Хелье, наблюдавший за действием с карниза, кинул на землю сверд, переместился, спустил ноги, повис на руках, и упал вниз. Терпимо.
— Куда ее теперь? — спросил подошедший Дир.
Хелье молча показал рукой на лес. Оба одновременно посмотрели на небо. Луна еще раз выглянула и снова скрылась. Почти бегом направились они к лесу. Небо совсем закрылось облаками. С реки пошла полоса тумана.
Дир бежал ровно, неся Предславу, на которую размеры и сила несущего произвели, очевидно, должное впечатление. Тощий Хелье не внушал ей ранее страха — ему можно было сопротивляться. В случае Дира, легко бегущего и несущего ее, Предславу, вроде бы между прочим, сама мысль о сопротивлении казалась ей абсурдной.
Дир добежал до кромки леса и без труда нашел место, где Владимир ждал исхода предприятия не привязывая лошадей (на случай необходимости быстрого отступления). Дир встал прямо перед Владимиром, с Предславой на руках. Сквозь случайно оставшийся проем в облаках, луна, всю историю человечества склонная к драматизму и умеющая выбирать эффектный момент, тускло осветила именно кромку леса.
Владимир и Предслава посмотрели друг на друга. Владимир ничего не сказал, а Предслава возможно и сказала бы, но мешал кляп.
— Поставь ее на ноги, — попросил Владимир. — Погони нет?
— Вроде бы нет, — сказал Дир.
— А где Хелье?
— Поотстал. Сейчас догонит.
Владимир вскочил на коня.
— Давай ее сюда.
Дир схватил Предславу за бедра и легко поднял ее вверх. Владимир подхватил было дочь под мышки, чтобы усадить впереди себя, но Предслава замычала и отказалась закидывать ногу.
— Держи ее, не отпускай, — велел Владимир, оценивший силу Дира. Освободив одну руку, он треснул Предславу по щеке сзади. — Ногу перекидывай, хвита, — сказал он.
Никто и никогда, ни при каких обстоятельствах, не называл так Предславу ранее. Шок сделал ее покорной. Мгновение спустя она сидела в седле.
Дир вскочил на коня.
— Где же дружок твой? — нетерпеливо спросил Владимир.
— Надо бы посмотреть, — предположил Дир. — Не случилось ли чего.
В этот момент Хелье появился возле, а луна спряталась, и ни Дир, ни Владимир не увидели перемены в облике сигтунца. В седло сигтунец забрался с трудом, но Дир приписал это недостатку опыта Хелье в области верховой езды.
— Все в порядке? — спросил Дир.
— Да, — ответил Хелье не сразу.
На этот раз Владимир поскакал первым. Дир и Хелье скакали позади, стремя в стремя.
— Чего это ты задержался? — спросил Дир.
Хелье промолчал.
Лошади, оставленные ими ранее на подставе, успели отдохнуть.
У переправы, в сторожке, Хелье свердом разрезал веревки, коими связан был сторож.
Сели в лодку. При малейшем нежелании следовать очевидным намерениям выкравших ее, Владимир раздраженно хватал Предславу за волосы. Дир взялся за весла, а Хелье сел у самой кормы.
Лодочный сторож получил обещанную гривну и не задал ни одного вопроса, и даже делал вид, будто не замечает ничего особенного. Предслава, видя, что и здесь, на киевском берегу, никто не собирается развязывать ей руки и вынимать кляп, впала в апатию.
У торга, на том же месте, где и ранее, печенеги, возможно те же самые, грабили очередную жертву. И снова никто не подумал вмешаться. Было не до того.
Подъем к детинцу занял около часа. Стража, услышав голос Владимира, поспешила распахнуть ворота. Не получив указаний от князя, Хелье и Дир решили, что им вменяется следовать за ним. В палатах Владимир, держа Предславу за предплечье, остановился у лестницы, ведущей в верхние уровни.
— Подождите меня здесь, ребята, — сказал он и поволок Предславу наверх.
Слуга осведомился, не желают ли добрые молодцы утолить жажду.
— Желаем, — подтвердил Дир.
Четыре светильника горели в помещении, и Дир, присмотревшись, увидел наконец, что друг его бледен.
— Хелье.
Словно опомнившись, Хелье нехотя потянул пряжку, снял сленгкаппу, и, повернувшись боком к светильнику, осмотрел этот самый бок. Рубаха была в крови.
— Где это тебя? — спросил Дир озабоченно.
— Царапина, — сказал Хелье более или менее равнодушно.
Он стащил рубаху через голову. Дир присел на корточки рядом.
— Да, вроде ничего особенного, — согласился он. — Кровищи много, но это даже хорошо.
Вошел слуга с кружками и кувшином. Дир повернулся к нему.
— Принеси воды и чего-нибудь… целебное что-нибудь…
Вскоре Хелье сидел на лавице, сжимая зубы, а Дир промывал ему рану. Не очень глубокая, дюйма четыре в длину. Очень умело перевязав Хелье, Дир сел рядом на лавицу.
— Кажется, — сказал Хелье сквозь зубы, — я убил человека. Не знаю точно.
— Когда? — спросил Дир.
— Когда мы к лесу бежали. Наверное, какой-то дозорный. Видно было плохо. Он наскочил сзади, из тумана. Может, ему тоже было плохо видно. Зацепил меня свердом.
— Так. И?
— Очень плохо видно было. Он лупил на удачу. Я, отчасти, тоже. В общем, я попал ему в живот. Он упал. А я пошел дальше. Даже не проверил, жив он или нет.
— Ну и что?
— Что — ну и что? — Хелье дико посмотрел на Дира. — Убил человека, понимаешь?
— А он бы тебя убил, если бы ты его не убил.
— Это ничего не значит. Нельзя убивать. Грех.
Дир даже растерялся слегка.
— Чего — грех?
— Сказано — не убий. Не сказано — не убий, если только тебя не вознамерились убить около Вышгорода, а кругом туман.
— Не знаю, что тебе сказать, — Дир пожал плечами. — Не понимаю, о чем ты. А как же в бою?
— Также.
— А ранее ты никогда никого не убил?
— Нет.
— Чудной ты, — Дир пожал плечами. — Конечно, убивать нехорошо. Иного парня родители нянчили, учителя учили, кормили его до отвала, одежду ему пряли много лет подряд, а ты его тюк, и все тут. Но бывает необходимо.
— Бывает? — спросил Хелье.
— Да.
Хелье промолчал.
Владимир спустился по лестнице — помолодевший, деятельный, и злой.
— Какую награду хотите, ребята?
Дир посмотрел вопросительно на Хелье. Хелье пожал плечами. Видя, что друг его говорить не расположен, Дир взялся за переговоры сам.
— Слыхали мы, князь, что есть в Киеве отряд славных воинов назначения особого…
— Косая Сотня? — Владимир ухмыльнулся. — Что ж. Считайте, что вы приняты, оба. Помимо этого, я бы хотел вас отдельно отблагодарить. Более того. Дать вам в подчинение дюжину отборных головорезов, каких сами выберете. И быть при мне.
— При тебе, князь?
— При мне. Служить мне лично. Верные и храбрые мне нужны. Кто из вас Предславе щеку рассадил?
— Она сама, князь, упала…
— Да. Надо было еще и выдрать ее как следует. Хорошо. Хелье, чего это ты разделся?
— Ранен он, князь.
— Ого.
— Царапина, — сказал Хелье. — Не будем об этом.
Владимир подобрел.
— Ну, не будем, так не будем, — согласился он, улыбаясь. — Пойдем, ребята, покажу я вам ваши хоромы новые.
— А… — начал было Дир.
— У вас в городе есть жилье, — сказал князь. — И вы его сохраните. Платить за постой буду я. Но жить вы отныне будете здесь. Пойдем, пойдем.
Хоромы оказались во внутреннем уровне терема — две просторные комнаты, соединенные дверью. Обстановка спартанская — топчаны, ховлебенки, стол.
— Обслуживать вас будет один холоп, — объяснил Владимир. — Белье менять, за нужником следить, и прочее. Никуда не отлучайтесь, предварительно мне не сообщив. Платить вам будут щедро.
Глаза Дира радостно сверкали. Хелье казался равнодушным. Он потрогал рукой топчан и сел на него, не прося позволения и морщась от боли.
— Завтра в полдень, — сказал Владимир, — двинем ратью в Вышгород. Хватит. Осиное гнездо пора прикрывать. Вы поедете с ратью. С Добрыней. А сейчас спите. Приятных сновидений.
— Э, князь… — позвал его Дир.
— Ну?
— А это… как же… на верность? Присяга?
— Верность вы уже доказали.
— Но ведь нельзя же, князь, без присяги.
Владимира эта наивность провинциала позабавила.
— Что ж, — сказал он. — Присягай. Я слушаю.
Дир посмотрел на Хелье и с удивлением увидел, что друг его улыбается в первый раз по возвращении из Вышгорода, и улыбка чем-то похожа на улыбку князя. Он снова обернулся к Владимиру.
— Ну? — князь наклонил голову.
Дир потоптался, потом подошел ближе к Владимиру, подумал, и встал на одно колено. Годрик когда-то рассказывал ему про ритуалы Камелота. Никаких причин, чтобы старым бриттским ритуалам отличаться от новых киевских, вроде бы не было.
— Клянусь тебе и присягаю, князь, — произнес Дир. — И буду верен общему делу… защищать… невинных от врагов… ты, князь, велик…
Он запнулся. Никакие другие слова на ум ему больше не приходили.
— Замечательно, — одобрил Владимир. — Я тронут. Все?
