себя всю лишнюю растительность и ходил всегда гладко выбритым, благоухая мерзким цветочным запахом. И теперь я, хорошо, насколько это возможно, выбритый, весь чистенький и с лицом почти попы младенца, жевал собранные мне в дорогу Кирилычем продукты и готовился к долгожданному сну.
В дверь номера постучали. Проглотив недожёванный кусок, я удивленно прислушался. Стук повторился. Я, одетый только в завязанное на поясе полотенце, боком выглянул в открытую дверь номера. Передо мной стояли две девушки. При оформлении я видел их в холле сидящими в креслах и мирно беседующими с кем-то из работников отеля.
– Добрый вечер, – сказала одна из девушек. – Вам до́суг не нужен?
– Что? – удивился я.
– До́суг!
До меня дошло, о чем именно вопрос, больше по внешнему виду девушек, чем по самому вопросу. Был поздний вечер, и девушки в соблазнительно коротких юбках пришли явно не спеть мне колыбельную.
– Нет, спасибо, – буркнул я смущенно, закрывая дверь.
«Досуг» – такого применения этому слову я раньше не встречал ни в одном известном мне языке. Ко всему прочему, ударение было поставлено на первый слог, что в принципе делало слово не совсем понятным. Но суть предложения была очень даже ясна, скажу даже больше – этот долбаный досуг мне уже давным-давно требовался, но отказать пришлось по ряду причин. И это далеко не пренебрежительное отношение к тем девушками. Их профессия – не грязнее стоматолога или акушера, да и приятных ощущений, пожалуй, в ней намного больше. Древнейшая и всегда востребованная профессия женщин, предлагающих свое тело, по моему мнению, была морально чиста. В мире, сплошь пропитанном латентной проституцией большей половины всех существующих на планете женщин, эти девушки были честны и открыты. Не знаю, что побудило их выбрать именно такую специализацию: темперамент, чувство временного обладания любым мужчиной или банальная корысть. Но они об этом открыто заявляли и сразу честно выставляли за услугу разумную, наверное, цену.
Потому, со всем уважением к их профессии, мне пришлось отказаться от их сервиса. И причин для отказа хватало. Во-первых, цены на отель не вписывались в мой бюджет, и если я хотел побыть с фигуркой немного дольше, то мне стоило вести себя скромнее. Во-вторых, я не хотел быстрого защищенного контакта с партнершей. А запах горячего латекса вперемешку с каким-нибудь фруктовым ароматом казался мне всегда унизительно неприятным. И в-третьих, фигурка меня изменила, изменила мое понимание вещей. И такое понимание говорило мне однозначно, что близость должна быть только с человеком, которого понимаешь и которым увлечен. Тогда, и только тогда этот процесс приобретает те ценные нотки, которые делают тебя чувственней, те, что заполняют и успокаивают твою сущность. Именно тогда все приобретает иной смысл, будь то встреча взглядов во время близости или вульгарные жесткие действия. Тогда мы получаем скрытую роскошь этого мира. А эти, вполне привлекательные девушки, всего-то пришли и предложили мне справить нужду.
«Да, пожалуй, теперешнее понимание мира оставит меня без сладкого», – подумал я, дожевывая ужин и направляясь спать.
Постель! Мягкая, чистая и ровная. Она хоть и не совсем, но компенсировала тоску по утраченной женской ласке. Я очень по всему этому соскучился, по простой цивилизованной обстановке, по запаху чистоты и отсутствию других запахов, по возможности раскинуть руки и ноги в любом направлении, не боясь, что на твоё лицо посыплется старая глиняная побелка. Восхищаясь всеми теми мелочами, которые ранее были вокруг меня всю сознательную жизнь, я крепко уснул.
Утро требовало действий…
* * *
– Петр, давайте прервемся, – перебил меня Стефан, хоть для него такое поведение было и не свойственно.
– Да, хорошо, – наконец-то отвлекся я от рассказа.
– Давайте продолжим завтра, уже поздно, и тяжело нормально работать, – сказал изрядно помятый Стефан.
Фрейя сидела осунувшись и, глядя в потолок, молчала, причем уже, видимо, давно. Я был их испытанием перед вторым госэкзаменом, их заданием, их тюремщиком. Ни одного пункта моего удивления в рассказе они не пережили. Рассказывая о ранее случившихся событиях, я повторно смаковал нюансы, а они оставались беспристрастны. Мне стало даже как-то жалко, что люди способны извлекать опыт только из своих личных переживаний и потерь и быть глухими и слепыми по отношению к пройденному другими. Но это факт, норма. Что увлекает одних, другим совершенно не интересно. С этими мыслями я спокойно и крепко заснул, и продолжил выполнение своей части договора уже утром.
– Мы остановились на отеле, – сказал Стефан, обозначая точку старта следующего дня. И я продолжил.
* * *
Утро. Утром в зеркале появился совсем другой, приятный на вид молодой человек, только с опухшей щекой. От ностальгии по условиям Кирилыча не осталось и следа, она с облегчением смылась ещё первыми каплями душа без малейшей тени сожаления. Я окончательно утвердился во мнении, что человек должен стремиться к комфорту, только без излишеств. План действий был понятен и очень прост. Для начала нужно было довести себя до нормального состояния, чтобы люди перестали от меня шарахаться. Разобраться с беспокоившим меня зубом мудрости, и сразу искать место ночлега, позволяющее мне находиться здесь дольше, чем пару дней.
Добравшись до железнодорожного вокзала, я без труда нашел мост, в глубине щели которого тихо дожидался моего возвращения плотно упакованный сверток. Оставив только совсем малую сумму на обратный билет, всё остальное я решил обменять. Я направился к менялам. Они, как ни в чем не бывало, стояли на том же месте. Даже одежда, насколько помнится, была та же: полуспортивная пыльная и в молодежном стиле. Выглядело так, будто оно и не уходили никуда за прошедшую зиму, как титаны держа на своих плечах крышу банковской системы страны. Прежнего волнения не было, было даже немного интересно, как пройдет обмен. Я обратился к тому же, что и в первый раз, мужчине, пытаясь полностью повторить свои действия. В ответ на деловито сунутые мной деньги он спросил:
– Всё менять?
– Угу, – повторил я, уже понимая сказанное осенью.
– Курс сейчас двадцать семь и семь, устроит?
Мой кивок головой, обмен купюрами и остальные банковские операции прошли быстро и без суеты. Те же лысые, немного больше прежнего разжиревшие джентльмены удачи сидели все в той же машине, не обратив в этот раз на меня никакого внимания. Я первым делом купил себе в аптеке обезболивающее, потом пошел перестричься: нужно было убрать то жуткое творение на голове. А после купил пару комплектов одежды и обуви, причем примеренное сразу же оставлял на себе, а то, в чем был, выбросил в ближайший мусорный бак.
В холле отеля была уже другая женщина, почтительно со мной поздоровавшаяся. Недавно посетившие номер девушки мирно сидели на диванчике и делали вид, что меня не заметили. Поднявшись в номер и перепаковав вещи, выбросив ещё
