Монмут вздохнул.
Да, пожалуй, следовало бы призадуматься уже тогда. Давно известно – коль всё так хорошо, жди беды и готовься принять удар со стороны самой неожиданной.
Его высадка на французском побережье, в устье Сены, была почти триумфальной. Монмут не сомневался, что с налёта возьмёт Арфлёр, который, словно ключ, откроет ему всю Нормандию. Но слабенький гарнизон Арфлёра, нежданно-негаданно, оказал мощное сопротивление. Монмут две недели обстреливал стены города, пытаясь одну за другой разрушить все его двадцать шесть башен, но пушки и требюше, хоть и нанесли постройкам значительный урон, все же не пробили брешей достаточных для проникновения в город.
Пришлось становиться в непредвиденную, долговременную осаду.
И тут случилась первая беда! От августовской жары и осадных условий в английской армии началась эпидемия. Солдат буквально выворачивало наизнанку кровавой рвотой и поносом, и они умирали сначала десятками, а потом и сотнями, устилая могилами поле вокруг Арфлёра.
Затем, предвестником ещё одной беды стала попытка де Гокура – командующего осажденным гарнизоном – вырваться за пределы города. Сама по себе эта вылазка, конечно же, никого не испугала, и бравый Джон Холланд сумел загнать французских крыс обратно, едва не ворвавшись в Арфлёр следом за ними. Но сам факт говорил о многом! Чуть раньше, от перехваченных французских шпионов стало известно, что безумный король Шарль принял орифламму в аббатстве Сен-Дени, а это могло означать только одно – военный вызов Генри Монмута принят, и под священную хоругвь собирается огромное войско, которое уже двинулось навстречу английскому королю, грохоча боевыми доспехами. Если это войско дойдёт сюда прежде чем рухнет сопротивление Арфлёра, беды не миновать!
Правда, собственные шпионы доносили, что движется войско крайне медленно из-за разногласий внутри него и между двумя командующими – Жаном ле Менгром, маршалом Бусико и коннетаблем Шарлем д'Альбре. Но это было слабым утешением для мучающейся поносом армии, поэтому на военном совете постановили восемнадцатого сентября идти на Арфлёр решительным штурмом, пока, как выразился Хэмфри Глостер, «армия не затонула в собственном говне»…
Может, именно это и следовало сделать? Или оставить проклятый город в покое и сразу двигаться на зимние квартиры в Кале?
Король Генри сжал ладони так, что побелели переплетенные пальцы.
Нет! Он пришёл сюда, как король, и пришёл завоевывать! Кто виноват, что получилось иначе? Его ли собственный рок, или провидение, легкомысленное, как и французы, которым оно решило вдруг благоволить? Кто? Зачем? Почему? Чего теперь спрашивать? Даже если ответы на все вопросы загорятся сейчас перед ним, подобно огненным письменам на пиру у Валтасара, изменить всё равно уже ничего нельзя. И всё случилось именно так, как случилось, потому что на всё воля Божья, и иначе быть не могло…
А как хотелось бы, чтобы было иначе!
Тогда, после военного совета, будто подслушав его решение, Рауль де Гокур вдруг решил вступить в переговоры. С печальной свитой всего из двух всадников, бледный, изможденный и еле-еле держащийся на ногах, командующий арфлерским гарнизоном попросил дать ему ещё четыре дня.
– У нас кончилось продовольствие, нет воды, – почти шептал де Гокур, – люди не могут больше заделывать бреши в стенах… И оборонять их тоже не могут. Если за четыре дня помощь не придёт, клянусь собственной честью, двадцать второго числа гарнизон откроет ворота Арфлёра без боя.
Что тут было делать? Рыцарское достоинство не позволяло Монмуту ответить отказом. Да и кто бы на его месте отказал? Идти против людей, которые сами сообщили о своей слабости.., идти, заранее зная, что победа станет лёгкой, и покрыть себя позором такой победы?! Последний рыцарь на провинциальном турнире не позволил бы себе поступить подобным образом. А король Англии рыцарь не последний во всей Европе!
И соглашение было заключено.
Тут, к слову сказать, Генри Монмут мало что терял. По его подсчетам, помощь Арфлёру не пришла бы и за месяц, так зачем попусту гнать собственных измученных солдат на штурм, где, даже при самом слабом сопротивлении, кто-то обязательно погибнет. А так, и армия сохранена, и честь, и побеждённый заранее противник, не лишился последней надежды.
Де Гокур слово сдержал. Двадцать второго сентября ворота Арфлёра, не спасённого собственной армией, открылись, впуская победителей.
Вошли они, правда, не так торжественно, как собирались, и многие выглядели чуть лучше изголодавшихся в осаде горожан. Но победителей, ещё со времен Горациев, не судят – судят они сами, и судят так, как считают нужным…
Английский король кровавой расправы ещё не жаждал. Всех рыцарей не самого знатного происхождения, защищавших город, он велел отпустить под обязательство не брать в руки оружия до полной выплаты назначенного им выкупа. Рыцарей знатных, в том числе и Рауля де Гокур объявил пленными, передав их под почётное внимание герцога Бедфорда. А горожанам предложил присягнуть ему, как королю, единственно законному… И очень удивился, узнав, что желающих присягать не нашлось.
Что ж, законы военного времени, в первую очередь, касаются побеждённых. С реверансами рыцарских турниров у них общего мало, поэтому непокорных горожан попросту изгнали, а город был объявлен новым английским форпостом, наподобие Кале.
Теперь следовало, как можно скорее отступить на зимовку и, собравшись с новыми силами, продолжить начатое. Собственные шпионы доносили, что французская армия, узнав о сдаче Арфлёра, изменила маршрут и теперь будет пытаться отрезать путь английскому войску, взяв под контроль все броды и переправы через Сомме. Но Генри Монмут очень надеялся успеть дойти до удобного брода под Бланш-Таке раньше.
Увы… Пострадавшая от эпидемии его армия восстанавливалась не так скоро, как хотелось бы, разомлев после осадных бивуаков в городских жилищах. Срочно прибывший из Англии обоз с провиантом и лекарями принес некоторое воодушевление и облегчение, но и задержал изрядно. Поэтому, только в начале октября, оставив в Арфлёре укрепленный гарнизон и, имея за собой около тысячи тяжелых конников и пять тысяч лучников, Генри Монмут ускоренным маршем двинулся на Кале. Он рассчитывал, что доберётся туда дней за восемь, не позже, потому распорядился всю артиллерию, а также удобный, но медлительный обоз за собой не тащить. Оставил при себе только драгоценности короны, и, в первую очередь, её саму. Этот золотой венец стал уже чем-то вроде амулета, и должен был увенчать его голову в славе, а тем более, в смерти. Генри Монмут и жить, и умирать жаждал только королём… Но, Господи, Боже! Почему?! Почему именно умирать? Почему так скоро?! И так позорно?!
Они, конечно же, не успели. Маршал Бусико уже ждал у переправы под Бланш-Таке, забив её дно острыми кольями и заставив двигаться дальше и дальше вдоль реки, не переходя на нужный берег. А тут ещё полили дожди, дорога раскисла, превращаясь местами в грязевое болото и замедляя их движение, как во сне, когда бежишь, бежишь к желанной цели, и она, вроде бы, на месте, но, как ни убыстряй шаг, всё не приближается. А тут и сырость, и снова голод, потому что двигались без обоза, и неустроенность в дороге, которая значительно удлинилась, благодаря движущемуся параллельно Бусико… Короче, одна невзгода за другой заставили подлеченную было армию снова заболеть.
Генри Монмут видел, что его военачальники, то и дело, переходили от отчаяния к гневу и обратно. Он пообещал, что все захваченные по дороге города будут безжалостно истребляться, но даже такого утешения Господь им не дал. Шарль Безумный, или его советники, видимо струхнули не на шутку и разослали по своим городам воззвания, в которых обращались за помощью… к горожанам!!! Французский король умолял своих подданных строить оборонительные укрепления и усиливать уже построенные! И это неслыханное унижение принесло-таки свои плоды! Измотанная, обессиленная армия таяла на глазах, вынужденная обходить стороной места, где могла отдохнуть и которые должна была бы предавать огню, чтобы хоть как-то выплеснуть свое отчаяние!
Только под Бове им повезло. Замок удалось захватить, но задерживаться в нем, а тем более, оставлять какой-то гарнизон, было немыслимо, поэтому воинство утешило себя единственно возможным способом – все винные запасы замка были разграблены, а рыцари и лучники напились так, что вздумай французы переправиться и напасть, навстречу им вышел бы только король. Да ещё Хэмфри Глостер.
И вот теперь, оставив за собой длинный путь, усеянный могилами, они всё же переправились через Сомме… Под Бетанкуром обнаружился единственный неохраняемый брод. И, хотя дамба там была почти разрушена, её удалось достаточно хорошо укрепить, разобрав на бревна окрестные крестьянские дома, а затем переправиться и идти дальше…
