Но прятаться было поздно: ящик Пандоры открыт.
И Лиззи спросила:
— Что случилось той ночью? — Отец должен знать, она достаточно взрослая, чтобы это вместить. Пусть сердце ее и противилось новым открытиям…
— Раненого, истекающего кровью, меня препроводили в Раглан и выделили комнату в замке, — продолжил Хэмптон рассказ. — Доктору, явившемуся помочь с раной, правды, конечно же, не открыли: мол, револьвер ненароком выстрелил в процессе чистки. Или нечто подобное… Мистер Бродерик особенно настаивал на молчании, я подчинился. Он зашел ко мне после перевязки, сказал, нам нужно поговорить… Я очень страшился суровой отповеди, укора с его стороны, готовился привести тысячу доводов против любого из них, однако был удивлен: «Ты, действительно, любишь Кэтрин? — спросил он меня. — Даже теперь, после случившегося на пляже?» Я ответил, что она не несет вины за преступные действия брата, что Роланд надумал дурного о моих истинных чувствах, намерениях в отношении сестры. И мистер Бродерик казался довольным ответом… Он улыбнулся, несмотря на глубокую складку, пересекавшую его лоб.
И тогда мы услышали крик. Женский, истошный крик, от которого оба не сразу пришли в себя… Он оборвался внезапно, на самом изломе, словно схлопнулся, так и не набрав силы. Мы с Бродериком переглянулись, произнесли в унисон: «Это Кэтрин», и вот он уже бежит к двери, я — следом за ним. Не больше десятка шагов по коридору, и он поворачивает ручку двери… Та не поддается. Заперто изнутри. «Кэтрин, дочка, ты там? Что происходит? Открой двери немедленно». Ответа не получаем, ничего, кроме звука борьбы из-за двери… Возни и мычания. В комнате что-то происходит, что-то недоброе, злое, а мы абсолютно беспомощны: дверь, как бы Бродерик не пытался сорвать ее с петель, достаточно крепкая, чтобы выдержать вес в сотню раз больше.
Хэмптон на мгновение замолкает, сидит в глубокой задумчивости, ни на кого толком не глядя: словно опять переживает страшный момент.
— Никого из слуг так и не появилось, зато мы увидали миссис Бродерик со связкой ключей. Не сказав ни единого слова, она проследовала к двери и отперла ее в считанные секунды… То, что мы увидели в комнате, повергло меня в настоящий ужас: Кэтрин лежала на постели с кляпом во рту (кажется, это был обрывок ее собственной ночной сорочки) и пыталась сопротивляться мужчине, удерживающего ее весом своего тела. Намерения его были более, чем прозрачны… Разодранная сорочка Кэтрин и вожделение в его глазах сказали мне больше необходимого. Но самое страшное — это был Роланд, ее родной брат… Растрепанный и босой, обнаженный по пояс, с этим диким, безумным блеском в глазах. Он поглядел на нас, не ослабляя железной хватки, кажется, даже не испугался, только склонился и припал к ее шее губами… Не целуя, проводя по ней языком. Словно зверь, вылизывающий детеныша… Первой пришла в себя миссис Бродерик: кинулась к сыну и вцепилась в его руку. Он оттолкнул ее, словно щепку… Пришел наш черед действовать, и Бродерик подхватил тяжелый серебряный канделябр. Пламя взметнулось… Вспыхнуло. «Отойди от сестры! — твердым голосом отчеканил Бродерик, подступая с горящим оружием в руках. — Я не хочу тебя ранить, но сделаю это, если придется».
Роланд Бродерик зашипел, его губы ощерились в подобии животного оскала, он весь напрягся, словно перед прыжком, даже волосы вздыбились на загривке.
«Она моя, — то ли выдохнул, то ли простенал он, — моей и останется. Никому этого не изменить!» Потом соскочил с постели и выскочил в коридор, оставив нас, оглушенных, потерянных, наедине с плачущей Кэтрин и ее непроходящей истерикой…
Роланд, как оказалось, забрался в окно… Проявил удивительную способность, доселе мне непонятную. Стены Раглана кажутся неприступными. Он же сумел одолеть их без всякой страховки… Впрочем, — Хэмптон встряхнул головой, — речь сейчас не о том…
Страшный рассказ стоял у Лиззи перед глазами, кроме того, она ощущала его собственным телом… Так, словно с ней приключилось нечто подобное.
И ведь было…
Во сне.
В том страшном сне, когда жуткое нечто пробралось в окно ее спальни, придавило к постели, шептало мерзкие вещи…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Касалось ее языком.
Она сидела, боясь шевельнуться… Дыхание вдруг захолонуло. Накатил тот же ужас, что и тогда… в утро ее пробуждения.
Крепкая рука мужа легла на ее плечо, погладила через одежду, даря покой и успокоение. Страх вдруг отхлынул… Трезвость мысли вернулась.
Это был только сон.
Сон, навеянный разговорами об оборотнях…
Случайное совпадение.
— В ту самую ночь Бродерик рассказал мне о сыне: о его бесконечной преданности сестре, проявляемый к ней с самого их рождения, о том, что, умиляя поначалу, переросло в нечто большее, пугающее и страшное. О том, как в восьмилетнем возрасте Роланд столкнул со стены поваренка, не так посмотревшего, как ему показалось, на Кэтрин… Как это заставило обоих родителей присмотреться к собственному ребенку и заметить тревожные признаки отклонения, лишь усугубившиеся с возрастом. А в последнее время ставшие настолько явными и пугающими, что они начали серьезно опасаться возможных последствий.
И, как все мы могли убедиться, не зря…
Аддингтон вдруг осведомился:
— Его отыскали? Что с ним сталось тогда?
— Мне почти ничего о том не известно, — ответил Хэмптон на заданный вопрос. — Я был занят делами иного толка. Приводил в исполнение план, поведанный мне двумя днями позже… И то, что я на него согласился, объясняется лишь моими юностью и влюбленностью в Кэтрин. Не думаю, что сейчас согласился бы на подобное…
Лиззи сказала:
— Мнимая смерть. Вы хотели сымитировать гибель мамы…
И Хэмптон кивнул:
— Так и было. Бродерики считали, что Роланд от девушки не отступится… Будет вечно следовать по пятам, поджидать удобного момента, уверенный в своем праве, рано или поздно совершит новое нападение. И все мои уверения в возможно защитить Кэтрин от любых нападок с его стороны не возымели должно эффекта… Родители были уверены, что мне с этим не справиться. Безумие усмиряют безумными планами, сказали они… Только отлучив одного близнеца от другого, есть возможность обеспечить должную жизнь каждому из них. И они готовы были на многое, чтобы этого добиться.
— Разве мама не воспротивилась плану? — осведомилась Лиззи.
— Она все еще была не в себе после пережитого. Я страшился, увижу ли прежнюю Кэтрин в ее глазах, услышу ли звонкий переливчатый смех, прельстивший меня однажды. Она глубоко замкнулась, ушла в себя… И я был готов свернуть горы ради ее благополучия. Помню, она мне сказала: «Увези меня, милый Элайджа. Увези далеко, так, чтобы больше не возвращаться!» — Он выдержал паузу. — Так и вышло: больше она Раглана не видела. Никогда. Ни Раглана, ни собственных родителей. Они свято берегли тайну ее мнимой погибели, ни разу нам не написали. Верно, страшились, что Роланд что-то прознает… Выследит. Низведет тем самым на нет приложенные усилия…
— Бедная мама! — выдохнула Лиззи. — Если б я только знала…
И отец покачал головой.
— Она не хотела, чтобы ты знала. Это расстроило бы ее… Больше, чем просто расстроило. Потому она и таилась… Стыдилась, что была слишком наивна, дабы рассмотреть в брате безумца, не предотвратила беды. Хотя сотню раз я твердил ей о том, что догадка мало бы что изменила… Она была в случившемся не при чем.
— Девушка, похороненная вместо нее?..
— Одна из жительниц Берри, как мне сказали. Ее привезли уже мертвой… С разбитым о скалы лицом. Я подумал тогда, что вышло то весьма своевременно, точно как надо. Бродериков слуга, тот самый, что и сейчас греет кости на кухне…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Нолан?! — ахнула Лиззи.
— Нолан, коли его так зовут. Так вот он ее и привез… Он же вывез нас с Кэтрин в Кардифф и посадил на корабль. Бродерик доверял ему, как себе… Мы простились у тела погибшей незнакомой нам девушки — никогда не забыть мне той сцены — миссис Бродерик крепилась из последних сил, никак не могла дочери отпустить. С серым лицом все прижимала и прижимала ее к себе… Ее муж наставлял меня увезти дочь как можно подальше, позаботиться о ее будущем счастье. Передал деньги. Кольцо с изумрудом. И мы отбыли под полной луной, освещающей нам дорогу… Помню, как выли волки в лесу. Словно пели прощальную песнь… Заупокойную и печальную.
