У одного из троих была тёмная кожа, не знаю, то ли от солнца Италии, то ли от природы, а в мочку правого уха была продета золотая серьга в виде кольца, как у цыгана. Он то и дело хватался за это кольцо. Это движение, должно быть, вошло у него в привычку для отвода глаз в бою, потому что опасной у него была как раз левая рука; но это я заметил только позже. У второго на голове вообще не было волос, но внимание привлекало не это, а его беспокойные глаза, они всё время бегали из стороны в сторону. Третий был самый старший, и если он хотел что-то сказать, остальные сразу смолкали, даже не договорив начатую фразу. Нетрудно было догадаться, что в Италии он занимал какой-то значимый пост.
Когда я вошёл, они обратили на меня не больше внимания, чем на паука или на сороконожку на стене, один лысый на мгновение задержал на мне взгляд. Я чуть было не перекрестился от дурного глаза, но не посмел; это могло его обидеть. Они были ещё трезвые или не сильно пьяные, это было заметно по их разговору. Напившись, они произносят каждое слово так тщательно, будто балансируют на брёвнышке над пропастью.
Они рассказывали про войну, как обычно, и все, разумеется, были герои. Столько битв, сколько они выиграли, не насчитается и в сотне походов. Поли слушал, раскрыв рот, как маленькие дети, когда Чёртова Аннели рассказывает про страну лентяев, где колбаски растут на деревьях, а колодцы полны сладкого сусла. Я бы лучше куда-нибудь ушёл, но дядя Алисий велел мне остаться, а когда он командует, его приказа нельзя ослушаться. Я забился в угол и надеялся, что они забудут про меня. Их похвальбу я не слушал, пытаясь думать о чем-то более приятном, о Кэттерли, например, и об ощущении в пальцах, когда расчёсываешь её волосы. Но долго пробыть невидимым не удалось, потому что в их брехне возникла пауза, и дядя Алисий указал на меня:
– А вот мой племянник. Я из него сделаю настоящего солдата.
Трое оглядели меня так, будто я был гусь, которого крестьянка принесла на продажу в рыночный день, а они пока не определились, хочется ли им жареной гусятины. Чёрный с серьгой в ухе поднял одну бровь – не знаю, как он это сделал – и сказал:
– Да это же дрыщ, такой потеряется в вонючей дырке полковой потаскухи.
Другие засмеялись, и Поли тоже, потому что он во всём им подражал. А смеются они всегда громко, как будто кого-то хотят убедить в своём веселье. Дядя Алисий за меня заступился и сказал, что дело не в мускулах, храбрость у человека в крови, а его племянник полон отваги. Хоть по нему, может, и не видно. Но я настоящий швед. Наверное, у меня было глупое лицо, потому что они опять засмеялись, и старший из них, тот, которого никогда не перебивали, сказал:
– Я думаю, мальчишка даже не знает, что такое швед.
– Может, вы ему объясните, colonello[22], — предложил дядя Алисий. – Уж вы-то умеете рассказать о таких вещах.
С этой истории начался вечер, а худшее, случившееся потом, произойдёт только позднее. Это была история не из тех, какие рассказывает Аннели, когда с напряжением ждёшь, что же будет дальше, но я кое-что при этом усвоил; в частности, то, что мы, швицерские, собственно, и есть шведы. Не знаю, была ли то подлинная история или сказка, но я не хотел задавать такие вопросы.
Швеция, рассказал колонелло, холодная страна на севере, солнце иногда не показывается там от Дня святого Мартина в ноябре до Пепельной среды в самом начале поста. Бывает, что и летом идёт такой снег, что засыпает весь город. В такой стране могут выжить только сильные люди, сказал он, ещё и потому, что там много диких зверей, а шведы защищаются от них голыми руками. И якобы самый сильный из них, по имени Свит, задушил волка ещё в младенчестве, когда тот хотел утащить его из колыбели.
У Аннели всегда знаешь, что её истории не всамделишные, но человек, которого называли колонелло, совсем не из тех, кто рассказывает сказки. Хотя я не представлял, как мог младенец справиться с волком.
И вот, несмотря на всю силу и прилежание, в стране однажды начался голод, рассказывал он, целый год не таял снег, и озимые посевы сгнили в земле. Король страны, а звали его Гисберт, созвал поэтому большое собрание, и там они решили, чтобы часть народа отправилась на поиски новой родины. А кому выпадет такая судьба, решал жребий. Фамилии семей записали на обрывках коры, и младший сын короля доставал из большой бочки такие обрывки. Чья фамилия была там написана, должен был со всем своим родом, с детьми и домашним скарбом покинуть страну. Набралось таких изгнанников несколько тысяч.
Б этом месте колонелло вытянул руку, ничего не говоря, как это делал доктор-юрист, когда хотел, чтобы ему подали молоток или его бочки́, и Поли подбежал с кувшином и долил ему в кружку. Когда после этого он снова хотел присесть на скамью, трое гостей ещё шире раздвинули колени, и для Поли вообще не осталось места. Он подпёр плечом стену и пытался сделать вид, будто и сам давно уже хотел размять ноги, но у него получилось неубедительно.
История продолжалась: высланные из страны поджидали друг друга у границы и решили все вместе отправиться в Рим. Они ничего не знали ни про Папу, ни про императора, но слышали, что там всегда светит солнце, и одного этого для них было достаточно, чтобы стремиться к цели: намёрзлись они у себя на родине достаточно. По пути на юг им постоянно приходилось сражаться с народами, по чьим землям они проходили, «но, – сказал колонелло, – я не хочу перечислять эти битвы по отдельности. Мальчишке достаточно знать, что во всех этих битвах шведы побеждали».
– Разумеется, они побеждали, – сказал дядя Алисий. – Если у них младенец душит голыми руками льва.
– Болка, – поправил чёрный с серьгой.
– Это неважно, – сказал Алисий. – Но вот то, что голыми руками…
Он не договорил, потому что колонелло грозно зыркнул на него за то, что его рассказ перебили.
– Они шли и шли, – рассказывал он дальше, – всегда в сторону солнца, и наконец добрались до альпийского Фрекмюнта. Там они не смогли договориться о дальнейшем пути и поэтому разделились на три группы. Одна группа направилась в Нидвальден, вторая через Брюниг в долину Хасли. Но третья группа, с самыми храбрыми воинами, непременно хотела дойти до Рима, и они двинулись к Альпам. Тогда в тех местах ещё не было селений, вообще ничего не было, им приходилось пробираться сквозь непроходимые лесные дебри. Однажды, это было как чудо, они наткнулись на дивную долину, окружённую и хорошо защищённую высокими горами, на которых и летом лежал снег. Это так напоминало им прежнюю родину, что они решили не идти дальше на Рим, а поселиться там навсегда. Только не могли договориться, как им назвать новую страну.
– А у них было два предводителя, братья-близнецы, одинаково рослые и одинаково сильные. И так похожи друг на друга, что даже их лучшие друзья не могли их различить. Один из них был тот самый Свит, которого ещё называли Волкодав, а его брата звали Шейо, по прозвищу Лесоповал, потому что он однажды голыми руками вырвал с корнем дуб. Каждый из них хотел, чтобы новая страна называлась его именем, а поскольку оба были упрямцы и ни один не хотел уступать, общее собрание группы постановило: пусть дело решит поединок.
Борьба длилась целый день, потом ночь и ещё следующий день. Никогда ни прежде, ни потом не бывало поединка между двумя такими мужчинами – равной силы и отваги. Они бы и дальше боролись, потому что ни один не обессилел, но к вечеру второго дня Шейо, сам того не заметив, наступил в змеиное гнездо, и его укусила гадюка. Тут силы его покинули, и он не смог уклониться от очередного удара брата-близнеца. Его могилу ещё долго показывали, но потом воспоминания утратились, и теперь никто больше не знает, где она.
Мужчины не скорбят, когда убьют кого-то в честном бою, поэтому Свит не горевал по своему брату, хотя они были заодно ещё в материнской утробе. Он победил, и только это было важно, и новую родину назвали его именем. С тех пор эта долина зовётся Швиц, а её жители – швицеры. А раз они все происходят от самого сильного шведа, они лучшие воины в мире…
