он разошелся, мама достала ему цветные карандаши и альбомчик:
– На вон, порисуй что-нибудь, – умело переключила она его внимание.
– Хорошо. – Дан взял рисовальные принадлежности и сразу же перенаправил их на меня: – На, рисуй.
– А ты сам почему не хочешь? – спросил я, серьезно нахмурив брови.
– У меня плохо выходит, рисуй лучше ты, – так же серьезно ответил он.
– Хорошо, и что же мне тебе нарисовать?
– Ну, там солнце, дерево цветы. Рисуй, рисуй!
– Ладно, – сказал я и начал рисовать желтый квадрат в правом верхнем углу.
Дан сосредоточенно нахмурил брови. Я аккуратно зарисовал квадрат желтым цветом и продолжил пририсовывать к нему красные лучи.
– Это что, солнце? – удивился он.
– Да, конечно, солнце, – очень серьезно ответил я. – А что же еще?
– А тогда почему оно квадратное?
– А каким же ему ещё быть? – мое лицо выразило явное удивление.
– Круглым, как и полагается. И лучи должны быть желтые, а не красные.
– Глупость какая. Смотри, в лампе светит спираль, она вообще как завитушка, – перевел я его внимание на полупрозрачный плафон бокового светильника нашего купе. – А вот я её включаю, и тебе кажется, что светится круг. Да и с чего ты решил, что лучи солнца желтого цвета, ты их что, видел?
Мои слова рвали стереотипы его мышления в клочья, потому что логика суждений была железобетонной.
– Хм, да. Пусть будет так, рисуй дальше.
Тут за стеной что-то скрипнуло, видимо, с верхней полки купе за стенкой слезал кто-то тучный.
– О! Что это?! – всполошился сразу Дан, раскрыв почти на пол-лица свои карие глаза.
– Это? А, это крокодил, – со спокойным равнодушием ответил я так же невозмутимо, как Кирилыч сказал мне об абрикосах и конопле.
– Какой ещё крокодил?! – с ещё большим удивлением спросил мальчик.
– Обычный вагонный крокодил. Ты что, никогда не видел вагонных крокодилов, что ли?
Высокомерному удивлению на моём лице просто не было конца. Кривляться или корчить рожи, как когда-то мне пришлось это сделать в инфекционном отделении медсестре, теперь было не нужно. Дан без труда ловил все интонации и мельчайшие нотки в разговоре.
– Хи-хи, крокодил зеленый, – расплылось в улыбке его лицо, и он с опаской выглянул в сторону соседского купе.
– С чего ты взял, что он зеленый? Он вообще-то розовый, а не зеленый.
– Розовый?! Розовых крокодилов не бывает.
– Обычных – да, согласен. А вагонные крокодилы бывают всякие: фиолетовые, оранжевые. Но основная масса – розовые, – с невозмутимым знанием всего, что может быть известно о крокодилах, сказал я. Дан молча тихонечко удалился в сторону соседского купе, а буквально через минуту с восторгом от разоблачения моей невероятной лжи вломился назад.
– Нету там никакого крокодила!
Но я тоже не ударил лицом в грязь.
– С чего это ты так решил? Что, он тебе сидеть на одном месте будет? Скрипнул, да и забился тихонечко где-нибудь в щель. Он ведь маленький.
Дан уже понял, что я шучу, но сама возможность решать, что может быть, а что нет, ему очень понравилась, и мы продолжили рисовать невероятные вещи и существ.
Его мама так и не поняла базовых принципов возможностей, предоставляемых нам миром. Не поняла, что различия между тем, что может быть, и тем, чего никогда не было, определяются только нашим сознанием. А вот Дан уловил суть сказанного очень четко и правильно, потому нам и было настолько интересно вместе. Пока в купе на одной из остановок не подсел ещё один пассажир. Это была девушка чуть младше меня, как мы сразу поняли, студентка, у которой скоро должен был быть важный экзамен. Войдя, она тут же принялась за учебу, и беспомощно вздыхала, когда мы с Даном её отвлекали всякой ерундой. Поэтому мама включила ему мультики со звуком через наушники, а я решил пойти пить кофе. Уточнив у проводника, в какой стороне вагон-ресторан, я направился за своим любимым напитком.
* * *
Поезд был намного грязнее и обтрёпаннее того, на котором я въехал в страну, но все равно это был суперпоезд по сравнению с ковбойским. По крайней мере, я так предполагал, пока не начал двигаться к вагону-ресторану. Оказалось, что в поезде не все вагоны одинаковые. Один был такой, где люди просто сидели в одежде с сумками под ногами, как в курятнике, каждый на своей жердочке. Но это было не самое эффектное. Пара вагонов с совершенно другой организацией мест меня сразила наповал. Это были купе без стенок и дверей на выходе, только перегородки, значительно зауженные в длину. Освободившееся место по ширине вагона было использовано, чтобы сделать ещё два яруса лежачих мест вдоль вагона с противоположной стороны от купе. И всё это было наполнено отдыхающими пассажирами, а также тяжелым неприятным запахом продуктов и людей не первой свежести. Из-за нехватки длины лежачих мест в проход вдоль всего вагона двумя ярусами торчали фрагменты людей роста больше среднего: то ноги в носках или без, то головы. Верхний ярус отдыхающих приходился как раз на уровне лиц тех, кто хотел пройти мимо.
Зрелище было жутковатое, и во всем этом варился народ, особо не замечая происходящего. Кто-то играл в карты, кто-то пил спиртные напитки, кто-то громко и беспардонно галдел. Почти на всех столах лежали продукты, прям над головами, на полках под крышей, нависали сумки, тюки, рулоны, и это в сочетании со спертым воздухом создавало оттенок легкого завтрака во время чумы. Испуганно проскочив два таких вагона и успешно обойдя все преграды из ног на моем пути, я добрался до своего напитка. Но меня ждало большое разочарование: кофе хоть и был сделан по всем правилам и подан надменно аккуратной дамой, все же был на редкость отвратительным. И ради этого я прошел через такие испытания! Мало того, мне через них предстояло возвращаться. Но делать было нечего, я уточнил, нет ли у них другого кофе, и, узнав, что есть ещё растворимый, оставил надпитую чашку и отправился в обратный путь.
В купе было тихо. Девушка что-то учила, Дан смотрел мультфильм, его мама спокойно рассматривала пробегающий мимо пейзаж и наслаждалась временным покоем. У меня же в голове назойливо зацепилась мысль о кофе. Вернее, не о том напитке, что мне принесли в вагоне-ресторане – чего ещё можно было ожидать от поезда, в котором есть общественные лежанки с не замечающими происходящего людьми. С ним было все ясно. Я задумался о кофейной индустрии в целом. Индустрии, охватившей весь мир, по выгоде не сильно отстающей от торговли лекарствами или азартными играми. Сначала эта индустрия завоевала сердца поклонников свойствами напитка: бодрящим и ароматным. Вернее, сначала бодрящим, потом расслабляющим, ведь действие кофеина по прошествии минут бодрости сменяется действием теобромина, имеющего совершенно противоположный эффект. После того как армия поклонников напитка была собрана, начался второй
