Рота старшего лейтенанта Мазурека пребывала в форменном разложении. Мастера, заламывая руки, в смятении метались по стройплощадкам. Руководители строительства каждый пятнадцать минут звонили в канцелярию роты, чтобы кто‑нибудь пришёл навести порядок, но никто на это не решался. Старший лейтенант Мазурек явно боялся, лейтенант Троник твердил, что лично вмешается, только когда события примут явно выраженный политический характер, а старшина Блажек, которого продление срока службы касалось так же, как и остальных, объявил, что в случае бунта выдаст бунтующим автоматы.
На стройке никто не работал. Возле бетономешалки стоял популярный юдофоб Жанда по прозвищу Салус, и пространно рассказывал о происках мирового еврейства.
— Чепичка ведь не еврей, — заметил Цина.
— В этом‑то и есть вся их хитрость, — кричал Салус, — Главный Еврей стоит где‑то сзади, и дёргает за ниточки. А такие вот Чепички им служат, и порой даже сами об этом не знают. Запомните, за всем стоят евреи! Я точно знаю, я из Гольчова–Еникова!
Душан Ясанек хотел что‑то возразить, но как только он открыл рот, ему туда кто‑то пихнул цемента, таким недемократическим способом выведя его из дискуссии.
— Это безобразие, — подал голос кулак Вата, — да только ни хрена тут не поделаешь, придётся нам гнуть спину и вкалывать!
— Теперь понятно, почему надрали крестьян под Хлумцем, — сказал Кагоун, — в решающий момент они всегда дают задний ход. Я‑то думал, ты весь из себя герой, а ты собираешься устремиться к новым достижениям социалистического общества.
— Я просто не хочу, чтобы меня посадили, как моего двоюродного брата Алоиза, — грустно произнёс Вата, — У него на чердаке лежал штуцер с австро–прусской войны, ржавый и с погнутым стволом. И чтобы он не валялся без дела, Лойза его воткнул в землю на лугу и привязал к нему козу. А через пару дней его забрали и вкатили ему четырнадцать лет за хранение оружия с целью вооружённого заговора. Ты меня теперь не втягивай, я знаю, что делаю.
Остальная часть роты попивала пиво в гранд–отеле»Браник». Ефрейтор Ржимнач плясал на столе»казачок», распевая при этом»А нам всё равно!», Кунте клянчил у официанта семнадцатую кружку пива, а бывший грабитель Бобр твердил, что хоть его в Замрске и перевоспитали, но теперь он теряет веру в светлые цели социализма.
В эту безутешную минуту в заведение вошёл Кефалин.
— Король пьяниц прибыл! — воскликнул ефрейтор Ржимнач и плюхнулся в корзинку с солёными рогаликами. — Дайте ему выпить, иначе он задохнётся, словно рыба!
В тот же миг перед Кефалином появилось несколько запотевших кружек с пльзенским пивом. Таким образом, переубеждение отстающих и колеблющихся элементов не состоялось.
Перед самой сменой караула у танкистов обнаружили пропажу арестованного. Ефрейтор доложил капитану Коровке, и тот недоверчиво завертел головой.«Не может быть», — бормотал он, — «Такой был инициативный товарищ. Эта идея со сбором перьев просто великолепна. Наверняка он где‑то возле казарм».
— Продолжайте искать, — приказал Коровка ефрейтору, — привлеките к поискам всех арестованных. Больше глаз больше видят. Разойдитесь во всех направлениях, при этом заодно можете собирать макулатуру.
Эта акция дала единственный результат в том, что сбежали ещё четверо арестантов. Капитан Коровка уставным шагом направился в стройбат, и первым, кого он обнаружил во дворе, был Кефалин, который только что вернулся с работы.
— Товарищ рядовой! — заорал капитан, — Вы обманули моё доверие! А кто меня однажды обманет, тот за это поплатится. За мной!
— Товарищ капитан… — попытался объяснить Кефалин.
— Молчать, не рассуждать, ничего не хочу знать! — кипел капитан, — В направлении гауптвахты — шагом марш!
Где‑то через час Кефалина начал искать лейтенант Троник. Он уже приготовил командировочный лист в Непомуки и намеревался дать агитатору несколько ценных инструкций к предстоящему слёту. Однако, найти Кефалина не удавалось.
«Это безответственность!» — стучал Троник кулаком по столу, — «Он же знает, что ему завтра с утра ехать! Он там, случаем, не напился снова?»
Он отдал приказ искать Кефалина и сам несколько раз пробежал по зданию, заглядывая во все отдалённые углы. Агитатор, впрочем, пропал без вести.
Троник созвал комсомольский актив и произнёс:
— Товарищи, это очень печально, но Кефалин снова не оправдал доверия. Несмотря на то, что ему известно, что завтра он должен принять участие в слёте агитаторов в Непомуках, есть основания подозревать, что он снова напился. Поэтому обыщите все питейные заведения в Таборе и доставьте Кефалина в канцелярию роты. Действуйте быстро и продуманно. Я на вас полностью полагаюсь!
Рядовые Ясанек, Бобр и Ленчо с энтузиазмом устремились на улицы города, не потрудившись даже выписать увольнительные. Прежде, чем они успели посетить первую пивную, их повязал патруль, и они предстали перед командиром гарнизона. Они попытались ему объяснить свою благородную миссию, но командир был неумолим.«Пусть вымоют все туалеты», — сказал он, — «и позвоните стройбатовскому командиру, чтобы он пришел за этими бродягами! Я в жизни не слышал более дурацкой отговорки. За те двадцать лет, что я в армии, мне врало много солдат, но ещё никто мне не сочинял, что ищет пьяного агитатора».
Через некоторое время трубку снял старший лейтенант Мазурек. Он пообещал прийти за четырьмя недисциплинированными бойцами, но тут же об этом забыл, потому что жена приказала ему идти гладить рубашки. Ясанек, Анпош, Бобр и Ленчо под присмотром веснушчатого лейтенанта мыли сортир, напрасно надеясь, что кто‑то придёт их освободить.
Между тем, лейтенант Троник начал сильно нервничать, и лично отправился в Табор. С надеждой он заглядывал во все пивные, но нашёл там только Кунте, Кутика, Салуса и Цину, которые никак не могли ему помочь в политической работе.
Только около девяти вечера, когда на древний Табор спустились сумерки, лейтенанту пришло в голову, что что‑то могут знать в гарнизоне. Он направился туда и тут же столкнулся с комсомольским активом, находящимся в состоянии полного изнеможения.
— Где Кефалин? – гаркнул на них лейтенант, — Вы нашли его?
Четверо комсомольцев отрицательно завертели головами.
— Разочаровали вы меня, товарищи, — огорчился Троник, — Как можно вести политическую работу в подразделении, если ни на кого нельзя положиться? Следуйте за мной, товарищи, возможно, Кефалин возвратился сам.
Однако Кефалин не возвратился. Лейтенант вновь яростно забегал по помещениям, выкрикивая имя агитатора и заглядывая во все пустые ящики.
И лишь в ту минуту, когда он был на самом краю отчаяния, неожиданно подал голос кулак Вата.
— Если вы насчёт Кефалина, — сказал он, — То его после обеда один капитан отвёл на губу к танкистам.
Замполит сразу понял всю комбинацию.
— Вата! – застонал он, — Что же вы сразу не сказали?
— Уж я страсть как не люблю лезть не в свое дело, — заворчал кулак, — Сейчас нипочём не узнаешь, что с того выйдет!
— Типично буржуазные взгляды! – рявкнул лейтенант, и, не медля ни секунды, кинулся на гауптвахту, что снова, уже второй раз за день, вызволить оттуда ротного агитатора рядового Кефалина.
Глава девятнадцатая. АГИТАТОР НА ЗЕЛЁНОЙ ГОРЕ
В Непомуках дисциплина начала постепенно ослабевать, и сам великий владыка Зелёной Горы, майор Галушка по прозвищу Таперича, не мог на это закрывать глаза. В качестве первоочередной меры он провёл культурную чистку — залез в библиотеку и изъял оттуда»Похождения бравого солдата Швейка».«Таперича Швейку конец», — сказал он при этом, — «А то много стало Швейков в наших частях».
Потом он принялся лично проверять караулы. Неслышно скользя в ночной тьме, он нападал на незадачливых бойцов, небрежно исполняющих свои обязанности. Особенно поплатился выпускник консерватории Гартусный, который с полуночи до двух часов охранял склад портянок и других армейских припасов. Стояла чудесная тёплая летняя ночь, поэтому поэтически настроенный солдат оставил автомат в караульной будке, а сам прогуливался среди деревьев, напевая вполголоса»Мириам, моя прелестная Мириам!»
В эту минуту от ствола липы отделилась тень. Майор Таперича подскочил к караульной будке, и, не успел распевшийся солист опомниться, завладел его автоматом.«Таперича вы, товарищ рядовой, домириамились», — загремел майор, — «Поедете на работы в Арноштов, лес валить, будете знать, что армия — это вам не опера!»
Но это были лишь частичные успехи, которые Таперичу не удовлетворили. Он видел, что батальон распадается прямо у него в руках, и подозревал, что принципиально повлиять на события уже не может.
Он вызвал своего заместителя по политической работе капитана Оржеха, и грустно произнёс:
— Таперича нас, Оржех, ждёт дорога на Голгофу. Мне порой кажется, что лучше всего было бы уйти на гражданку!
