Над головой что-то оглушительно взорвалось и через мгновение яркие вспышки света озарили темноту вокруг. Аленка падала вместе со мной. Она словно покорилась настойчивым объятиям ветра, отдала всю себя его ненасытной власти.
— Аленка, — шептал я, кусая обмороженные губы, — Аленка…
Но безрезультатно. Глаза ее были закрыты. А я был тяжелее и падал быстрее. Я пытался дотянуться до ее руки, но мои пальцы хватали воздух. Аленка безвольно падала, отдаляясь от меня все дальше и дальше. А я, будто тяжелый камень, рухнувший в колодец темноты. Я хотел видеть ее, я пытался управлять падением, но ветер, словно издеваясь, кувыркал меня и откидывал все дальше. Аленка превратилась в едва уловимый взглядом силуэт, а затем и вовсе растворилась в бесконечной темноте ночного неба. А я увидел свет внизу. Стремительно приближающийся свет. Я закрыл глаза, но даже сквозь веки ощущал жжение от огня, который тянулся к моей плоти, лизал мою кожу и поедал одежду.
(…Три)
Игнат откинулся на спинке стула, стирая со лба крупные капли пота. Пальцы его дрожали.
— Ну, дружочек, ты даешь, — сообщил он.
Я сжимал сиденье табурета с такой силой, что костяшки пальцев побелели и ныли от боли. Меня била крупная дрожь. Кабинет Игната дрожал, словно еще не успевшее раствориться видение. Постепенно я начинал понимать, где нахожусь. Я не падал.
— Нет, это ты даешь, — пробормотал я, — все было так… реально…
— Мы иногда проживаем несколько жизней за раз, сами о том не ведая, — сказал Игнат, опуская цепочку с медальоном в карман халата, — вот как ты, например. У тебя в голове такая каша, что за один присест не управиться. Предлагаю, когда закончим с твоей Аленкой, провести курс парапсихологического лечения. Чтобы разобраться с головой, идет?
— Сначала Аленку найди, — выдохнул я, — …то, что я видел, конечно, хорошо, но… как поможет делу?
— Это уже мои заботы. Все необходимое я разузнал. Если хочешь продолжить — продолжим. Если нет, то прошу не обижаться.
— Не за что обижаться. Я бы с радостью продолжил.
Игнат встал со стула и вернулся за расчищенный стол. Выудил откуда-то лист бумаги и ручку и принялся что-то быстро писать.
— Значит, тогда от тебя мне потребуется конкретно вот что… — сказал он, — по списку, желательно через два-три дня. И предоплата, соответственно…
Я вышел от Игната спустя пятнадцать минут, испытывая противоречивые чувства. В кармане лежал список необходимых вещей. В основном, требовались фотографии Аленки и некоторые ее личные вещи. Стоило ли верить Игнату? Отчаявшиеся люди всегда верят в чудеса, так чем я хуже? Ощущение того, что под гипнозом я побывал не просто в воспоминаниях, а в какой-то другой реальности — настоящей или нет, неважно — не покидало. Мне даже казалось, что морозный воздух до сих пор першит в горле. С серого неба сыпались легкие снежинки и тут же таяли на ресницах и на плечах. Город погрузился в несвойственную ему тишину. Или, может, это я отстранился от него в неконтролируемом желании завернуться в непроницаемый кокон, исчезнуть, замкнуться, пропасть.
Я брел по тротуару, не замечая людей, и странное чувство вины начало подтачивать мою душу. Неужели я в чем-то был виноват? Неужели, я в чем-то провинился перед Аленкой? Что она не успела мне сказать?..
Мы же почти не ссорились в жизни.
Почти… ключевое слово.
Неожиданно я с совершенной четкостью вспомнил тот день, когда между нами впервые пробежала черная кошка.
Когда…
Глава двадцать восьмая
…за несколько дней до дня всех влюбленных мне позвонили из фотоагентства и предложили провести праздник вместе с ними. Корпоратив, так сказать, модное словечко, одно из тысяч, что проникло в обиход русского человека и заняло там прочное место. На корпоративе меня хотели видеть непременно и практически безотлагательно, потому как в тот год я вроде бы стал номинантом на какую-то премию, и мое награждение должно было быть освещено ведущими телеканалами страны. Запись корпоратива проводили в тот же вечер, поэтому на сборы у меня оставалось всего несколько часов. Данная ситуация польстила.
К этому времени мы жили на новой квартире уже полгода. Аленка занималась переводами романов для одного крупного книжного издательства, попутно практиковалась в видеомонтаже и пыталась писать детские книжки. Ее энергии, казалось, хватало на все. То она участвовала во флеш-мобах, то тянула меня на выставку неформалов, то маршировала вместе с какой-то молодежной партией в знак протеста идиотских реформ в армии. Она лучилась энергией. Застать Аленку на одном месте было практически невозможно. Только по вечерам, когда мы оказывались вдвоем, она прижималась ко мне, и я чувствовал тепло ее тела, ее ровное сердцебиение, спокойное дыхание, и понимал, насколько она мне близка. Мы нарушали тишину ночи разговорами, или же просто наслаждались объятиями друг друга, медленно погружаясь в сон.
То было время, когда я перестал гулять по крышам. Красивейшие закаты стали мне так же далеки, как прошлая жизнь. Чувство чего-то нового, неожиданного, будоражащего постепенно притупилось, стало менее цепким. Появилась какая-то умиротворенность в душе, желание не просто совершить все дела в мире, ухватить все события, свернуть все горы и покорить все высоты, а завершить недавно начатое, доделать недоделанное, сгладить неровности, убрать выступы. Может быть, как раз в то время я ощутил то, что называется профессионализмом. Не знаю, хорошо это или плохо.
Меня все еще заваливали сотнями писем от поклонников любовной лихорадки. Меня приглашали на выступления, брали интервью, боготворили в социальных сетях и новостях по телевизору. Стоило мне сделать пару новых фотографий, как за ними выстраивались целые очереди, и всевозможные журналы платили любые деньги за право напечатать их на своих страницах.
Время перестало течь так, как хотел я. Теперь оно неслось с той скоростью, с какой в моей жизни начинались и заканчивались события. Может быть, каким-то краешком сознания я чувствовал, что Аленке меня не достает, но не придавал этому значения. А ведь время неумолимо. Там, где появилась трещина, время охотно разверзнет целую пропасть.
Когда я сообщил Аленке о том, что на день влюбленных мы пойдем на корпоратив знаменитых фотомастеров, Аленка не сильно обрадовалась. Мы только что закончили заниматься любовью, лежали на кровати в темноте, а в воздухе еще витал запах обоюдной страсти и наслаждения. Дыхание Аленки было сбивчивым, сердце колотилось в груди. Я лежал на спине, а она положила голову мне на грудь и пальцами перебирала мои пальцы.
— Ты хочешь наш с тобой день провести в компании чужих людей? — тихо спросила она.
Я провел ладонью по ее взъерошенным волосам.
— Солнц, но это же работа… — шепнул я, — понимаешь, я же не могу отказаться, это хороший заработок, плюс возможность новых предложений.
— У тебя сейчас мало денег? Или, может быть, предложений? — фыркнула она. — Не обижайся, Фил, я так, злюсь помаленьку. Мне казалось, что уж этот-то день мы могли бы провести вдвоем. Чтобы никого больше. Мы и так очень редко видимся вместе. Даже по ночам ты уже не всегда только мой.
— Солнц, — я не знал, что сказать, — работа же такая. Ну, что я могу сейчас поделать?
— Плюнуть на всех. Вообще-то, Фил, это очень просто. Делаешь так губами, и — тьфу на всех с высокой колокольни. Раньше же у тебя получалось?
— Раньше это было проще. Им тоже было на меня наплевать. А плевать на тех, кто не обращает на тебя внимания как-то легче.
— Да и сейчас нет ничего сложного. Просто ты забыл, как это делается. Ты же у меня видный склеротик. А еще очень добрый и уступчивый человечек. Нет бы сказать всем этим журналюгам, фотомастерам деланным, владельцам журналов и телеканалов, что, мол, идите-ка вы все, у меня с любимой праздник, мне нужно быть с ней и только с ней.
— Ты серьезно расстроилась из-за этого? Солнце, но ведь ты же пойдешь со мной.
— Быть с тобой среди толпы людей? — Аленка подняла голову и посмотрела на меня укоризненным взглядом. Она умела делать так, что я мгновенно начинал чувствовать себя виноватым, — нет уж, дорогой. Можешь называть меня эгоисткой, но я хочу, чтобы ты был для меня одной, а не для окружающих. Какой толк с тобой туда соваться? Смотреть на них всех, как они будут пить с тобой шампанское или водку, говорить о том, как они все тебя уважают и любят, какой ты милый и забавный? Ну, Фил, честное слово, как-то не хочется.
Я совсем растерялся. Кажется, я давно упустил из виду настроение Аленки. Прозевал, когда она посчитала нужным на меня обидеться.
— Но я же не могу отменить встречу…
— Еще как можешь. Если захочешь, то сможешь, — сказала она, — дело не в невозможности, а в том, чего ты хочешь, а чего нет. Раньше тебе не доставляло труда от чего-то отказаться. Так что изменилось-то?
