— Ты просил довериться тебе, — отозвалась Лиззи на это, — просил обо всем тебе говорить, быть честной… Без недомолвок. А сам… сам столько скрывал от меня! О стольком умалчивал. — Она отступила к двери. — Мне нужно время, чтобы это принять! Осмыслить… — Потом развернулась и выбежала из комнаты.
Ноги сами понесли в северное крыло, в комнату ее матери, на постель под цветочным балдахином. Она легла на нее, свернувшись калачиком, долго-долго лежала, словно в какой-то прострации. Голос мужа из-под запертой двери казался далеким голосом моря, шумевшего за окном, как и прежде.
Она не воспринимала его живым…
Она и сама казалась себе мертвой.
Словно та Элизабет Хэмптон, что родилась и воспитывалась до девятнадцати лет в родительском доме, вдруг умерла, перестала существовать, окуклилась в ожидании чего-то более совершенного…
В любом случае, прежней ей более не быть.
Никогда!
Правда меняет получше любого возможного средства.
А ей еще столько открытий предстоит… Вот, например, Джексоны: Лиззи никак не удавалось поверить в столь изощренную злонамеренность старого знакомца. Гарри всегда казался открытым и искренним, чуточку бесшабашным, но уж точно не коварным воплотителем продуманного в мелочах плана. Ведь если поверить в то, что это он выкрал матушкино кольцо, то стоит принять и его нападение на тетушку. Пусть ненамеренное, но крайне жестокое…
Да и зачем ему это?
Неужели ради Раглана?
Неужели Джексоны желали заполучить Раглан вместе с долговой распиской отца?
А самое главное: как они докопались до правды?
Как узнали, что Кэтрин Бродерик вовсе не умерла и хранит родовое кольцо?
А еще этот ключ…
Тот самый многострадальный ключ, что, будучи выброшенным в кусты, воротился к ней самым неожиданным образом.
Кто… или что могло сотворить такое?
Что ведают Джексоны про страшного зверя, держащего в страхе долину, и про тот самый ключ?
Новая мысль, настолько простая, что казалось нелепым не додуматься до нее раньше, заставила Лиззи сесть на постели, замереть, обдумывая ее так и эдак, встать и отпереть дверь…
Аддингтона за ней уже не было, и Лиззи отправилась на его поиски.
Больше она не пряталась, не страшилась зорких глаз домочадцев: Альвины ли, Нолана ли — все равно. Она хозяйка Раглана по праву! Дочь Кэтрин Бродерик, той, что положено было законом владеть его древними стенами.
— Джейн, где твой хозяин? — окликнула она горничную, вытянувшуюся по струнке при ее появлении.
— В комнате, мэм, он снова мается болями. Альвина послала меня за компрессами!
Лиззи подумала, что это ей на руку…
План в любом случае должен осуществиться.
— Так иди исполняй, — велела она служанке, а сама направилась вверх по лестнице. Стоило все же и в порядок себя привести…
— Элиза! — Аддингтон поднялся при ее появлении, отнял пальцы от пульсирующих висков.
— Не вставай, тебе вредно, — сказала она и улыбнулась. — Джейн говорит, боли усилились.
Но он словно не слышал ее: вглядывался в лицо, ощупывал взглядом, пытался понять ее истинное настроение.
Лиззи, однако, не притворялась: вместе с намеченным планом пришло неожиданное спокойствие. Обида на мужа враз улеглась, испарилась…
— Прости меня, Лиззи, я очень перед тобой виноват.
— Вовсе нет, ты сделал то, что был должен. Теперь я понимаю! Ложись и не думай об этом.
Аддингтон послушно прилег, и Лиззи присела рядом. Провела пальцами по волосам, помассировал виски, как учила Альвина.
— Я сама наложу компрессы, — сказала она вошедшей в комнату Джейн. — Я видела, как ты делаешь это. Уверена, справлюсь без труда!
Джейн оставила плошку с отваром и тряпицы для компресса и молча удалилась. Лиззи принялась за дело…
— Пахнет очень приятно, — сказала она, — что это за травы?
— Я мало в том разбираюсь, — признался Аддингтон, поймав ее руку и поцеловав, — тебе лучше спросить у Альвины, этой старой колдуньи.
И Лиззи призналась:
— Я подумала вдруг, она ведь матушку мою знала и может многое о ней рассказать. Обязательно ее расспрошу! А ты лежи смирно и не шевелись, — пожурила она супруга, никак не желавшего успокаиваться. Она как раз отжала смоченную в отваре тряпицу и наложила ему на глаза… — Альвина, помнится, велела держать подольше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Не более получаса.
Полчаса…
Лиззи поднялась на ноги и направилась к секретеру. Джеймс хранил в нем найденные в библиотеке бумаги, возможно, и старая расписка Джексона находились среди них.
— Куда ты? — осведомился супруг. — Посиди со мной рядом. Я очень хотел бы поговорить!
— Я только хочу переодеться, — солгала ему Лиззи. — Давно пора в порядок себя привести! Подожди немного… — Приоткрыла нужную дверцу и вынула старый потертый портфель из кожи. Юркнула за ширму и принялась судорожно просматривать бумаги…
Глазам не поверила, заметив витиеватые завитки росписи на желтой бумаге.
Неужели то самое?
Удача ей благоволила.
— Лиззи?
— Почти готова, — ответствовала она, скидывая халат и принимаясь одеваться. Закончив и выйдя из-за ширмы, произнесла: — Я только спрошу Альвину про травы. Любопытство замучило: хочу знать наверняка, чем тебя лечат. Подожди еще чуточку… — И, наклонившись, поцеловала супруга в губы.
Ради него и себя самой ей нужно выяснить все до конца…
И эта бумага поможет ей в этом.
39 глава
Лиззи была не очень хорошей наездницей — в городе возникало не много возможностей покататься верхом — однако взнузданная Томасом кобылка оказалась довольно смирной, она легко с ней управлялась. Пусть и нервничала сверх меры… Боялась, что Томас, пусть нехотя ее и отпустивший, направится следом, не поверив сказке о конной прогулке вдоль берега моря.
А ей сопровождающие были ни к чему…
Она знала, что, если ехать вдоль леса и свернуть к холмам у самого Берри, как раз попадешь к воротам Уиллоу-холла, а именно туда она и намеревалась попасть.
Имение Джексонов было ее единственной целью.
Имение и встреча с его владельцами.
И вот Лиззи увидала его издалека: красивый дом в тюдоровском стиле, величественный и славный, отмеченный, впрочем, следами явного запустения. Кованые ворота оплели дикий плющ и вьюнки, садовые клумбы проросли сорняками, а вышедший из конюшни неопрятный слуга поглядел на нее неприветливыми глазами. Он казался одичавшим островитянином, много лет не видевшим человека, и Лиззи вдруг поняла, посетители не часты в Уиллоу-холле. Возможно, она первая за долгое время… И дрогнула на мгновение: верно ли поступила, явившись сюда — все-таки дом — зеркальное отражение хозяев, а увиденное угнетало и наводило тоску.
Хотелось верить, в общении с Джексонами она испытает больше воодушевления.
Слуга в тот момент как раз ухватил ее лошадь под уздцы.
— Чего желаете, барышня? — осведомился басовитым тоном.
И отступать было некуда…
— Мне бы с хозяевами переговорить. Дома ли они?
— Мастер Джексон всяк дома. Должно быть, сидит в библиотеке… — он кивком головы указал в сторону дома. — Али еще где… — Говоря это, он помог Лиззи спешиться и повел кобылку в конюшню, ни разу не оглянувшись.
Растерянная, не совсем понимая, как же ей быть, Элизабет осталась посреди двора, постояла, глядя на дверь и утрачивая надежду на появление дворецкого или любого другого, способного сопроводить ее к дому слуги, поднялась по ступеням и постучала.
На стук никто ожидаемо не отозвался, и она потянула за ручку.
Заперто не было — Лиззи оказалась в широком холле.
Здесь следы запустения стали еще более явными, почти угнетающими: пыль, паутина и осенние листья, внесенные в дом еще прошлой осенью, таились по углам и плясали в застоявшемся воздухе хороводом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Здесь все было иначе, чем даже в Раглане, в том самом заброшенном северном крыле: там все казалось мертвым из-за отсутствия жильцов, здесь жильцов это запустение устраивало.
Альвина никогда бы не допустила подобного безобразия в жилой башне замка…
