— Пойдем, Цветочек, — Алекс берет меня за руку и тянет на кухню.
— Ты ужасная.
Алекс открывает бутылку вина и наполняет два бокала.
— Шон любит это.
— Нет, Шон любит тебя, он терпит твое грубое поведение.
Она делает глоток вина.
— Что насчет Оливера? Что он терпит в тебе?
— Мою ненасытную жажду к сексу.
Алекс кашляет и усмехается.
— Я знала это! Спорю, что ты настоящая шаловливая маленькая лисица.
Я глотаю вино и улыбаюсь.
— О, мой Бог, Цветочек! Ты увлекаешься извращенным дерьмом? Шон не будет работать на тебя… никогда!
— Это не просто секс, это секс с Оливером. Он меняет жизнь и сносит голову, как будто существуешь вне своего тела.
Она качает головой и делает еще один глоток вина.
— Существуешь вне своего тела?
Я киваю и улыбаюсь, испуская мягкий вздох, когда думаю об этом.
— Таким образом, в то время пока некоторые из нас трут свой бугорок, после того как мужчинам не удалось довести дело до конца, у тебя такой секс, что ты ощущаешь, будто существуешь вне своего тела. Великолепно, Цветочек… просто великолепно. Шон должен усовершенствовать свои навыки. Может, нам следует попробовать отшлепать друг друга, как вы делаете с Оливером.
— Шшш… — я выглядываю, чтобы посмотреть, где находятся парни. — Мы этого не делали, — шепчу я. — По крайней мере, пока.
— Пока?
— Пока, — усмехаюсь я. — Это была такая шутка. Я думаю, что это и все, что будет, но не уверена.
— Да, но в этом всем есть доля правды. Мужчины — животные по своей природе. Около года назад Шон вытащил член преждевременно и кончил мне на грудь, будто чувствовал потребность поставить на мне свою метку или какое-то дерьмо в этом роде. Я сказала ему убрать всё, или он будет чувствовать вкус моей мочи в своем кофе на следующее утро.
Я давлюсь вином.
— Не-не нужно мне было этого знать, — я прочищаю горло.
— Ну, я просто рассказываю тебе, чтобы ты была готова. Один день — это дружественное похлопывание по твоей голой заднице, а на следующий он заявится к тебе с оковами, анальным расширителем и бутылочкой смазки «Восхитительная малина».
— «Восхитительная малина»…
Алекс пренебрежительно машет в воздухе рукой.
— Не спрашивай. Моя цель — это чтобы ты запомнила, что твой идеальный сексуальный жеребец является мужчиной, что означает извращенный поддонок с фантазиями, которые такой молодой и неопытный маленький Цветочек просто не может себе представить.
— Анальный расширитель? — я часто моргаю.
— Ты полностью упускаешь суть, Цветочек. Не обращай внимания, давай посмотрим, закончили ли мальчики переносить твои вещи.
***
— Мне нужно поехать навестить родителей, — говорю я, распаковывая одежду в Оливера, в нашей гардеробной.
— Ты собираешься признаться, что не ходила на учебу два прошедших года? — Оливер вытягивает пару моих «я буду всю жизнь девственницей» хлопковых трусиков и улыбается.
Сердито прищурившись, выхватываю их у него.
— Да, и я думаю, мне следует дать им мой новый адрес и представить им моего…
— Твоего кого? — Оливер снова хватает мои трусики и подносит их к носу. Алекс права, мужчины — животные.
— Моего парня-извращенца, — я снова тяну их. — Кондиционер для белья. Они пахнут как кондиционер для белья.
Он смеется.
— Тогда давай поедем на следующей неделе.
— Нет, на следующей неделе твой день рождения, но что ты думаешь, чтобы поехать туда через выходные?
Он бросает пустую коробку к двери, затем плюхается на кровать, заложив руки за голову.
— Так даже лучше. Уверен, что твои родители захотят увидеть тебя на твой день рождения, — он подмигивает мне с улыбочкой великого умника.
— Откуда ты знаешь, когда мой день рождения?
— У меня свои источники. Когда ты собиралась мне сказать?
— Вероятно, на следующей неделе, после того, как ты собирался мне рассказать о своем.
— Я не собирался тебе рассказывать, — он пожимает плечами. — Так как это не имеет большого значения.
— Ну, тогда я собиралась рассказать через неделю после никогда. А теперь, кто тебе рассказал? — я заползаю сверху него и расстегиваю его штаны.
Наклонив подбородок вниз, он наблюдает за мной с ухмылкой.
— Возбуждена?
Я облизываю губы и киваю.
— Имя.
— Мэгги сказала мне пару недель назад. Сказала, что ты никогда мне не скажешь, — он расстегивает пуговицу на моих шортах, а затем молнию.
Я встаю с кровати и стягиваю с него шорты и трусы, затем делаю то же самое со своими шортами и трусиками.
— Никогда — слишком длинный промежуток времени, но она, возможно, была права, — я выскальзываю из своей рубашки и снимаю бюстгальтер.
Он садится и снимает рубашку, затем оглядывается на будильник.
— Ты осознаешь, что у нас был секс около двадцати пяти минут назад.
Я киваю.
— Я могу сбегать купить пончик вместо этого.
Он протягивает руку, и я принимаю ее. Притягивая меня к себе на колени, он затягивает в рот один мой сосок, пристраивая свой член к моему входу, дразня мой клитор движениями вперед-назад.
Я выгибаю спину, и он сосет сосок сильнее, царапая его зубами, когда отпускает его, затем проделывает то же самое с другой грудью. Мне нравится чувствовать, как его язык мучает мои соски.
— Заставь меня кончить… вот… так, — я закрываю глаза и позволяю ему привести меня к выносящему мозг оргазму только дразня языком соски и скользя теплой влажной головкой члена по моему клитору. — Да… Даааа! — я кричу громко и не сдерживаясь. Он начинает проскальзывать в меня, но я встаю с кровати.
— Куда ты…
Я поднимаю палец и усмехаюсь, затем иду в гардеробную. Через несколько секунд я выхожу с важным видом, одетая в черный кружевной бюстгальтер, который почти не скрывает моих сосков, и пару черных сапог, на высоких каблуках, длинной выше колена, без трусиков.
— О, святой Иисус, — дыхание Оливера становится тяжелым, когда его жадные глаза скользят по моему телу.
Я подхожу к комоду, где произошел несчастный случай, и наклоняюсь, хватаясь руками за край.
— Чего ты ждешь? — говорю я, глядя на него через плечо.
На его лице, лишенном эмоций, появляется улыбка, а его голубые глаза находят мои. Он встает, затем, хватая меня за бедра, слегка касается своим твердым членом моего входа.
— Ты, черт побери, мечта каждого парня, ты же знаешь это, правда? — он погружается в меня и несколько фотографий его семьи вместе с его наручными часами и какой-то мелочью дребезжат на комоде. Стон вырывается из его груди, когда он останавливается, погруженный глубоко во мне.