— Этот жеребчик не подведет, — захлебываясь от смеха, лопотал мужик, сидевший на тракторе.
— Дьявол, — любовно говорил хмурый, похлопывая по железным бокам машины. — Выдали без помехи?
— Безо всего. Увидали меня, кричат: Андрей Андреич, лошадь твоя здесь. Запрягай.
— Конь в полной готовности. Ты на нем на сходку явись. Подействует.
— Обязательно. Да, чего-то я тебе хотел сказать? Ха, вспомнил. Ты знаешь — Пантелей Лукич с Селиверстом Петровым трактор задумали купить.
— Ну?
— Право слово. Пантелеев сын сказал. Опять сильными, суки, стали.
— Ничего, сильней нас не будут.
Андрей Андреевич включил газ, и машина, грохоча, пошла по дороге. Хмурый мужик смотрел ей вслед.
Подошел Лев.
— Артель, что ли, трактор получила?
— Артель, — задумчиво ответил крестьянин. — Вот Андрея Андреевича выучили ездить. На курсах был. Ученым стал. А вы кто такой?
— Я из города.
Хмурый мужик подозрительно посмотрел на Льва.
— Но каким же делам приехали? — спросил он.
— Да так, поразмяться, — спокойно ответил Лев.
— А кто же вы такие будете?
— Сапожник.
— Обличье у вас не простое.
— Дело не в обличье.
— Это так, — согласился хмурый мужик.
— А вы председатель артели? — спросил Лев.
— Да. Сторожев я, Семен.
— Петров брат?
— А вы его откуда знаете?
— Да так, слышал.
Семен снова недоверчиво взглянул на Льва.
— В Польше, бандит, живет. Зубы оттачивает, — сказал он и поскреб бороду. — А вон того мужика, — он качнул головой вслед удаляющейся машине, — весь век Козлом звали. Козел и Козел. Бедный он, угнетенный был. Когда, к примеру, мужики отступали от красных — и он с ними уехал. С чего уехал — и сам не знал.
— И ты отступал?
— А как же? Все отступали. Неведомо зачем. Туман в голову зашел. А теперь этот Козел словам разным на курсах научился. Карбюратор, говорит, у меня в порядке. Леший его знает, что это за хреновина.
Семен засмеялся и ушел, покачивая головой и посмеиваясь.
После обедни — было воскресенье — проснулся Богородица.
— Ты где вчера был? — спросил его Лев. — Я тебя искал, искал.
Богородица сконфузился.
— Пойдешь на сходку? — спросил он.
— Я к Сторожевым хотел зайти.
— Ну вот, после сходки и зайди. На сходках давно не был.
Народ на сходку собирался дружно. Многие уже сидели на бревнах, на скамейках, на завалинке и прямо на земле. Молодежь, разодетая по-праздничному, жалась к сторонам.
Старики, поставив палки между коленями, толковали о просе, о парах. Об артели пока молчали: каждый ждал, что будут говорить другие. Народ все прибывал, становилось шумно.
Собрание началось как-то само собой. Не успел в середину образовавшегося круга войти председатель артели Семен Иванович, как все заволновались, закричали, какой-то подслеповатый старик встал, застучал палкой о землю и потребовал у Семена отчета.
Председатель сельского совета напрасно увещевал собравшихся. Страсти разгорелись, словно все только и ждали появления председателя артели.
— Артель! — кричал подслеповатый старик. — Ишь ты, какие умники! Озеро им подай. А нашему водопою где быть?
— У вас колодцы на поле есть.
— Так и ты выкопай колодцы. Ишь ты какой — колодцы! А ты их рыл?
— Уж тебе-то, Пантелей Лукич, лучше знать, рыл я их или нет.
— Да не об этом разговор, — исступленно кричал Пантелей Лукич. — Эта ваша артель самую что ни на есть хорошую землю у обчества вырежет, завтра другая артель еще земли потребует. Не поддавайся, мужики! Разорят.
— А кто же тебе мешает в артель идти? — спросил Семен. — Мы принимаем. Пожалуйста.
На мгновение крики утихли.
— Хоть сейчас запишу. Забирай манатки, и к нам.
— Обман это, — закричала сзади какая-то баба. — Ишь ты какой! «Забирай манатки»!.. Это я к тебе с коровой, с лошадью приду, а Козел кого приведет? Или вон Ленька седой? Он ведь тоже в артель норовит. У него какое богачество? Жена-дурочка?
Из толпы вышел взбешенный Ленька, он что-то пытался сказать, но волнение душило его.
— За что обидели человека? — укоризненно сказал Семен Иванович. — Подлецы вы, подлецы! Он на границе служит, нас оберегает.
— Сам ты подлец. На братнину землю полез. Жалко стало добро семейное упускать! — закричали из толпы. — Вот Петр Иванович вернется, он с вас шкуру сдерет!
— Кто это его сюда пустит?
— А захотим и пустим. Он, слышь, письмо прислал, просит обиды простить.
Ленька снова очутился в круге.
— Если Сторожев приедет сюда, задушу собственными руками! — прорычал он.
— А ты кто такой? — процедил сидящий на бревне хорошо одетый, седобородый мужик; это и был Селиверст Петрович Баранов.
— А вот такой.
— Прав нет — людей душить. Довольно, поубивали.
— Тебя, подлеца, жаль, не убили! — Ленька угрожающе двинулся на седобородого Селиверста. Тот, отступая от него, шумел:
— Меня, сукин сын, власть простила!
— У-у, бандит! — сказал Ленька. — Доберутся до вас!
— Председатель! — завопил Селиверст. — Что же это такое? Угрожает? Насильствует?
Председатель Совета успокаивал народ.
Селиверст ухмыльнулся.
— Тоже, вояка! Эй, вы, артельные. Вы что же, сами на себе пахать сторожевскую землю будете? Взять — вы ее возьмете, а толк какой?
Снова раздались крики, снова что-то вопила баба и подскакивала с кулаками к Семену Ивановичу. Сторонники артели — плотная кучка мужиков — были оттеснены к амбару. В это время рядом со Львом очутилась Ольга.
— Ну как? В городе такой шум бывает?
— Бывает хуже. Слушай, Оля, это что же, только в вашем селе такой скандал?
— Какое! В Грязном до драки дело доходило. Боюсь, как бы отца не избили.
— А кто отец твой?
— Да вон. Вон, видишь, стоит, высокий такой. Сторожевы мы.
— А тот вон, с седой бородой, кто?
— Баранов. Селиверст Петрович Баранов. Недавно в село из тюрьмы вернулся. У Антонова служил. Ох, и злой!
Шум меж тем усиливался. И вдруг послышалось тарахтенье трактора. Все разом замолкли, бросились к машине, стали осматривать ее, удивляться размерам колес. Козел благодушно ухмылялся, крутил в зубах цигарку, поплевывал. Ольга очутилась рядом с трактором, встала на ступицу колеса и о чем-то стала расспрашивать Козла.
Тот солидно кивал головой.
— Вот она, наша лошадка! — сказал Семен. — На этой лошадке и будем пахать.
— Десять десятин в день. Вот он, конь-то какой, — закричал Андрей Андреевич.
Седобородый подошел к трактору и внимательно его осмотрел.
— Куда, куда лезешь? — зашипел на него Козел. — Не твоя, не тронь!
— Сломаешь машину, дурак, ей-богу, сломаешь, — закряхтел Селиверст Петрович. — Сто хозяев, двести рук, — через два дня набок ляжет.
— Ничего, не ляжет, — заметил Семен. — У нас таких машин три будет.
— А через десять лет сотню заведем! — важно проговорил Андрей Андреевич.
Настроение менялось. Старики расспрашивали тракториста о том, как эта штука пашет, сколько берет плугов, дорога ли… Андрей Андреевич важничал, говорил медленно, поглаживал реденькую бороденку.
Ольга снова подсела к Льву.
Она сияла.
— Андрей Андреевич обещался и меня научить на тракторе ездить. Ей-богу! Господи, хоть бы не соврал!
— Ну, что же, старики, как же насчет земли? — обратился к сходу Семен Иванович.
Лев думал: «Получит артель сторожевскую землю, как пить дать получит!» Он ушел в поле, долго ходил там, подошел к озеру и с кургана смотрел вниз, на землю Петра Ивановича, вспомнил, как тот любил ее.
До сих пор звучали в ушах Льва его слова:
«Земля! Все в ней: почет, деньги, власть!»
И вот на его землю придут эти, артельные, засеют ее. Лев понимал, что это конец Петра Ивановича. Тот самый конец, который еще не наступил, но наступит, должен наступить, если не задержать эту страшную, народную силу.
«Задержать! Задержать! Время, самое время! — думал он. — Этот Селиверст, у-ух, волк! Не зря Петр Иванович назвал его первым. Этого помани куском земли, побежит за мной, за кем угодно! Есть мне здесь работка! Митьку-то Сторожева я не только в помощники возьму. Его выучить надо, ему, молокососу, вдолбить кое-что надо. Нет, Петр Иванович прав — Селиверсты выведутся, их менять надо. Им замена потребуется. Вот и надо научить Митек! Рассказать им, что они теряют, дураки, остолопы. Землю теряют! Власть теряют! Богатство! Ведь они, пожалуй, за глотки их схватят, этих вот, что «учеными» хотят быть».
Мысли роились, путались. Лев напрасно пытался связать их воедино. Происшествия на сходе поразили его.
Он хотел идти к Сторожевым, а от них к Селиверсту Петровичу, но заметил, что в озере кто-то купается, — на мостках, сделанных для стирки, белела одежда.
