— Да тут уже спасать некого! Этот мир давно захвачен сатаной!
— Это лишь на первый взгляд, — холодно заметила неслышно подошедшая Элла, — Но сейчас не будем об этом говорить.
— Сейчас не будем? — неожиданно зло заявил Жерар, — А когда будем?
— Вот приедем домой и поговорим.
***
По пути домой Жерар не проронил ни слова. И даже войдя в квартиру, инквизитор продолжал молчать. Слова были не нужны, ибо его выжидательный взгляд ни на секунду не прекращал сверлить Эллу. Девушка уже понимала, что вот-вот начнёт дымиться под воздействием этих жутких зрачков. Наконец, ей это надоело, и она строго распорядилась:
— Так! Садись! Будем разговаривать!
— Хорошо, миледи, — сказано было с привычным почтением, но впервые от слов Жерара повеяло холодом.
— Итак, ты считаешь, что этот мир спасать не нужно?
И хотя Элла хищно сузила глаза, инквизитор не обратил на это внимания.
— Я выразился иначе. Я сказал, что этот мир давно захвачен сатаной.
Видя, что Жерару наплевать на её злобную физиономию, Элла соорудила нейтральную мину и перешла к холодно-строгому тону:
— И поэтому его не нужно спасать?
— Спасать то, что стало вотчиной дьявола? Зачем?! — инквизитор так искренне поразился, что девушка лишь огорчённо хмыкнула.
— Затем, что не все здесь поборники сатаны. Откровенно говоря, их очень мало.
— Что?! Не верю! — повысил голос религиозный собеседник, — То, что я сегодня наблюдал…
— Что ты наблюдал? Бесстыдно одетых девиц? Ну, прости сейчас и королевы так ходят. Или сатанинский перстень того мужика?
— Именно! — вскричал Жерар.
— Но ты же видел, что у него и крест на шее висел?
— Да, но… — начал было Жерар.
Элла его перебила:
— Могу дать голову на отсечение, что в этом мужике вообще нет никакой веры! Ни в бога, ни в чёрта!
— Что?!
— А перстни, цепи, кресты и прочее — лишь дорогие побрякушки. Местные люди давно перестали верить во что бы то ни стало.
— Вот именно это и является критерием сатанинской победы!
— Неужели? На себя ты не хочешь посмотреть?
— В смысле? — опешил Жерар.
— Ты сам — не что иное, как продукт двойной морали. Я даже не буду взывать к пресловутому “Возлюби ближнего своего”. Вы, да и мы, давно забыли эту заповедь. Не спорь! Не надо мне тут сыпать ссылками на изречения святых и блаженных, бредни коих вы так обожаете заучивать. Разве Христос учил вас делить людей на ближних и дальних?
— Да ты безграмотна! — инквизитор неожиданно усмехнулся.
Смена настроения собеседника задела Эллу, но её было уже не остановить.
— Возможно. В ваши святые писания я не влезала. Но кое-что поняла.
— Что ж, с удовольствием послушаю.
— Дикари живут по принципу “Око за око”. Этот правило вылилось из противопоставления себя миру. Оно ведёт человека по пути независимости и самостоятельности. В принципе, эти качества очень полезны, если только не являются определяющими поведение индивидуума. С другой стороны, религиозная мораль проповедует покорность и послушание — ключевые вещи для построения единого сплочённого общества.
Жерар молча кивнул. Элла же продолжала:
— И человек, живущий в обществе всегда становится заложником противоборства этих моральных воззрений. Он неизбежно балансирует между дикарским проявлением гордости и религиозным послушанием цивилизованного человека. В принципе, почему бы не уйти целиком в религию? Вот как ты! К сожалению, тебе только кажется, что ты полностью живёшь в боге. Ты лишь служишь церкви. Прости, но неужели ты не понимаешь, что церковь — не есть бог? Неважно, что тебе говорили. Вспомни, что ты видел!
Сказанное, по непонятной девушке причине заставило Жерара измениться в лице. Но в этот раз он промолчал.
— А если здраво посмотреть на твою религию… — Элла горько усмехнулась, — Видишь ли, у неё есть два столпа. И оба связаны со страхом смерти. Первый говорит, что смерть — не конец существования. Он дарит людям радостную надежду на бессмертие. И потому за церковниками с радостным идиотизмом бегут толпы людей. Второй столп, он не столь явный, — загон тем же самым страхом смерти, а пуще неё ужасным посмертием, человека в рамки послушного животного. Пойми, человек не животное! Он имеет разум, который строит сложнейшие логические цепи, предвидит многие события. В отличие от животного человек хорошо понимает, что может угрожать жизни. И гораздо сильнее любого животного боится смерти. Да, да! Именно сильнее любого! Животные боятся смерти как факта, человек может бояться её без всякой причины. Хотя логика должна препятствовать этому, страх смерти всё равно самое ужасное для человека. Все знают о неизбежности её прихода, но свой страх перебороть не в силах. И за это можно “благодарить” наше религиозное воспитание. Короче говоря, рецепт прост — забыть религиозные сказки. Они созданы для тех, кто опасен безголовым вольнодумством — бешеные бараны должны стоять в загоне, а не рушить города и веси. Разумные же люди обязаны раз и навсегда уяснить, что живут и работают для осуществления Цели. И жизнь их ценна только пока они приносят пользу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Жерар слушал это, вытаращив глаза. Но едва Элла умолкла, он набрал полную грудь для не менее длинной ответной тирады. Девушка же была настороже:
— Так! Свои возражения оставь при себе! У тебя были вопросы? Я на них ответила. Прости, уж как смогла. Если тебя что-то не устраивает, могу обратиться к ангелу. Он тебе более квалифицированно объяснит. А теперь марш спать!
Жерар лежал на узкой кушетке и пытался уложить в голове услышанное. В душе он спорил, бесился, негодовал, иной раз соглашался и даже понимал. Несмотря на усталость, Жерар ворочался почти до рассвета. Когда же он забылся коротким сном, то тут же увидел печальные глаза Николаса…
***
Элла проснулась с тяжёлой головой. Памятуя вчерашнее сумбурное общение, которое шло исключительно из её уст, она поняла, что понесла какую-то несусветицу. Всё же переход от кристаллического процессора в разум обычного хомо сапиенса не прошёл без потерь. И вот теперь она осознала, что её просчёт может иметь фатальные последствия.
— Да… Наломала я дров…
Она быстро проглотила пару таблеток и погрузилась в размышления, что делать дальше. Но через мгновение экран телевизора ожил. В этот раз Сергей Кузьмич выглядел более озабоченным чем прежде.
— Здравствуй, Элла!
— Доброе утро! Что-то вы не особо радостны, — устало выдавила девушка.
— Увы, есть причины. Прости, скажу сразу: Анатоль уже у вас.
— Что?! — Элла выронила стакан из рук, — Когда он тут появился? Этот идиот Жерар ни черта ведь не почувствовал!
— Сложно сказать. Но сегодня он уже в вашем времени. И он совершит убийство.
— Кого? — голос девушки отдавал глухотой каменной плиты.
— Не тебя и не Жерара. Успокойся, пожалуйста! Он убьёт совершенно посторонних людей. Ну, по крайней мере, мы не смогли проследить их связь с ним.
— Дайте мне их координаты! Я предотвращу убийство!
— Нет, этого делать не следует.
— Что?! — Элла не поверила собственным ушам, — Вы сказали “нет”?!
— Именно! Пожалуйста, не смотри на меня таким глазами. Я несколько дней пытался найти бескровное решение этой ситуации. Но его нет. Более того! Если вы попытаетесь вмешаться, то уже ваша гибель будет неизбежной.
Элла была оглушена сказанным. В оцепенении она глядела расфокусированным немигающим взглядом куда-то за пределы реальности. Пожилой полисмен лишь вздыхал по ту сторону временного канала. Наконец, он собрался с силами и прохрипел:
— Элла, вот тебе время и место нападения. Просто будьте заранее поблизости и постарайтесь нащупать Анатоля. Это важнее всего. Пойми: если вы научитесь вычислять его в толпе, то этим вы предотвратите множество будущих смертей. Элла, ты меня поняла?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но девушка не ответила. Она молча поднялась, переступила разбившийся стакан и направилась в спальню Жерара. Элла открыла дверь, и тут её ждало второе потрясение за утро. Инквизитор лежал с выпученными глазами и шептал молитвы. Когда же он заметил вошедшую, то лишь тихо сообщил:
