Вскоре вести о новых порядках, заведенных Темуджином, облетели пустыни и достигли других племен; о нем говорили, что у него теперь множество земель. Он был властителем, требовавшим нечеловеческой преданности, а он сам, в свою очередь, был предан собственному народу и служил для всех примером.
Джамуха Сечен с огорчением наблюдал за возвышением новой военной касты. В его представлении нокуды оставались паразитами, которые жили за счет слабых, бедных и беззащитных. Раньше каждый член племени служил господину по его приказу. Но господин никогда не вмешивался в личную жизнь людей, он представлял членам клана пастбища и требовал, чтобы люди помогали защищать эти пастбища. Теперь же каждый член племени стал слугой какого-то нокуда, и в его жизни появились постоянные повинности, и он трудился не покладая рук. Теперь люди не могли вести прежнюю свободную и независимую жизнь, когда каждый член племени оставлял себе то, что ему удалось захватить. Теперь все они считались рабами и слугами нокуда, и человек отдавал всю свою добычу в общий «котел», а нокуд делил все добытое, как ему взбредет на ум. Люди должны были безропотно выполнять свои обязанности, приносить пользу всем, но у них самих не оставалось ничего для личной жизни. От людей требовалось повиновение, и любое отклонение от установленных правил жестоко каралось и часто кончалось смертью. Нокуды были жестокими и немилосердными, они постоянно внушали людям, что первый закон выживания состоит в беспрекословном повиновении. Тот, кто посмел нарушить этот закон, объявлялся врагом племени. Того, кто пытался высказывать этим недовольство или отлынивал от работы, называли предателем, и наказание на бедолагу обрушивалось подобно удару меча.
Отряды нокудов Темуджина вскоре состояли из множества умелых командиров. Среди них был Шепе Нойон, Джамуха, Субодай, Касар и Бельгютей. Темуджин организовал и личную военную охрану, что позволило ему более не вникать в обычные дела орды. Ими занимались нокуды, а Темуджин собирался заниматься действительно важными делами.
Джамухе пришлось себе признаться, что в первый раз в племени воцарился порядок, что вся орда действительно теперь как единое целое, став сильной, послушной и грозной силой, и каждый ее член был звеном общей цепочки и крепкой спицей в колесе. Его не радовало, а ужасало такое проявление сплоченности и потеря кочевниками своей самостоятельности, он с тоской воспоминал о тех временах, когда каждый служил защитой своему господину, а для него самого законов не существовало. От членов орды требовалось беспрекословное повиновение во всем. Люди превратились в рабов, которыми управлял кнут и громкий рев нокуда. Темуджин казался ему все более странным, он очень отдалился от друга, хотя временами даже делился с ним своими задумками. Однако Джамуха ощущал, что холодный незнакомец поселился в теле Темуджина, стал говорить его голосом, заставляя его глаза светиться чуждым злобным огнем. Ему было неуютно с этим незнакомцем, и он не мог как прежде откровенно разговаривать с Темуджином, с которым он старался реже встречаться.
Однажды от отчаяния он отправился к Кюрелену, позабыв свои прежние подозрения, начал рассуждать о нокудах, о людях, обращавшихся с подчиненными, как с бессловесными псами. Джамуха от отчаяния начал заикаться, а потом совсем замолчал.
Кюрелен поднял черную бровь и заулыбался.
— В первый раз в орде вижу закон и порядок, Джамуха, — ответил он.
— Но какой ценой это все достигается! — воскликнул молодой человек.
Кюрелен пожал плечами.
— Тебе известно, что я не ставлю превыше всего закон и порядок. Я всегда ненавидел жестокие правила, но это не значит, что не следует стремиться к порядку. Ведь с ним приходят безопасность и объединение. До этого, как ты знаешь, мы страдали от беспорядка, люди все время были чем-то недовольны, не желали делать что-либо для общего блага. Я должен тебе признаться, что с подобными вещами бороться можно только при помощи страха. Возможно, ужас необходим в новом мире, который прибирает к своим рукам Темуджин, — Кюрелен криво усмехнулся. — Ты знаешь, что раньше мы никогда не чувствовали себя в безопасности. Мы должны благодарить за это Темуджина!
Джамуха грустно посмотрел на калеку.
— Наверно, не стоит тебе напоминать, что наши люди стали рабами? Они теперь не свободные люди!
Снова Кюрелен пожал плечами.
— Свобода! Не все люди достойны ее! Она не делает их более счастливыми, они предпочитают повиновение и безопасность. Мне кажется, что сейчас наши люди более довольны своей жизнью. Каждому из нас известно, что он не будет голодать, потому что нокуды каждому из награбленной добычи отдают его долю. Жизнь коротка! Я уверен, что отказ от свободы — это всего лишь малая доля платы за спокойную и сытую жизнь! — Потом он добавил: — Я давно пришел к подобному решению. Пусть за меня решает кто-то другой, если только у меня будет пища.
Джамуха в ужасе уставился на калеку.
— Кюрелен, у тебя душа раба! Но я предпочитаю все решать сам! Я это должен делать ради собственного спокойствия, и мне хочется видеть, как остальные люди будут тоже сами все решать за себя.
Кюрелен улыбался, но ничего ему не отвечал. Джамухе не удалось заметить в его улыбке ни цинизма, ни иронии, ни насмешки… Он повернулся и пошел прочь.
Он постоянно мучился от собственных мыслей и как-то ночью наконец пошел к Темуджину. Тот был рад визиту друга, поднял светильник, увидел бледное лицо Джамухи, черные тени под глазами; оба, не отрываясь, глядели друг на друга. Потом Темуджин, опустив лампу, показал Джамухе, чтобы тот сел рядом с ним, но юноша остался стоять, тонкий и высокий, как стальное лезвие.
— Темуджин, — тихо начал он. — Отчаяние и собственное бессилие привели меня к тебе. Я пришел, потому что растерян.
Темуджин внимательно взглянул на друга, а его глаза были синими и безмятежными, как летнее небо.
— Ты ощущаешь себя обойденным, Джамуха? — с симпатией промолвил он. — Но как странно! Мне казалось, что те сокровища, которые украли у тебя меркиты, уже были тысячу раз возмещены. Тебе достались самые прекрасные драгоценности, изделия из слоновой кости и серебра, которые присылали мне в качестве даров Тогрул-хан и купцы.
Джамуха хотел резко возразить, объяснить Темуджину, что он его не понял, но передумал, зная, что друг его отлично понял. Он ощутил собственное бессилие, но не собирался сдаваться, встав на колени перед Темуджином, торопливо заговорил. В его голосе чувствовалось настоящее отчаяние.
— Тебе не стоит надо мной насмехаться. Думаю, тебе известно, что у меня на сердце и что я пришел к тебе из-за нашей прежней любви, которую ты позабыл.
Темуджин промолчал. Улыбка застыла на его лице, оно потемнело и стало ожесточенным, но в глазах пока оставалось выражение доброты, и он смотрел прямо на своего анду.
Джамуха подумал, если он коснется друга, тому станет его легче понимать, схватил его руку, но почувствовал себя еще более неуверенно и странно.
— Темуджин, когда-то ты был честен и горд. Теперь этого нет, и мне грустно. Я тебя очень люблю и поэтому должен прийти к тебе с молитвами…
Глазами, напоминавшими зеленый полированный нефрит, Темуджин поглядел в глаза друга.
— Джамуха, — сказал он спокойным и мягким голосом, — ты слишком много рассуждаешь. Заведи себе жену… Несколько жен… Послушай, завтра ты сможешь выбрать из моих красавиц… Есть одна с волосами цвета воронова крыла и с синими глазами, как вода в ручье. Когда мужчину начинает мучить его душа, ему нужно завести себе женщину и не заниматься умной болтовней!
Джамуха молча и с грустью смотрел на Темуджина, а тот легонько потряс его за плечи.
— Мужчины, развивая душу, ранят тело, Джамуха. Ты слишком много времени проводишь, изучая китайские манускрипты. А в них чересчур много разных волнующих душу загадок. В чаще слов люди могут заблудиться, а их мечи заржавеют в застойных водах размышлений. Ты стал много рассуждать и поэтому теряешь жизненную силу. Еще раз повторяю: заведи себе женщину!
Он насмешливо улыбнулся, но пристальный взгляд Джамухи был ему неприятен.
Джамуха просто промолвил:
— Темуджин, я живу, чтобы служить тебе, и я люблю только тебя. Я предан тебе до последнего, и тебе это было всегда известно. Тебе кажется, что тебя любят Кюрелен, Оэлун и Борте. Но никто из них не любит тебя так, как люблю тебя я. Поэтому я пришел к тебе со своими мыслями и высказал их тебе.
— Джамуха, ты выбрал странное время для разговоров, — зевнул Темуджин, — и это свойственно тебе. Говори, а потом уходи и дай мне поспать!
Джамуха в отчаянии поднял руки к небу, а потом, опустив их, тихо заговорил:
— С тех пор, как ты стал ханом, Темуджин, ты мне кажешься странным. У твоего отца была гордость кочевника. У тебя ее нет. Ты, например, охраняешь караваны, и купцы за это тебе платят сокровищами и лестью. Но все это цена многих жизней наших людей. Если караваны не платят тебе дань, они подвергаются набегам на наших землях, у людей забирают их добро, а самих отправляют в рабство. Это и есть твоя гордость и честь?
