, понимая, что в случае войны французские армии первым делом нанесут удар именно по ним. Именно поэтому голландские послы зачастили на прием к английскому и шведскому королям, слезно прося поддержать их страну в случае французской агрессии. Но короли были глухи и немы.
– Мы не обязаны помогать вам, когда Франция имеет к предстоящей войне причины, не имеющие никакого отношения к Тройному союзу! – заявил голландскому послу Карл Второй. – Выкручивайтесь сами!
Одновременно вновь начали быстро обостряться торговые отношения и с Англией. Две тяжелые войны так и не сняли всех противоречий. Недавним врагам снова становилось тесно на морских торговых путях. Несмотря на то, что в Гааге трезво оценивали ситуацию и всеми силами старались не злить понапрасну своего запроливного соседа, Лондон, наоборот, желал использовать исключительно благоприятную для него расстановку европейских сил, чтобы, наконец-то, окончательно свести счеты со своим давним недругом и конкурентом. Правда англичанам необходима была еще некоторая пауза, чтобы зализать раны прошлой войны, но это было уже делом времени.
Кроме всего этого, вскоре стало известно что Людовик Четырнадцатый в обход всех договоренностей уже вовсю ведет тайные переговоры с английским королем Карлом Вторым. Секретным договором между ними, Карл обязывался при вторжении французских войск в Соединенные провинции выставить шеститысячный корпус и вооружить не менее пятидесяти кораблей. К этому флоту должна была присоединиться и французская эскадра в тридцать вымпелов. При этом общее командование сухопутными силами было возложено на французов, а морскими на англичан. А чтобы быстрее расшевелить английского короля, Людовик обязался выплачивать ему за военные издержки по три миллиона ливров ежегодно.
Кроме этого не все было ладно и в самой Голландии. Обострение отношений с Францией значительно подорвало престиж и авторитет профранцузской правящей партии братьев Витт. На политическом небосклоне стремительно всходила фигура нового претендента на власть. Этим претендентом был совсем еще молодой принц Оранский, представитель семейства некогда длительно правившего Голландией. Принца давно держал при себе Людовик, выжидая момент, когда можно будет пустить его в дело. И вот, наконец, по мнению французского короля, такой момент наступил.
Йохан Витт, весьма нервничая по этому поводу, говорил в сердцах своему брату Корнелию:
– Я знаю Оранских, все они честолюбивы и горды без всякой меры. Принц Вильгельм не остановится ради власти ни перед чем. Он желает единолично прибрать республику к своим рукам. Что тогда станет с нашей свободой, купленной дорогой ценой крови и жертв?
– За спиной тщедушного принца виден, прежде всего, его толстогубый дядюшка Людовик, – согласился с братом Корнелий. – А это значит, что скоро мы станем французским придатком, без голоса и прав. К тому же этот Вильгельм имеет права и на английский престол. В общем, скоро нам всем будет здесь очень весело!
– Да уж, такого веселья нам только и не хватало! – кивнул мрачный Йохан.
Видя, что на союзников в деле совместной борьбы с французами никакой надежды нет, голландцы сделали единственно возможное, что могли сделать в столь тревожной ситуации. Они выслали в море весь свой флот под командой Михаила де Рюйтера.
8 июля 1671 года лейтенант-адмирал покинул порт. Поджидая, то и дело подходящие корабли, Рюйтер крейсировал у берегов Голландии, беспрестанно упражняя команды в маневрах и атаках.
А 24 августа случилось происшествие, имевшее самые драматические последствия. Началось с того, что, попав в шторм, часть голландского флота бросила якорь вблизи порта Вест-Канель. Флагману де Рюйтера сильно не повезло и, оказавшись снайтованным, он пребывал почти на боку. В это время к голландцам приблизилась яхта английского короля «Мерлин», следовавшая из Мааса домой. Пройдя сквозь голландский флот, англичане отсалютовали кораблю Рюйтера. Однако тот не смог им ответить тем же, так как находился в весьма сложном положении. Вместо Рюйтера англичан приветствовал семью выстрелами, находившийся рядом младший флагман ван Гент. Однако флага, как того любили требовать англичане, ван Гент перед яхтой не спустил. Со стороны «Мерлина» немедленно последовал залп и два ядра прошили борт голландского корабля. Опытный де Рюйтер сразу же понял в чем дело. Это была самая настоящая провокация. Англичане специально пришли сюда, чтобы создать повод для дальнейшего обострения ситуации между государствами. На «Семи Провинциях», несмотря на его трудное положение, немедленно дали салют в девять выстрелов. Но яхта, так и не ответив на него, уже мчалась к своим берегам.
– Теперь жди скандала! – посочувствовал Рюйтеру, приехавший шлюпкой на его корабль ван Гент.
– Да, шуму будет много! – мрачно согласился лейтенант-адмирал. – Однако мы правы. Негоже нам спускать свои флаги перед кем бы то ни было у своих берегов!
Оба моряка даже не предполагали настолько страшными будут последствия случившегося. А если бы и знали, что они могли сделать и что изменить, когда все было уже давно решено без них!
По всей Англии стоял большой шум. Интриганы-политики кричали, что Соединенные провинции презирают штандарт его королевского величества и слишком зарвались в своей дерзости. Голландского посланника при британском дворе Жана Борселя буквально извели нотами и предупреждениями. Вызвали в Гаагу и Рюйтера.
– Я не нарушил никаких договоренностей и не считаю себя виноватым! – заявил лейтенант-адмирал. – Я люблю флаг Штатов не менее, чем англичане любят свой и всегда буду ему верен. Пока я адмирал то мои капитаны всегда будут салютовать проходящим мимо судам только пушечными выстрелами. Своего флага мы не спустим не перед кем, а уж особенно перед англичанами!
Зал разразился аплодисментами. Созданная тогда же для расследования всех обстоятельств происшествия, комиссия так же не нашла никаких отклонений от порядка салютаций.
На исходе 1672 года, поняв, что французы до следующей весны ничего предпринимать уже не будут, голландский флот неспешно втянулся в гавани и разоружился.
В январе следующего года английский король прислал в Гаагу своего посланника, требуя удовлетворения за не спущенный флаг перед его яхтой и наказания Рюйтера за своеволие. Голландцы так же послали своего посла в Лондон, в попытке убедить короля и его окружение в том, чтобы этот досадный конфликт предать забвению. Но не тут-то было Карл Второй уже закусил удила. В это время министр двора Бененг услужливо передал ему медаль, якобы выбитую в Голландии. На ней Карл был изображен с ослиными ушами и облезлым хвостом. Надпись гласила, что он король-тунеядец.
– Проклятые торгаши! – рассвирепел Карл, с силой вышвыривая медаль из окна в Темзу. – Теперь уж я посчитаюсь с ними за все!
– О, как вы правы, ваше величество! – обрадовано кивал головой преданный министр.
В его кармане лежала вторая медаль, которую он королю не показал. На медали был изображен сам Бенинг, голову которого увенчивала надпись «достойнейший из воров».
