потому что не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима» (Лук. 13, 33).
В современной теологии, как католической, так и протестантской, явно преобладает точка зрения, согласно которой Иисус никогда не говорил о себе как о Мессии. Среди приверженцев подобной точки зрения такие ученые, как Бланк, Царнт, Концельманн, Бультман, Браун, а также Кольпинг, утверждающий:[443] «Нам ничего не известно об историческом Иисусе, который считал бы себя Мессией». Борнкамм соглашается с ним:[444] «В действительности, нет и тени доказательства того, что Иисус когда-либо притязал на один из мессианских титулов, которые приписывает ему традиция».
Иисус не выдавал себя за Мессию даже в кругу ближайших своих учеников. Напротив, в период пребывания Иисуса на земле только один его ученик и лишь однажды был готов назвать его Мессией.[445] Ученик этот – Симон Петр; действие происходило в Кесарии Филипповой. На этом знаменитом отрывке (Матф. 16, 13–20; Лук. 9, 18–21) основана концепция так называемой тайны Мессии, поскольку здесь Иисус строго повелевает своим ученикам не разглашать мессианское исповедание Петра: «Петр сказал Ему в ответ: Ты Христос. И запретил им, чтобы никому не говорили о Нем» (Марк. 8, 29–30).
Историчность этой сцены можно подвергнуть сомнению по различным причинам.[446] Ученые придали особое значение тому, что в разговоре, состоявшемся в Кесарии Филипповой, Иисус строго упрекнул своего ученика Петра. Этот упрек следует непосредственно за словами «Ты Христос», из чего заключают, что Иисус явно отверг этот титул. Бультман выдвинул предположение о том, что заявление Петра является частью Пасхальной истории, которую Марк включил в описание жизни Иисуса.
У евангелиста Матфея (24, 5) Иисус также проводит связь между собою и Мессией: «…многие придут под именем Моим, и будут говорить: „Я Христос”, и многих прельстят». Однако даже этот отрывок, стоящий особняком в евангелиях, не говорит ничего такого, чтобы, основываясь на нем, можно было расценить как притязание Иисуса на титул Мессии. Он предупреждает учеников о мошенниках, которые придут под маской Мессии и будут утверждать, что говорят от его, Иисуса, имени.[447]
Еще один заслуживающий упоминания отрывок, также обособленный, находится в Евангелии от Луки.
Когда Иисус входит в Иерусалим вместе с небольшой группой последователей, то его приветствует не огромная толпа людей, провозглашающая его Мессией, как у Марка и Матфея, а ученики, кричащие: «…благословен Царь, грядущий во имя Господне!» (Лук. 19, 38). В связи с этим фарисеи, находящиеся в толпе, просят Иисуса, чтобы он велел ученикам замолчать. Иисус отвергает это безосновательное требование и тем самым косвенно подтверждает свое притязание на титул Мессии. «И некоторые фарисеи из среды народа сказали Ему: Учитель! Запрети ученикам Твоим. Но Он сказал им в ответ: сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют» (Лук. 19, 39–40).
Эта сцена, согласно общепринятому мнению,[448] является церковной интерполяцией, сделанной по прошествии события, vaticinio ex eventu[449]. Фраза «камни возопиют» вдохновлена словами пророка Аввакума: камни города, обреченного на скорое разрушение, засвидетельствуют о царском происхождении Иисуса, когда его ученики (во время страданий Христа) будут молчать.[450]
Единственный титул (если его можно считать «одним» титулом), который Иисус применял по отношению к себе, – это «Сын Человеческий». Это выражение использовано более семидесяти раз в евангелиях, но, что удивительно, ни разу у Павла. Оно употребляется только самим Иисусом, а не окружающими, что является веским доказательством его подлинности. Хотя, в конечном счете, не исключено, что все высказывания Иисуса вложены в его уста христианской общиной и отражают ее собственную теологию, большинство исследователей полагают, что Иисус действительно использовал этот титул (который редко встречается в более поздней еврейской литературе) как обозначение собственной сущности.[451]
Однако Иисус никогда не использовал по отношению к себе титул «Сын Человеческий» в смысле суверенной власти, в котором он употреблен в Дан. 7, 13. Это становится ясным из стиха Матф. 10, 23 (также Марк. 8, 38 и Лук. 12, 9–10), где Иисус пророчествует о пришествии Мессии, говоря: «…не успеете обойти городов Израилевых, как приидет Сын Человеческий», но не относит эти слова к себе. Есть множество мест, где Иисус применяет титул «Сын Человеческий» по отношению к себе, но явно не в смысле суверенной власти: «И говорит ему Иисус: лисицы имеют норы и птицы небесные – гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Матф. 8, 20).
Бен-Хорин отмечает,[452] что в обычном употреблении выражение «Сын Человеческий» эквивалентно понятию Бар Наш[453], что означает «всякий человек». Подобное толкование убедительно в отношении таких отрывков, как, например, следующий: «…Сын Человеческий есть господин и субботы» (Марк. 2, 28); т. е. суббота была создана для того, чтобы все люди наслаждались ею.
Ранние грекоязычные христианские общины, очевидно, не смогли усвоить этот трудный термин; во всяком случае, со временем он исчез из церковной литургии. Эрнст Блох пишет:[454] «Каким простым покажется это словосочетание, если мы поймем, что за ним стоит не описание некой таинственной личности, а просто арамейское обозначение существа, ходящего на двух ногах».
Евангелия, в том числе и Евангелие от Иоанна (6, 15), допускают, что Иисус был крайне сдержан в вопросе титулов, затрагивающих сферу религии. Для него немыслимым был сам факт, чтобы кто-то мог поклоняться ему. Кроме того, он нигде не говорит о себе как о потомке дома Давида. Он позволял обращаться к себе как к Учителю (раввину), но даже «учитель благий» было для него преувеличением, и он сразу же упрекал всякого, кто его так называл: «…что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог» (Марк. 10, 18). Принимая во внимание такую скромность Иисуса, трудно представить себе, чтобы перед Синедрионом он внезапно провозгласил себя Мессией.
Решающий вопрос и ответ
Обвинение в притязании на звание Мессии не было включено в обвинительный акт, представленный Синедриону. (Кстати, оно упомянуто только у Марка и Матфея.) В таком случае что же послужило предлогом для первосвященника, который внезапно обвинил Иисуса в притязаниях на мессианство? Единственным объяснением могло бы быть то, что сам Иисус навлек на себя подобное подозрение в ходе слушания. Но об этом нигде не говорится.[455] Ибо сразу же после показаний свидетелей, которых не было достаточно для вынесения приговора, Каиафа прервал ход допроса своим неожиданным вопросом о том, является ли Иисус Мессией: «И, встав, первосвященник сказал Ему: что же ничего не отвечаешь? что они против Тебя свидетельствуют? Иисус молчал. И первосвященник сказал Ему: заклинаю
